Тарас Витковский - Самозванец. Повести и рассказы

Отвергающие мирный быт, люди в камуфляже работали в охране, в МЧС или занимались спелеологией. Были среди них и «диггеры» — обитатели московских катакомб. И всякие другие экстремалы тоже были.

Типичным образцом этого биологического вида являлся Петя Пятачок. Он был первым молодым человеком Эварсель и большим приятелем Уны. «Если б ты только видел, ка-акая у него елда!» — говорила Уна, заводя глаза.

Виталика мало интересовала Пятачкова елда; кроме того, люди с милитаризованным сознанием его удручали. Но Петя сам по себе был парнем неплохим. Эварсель привела его к «толкиенутым», и Пятачок среди них адаптировался. Наблюдать, как он спорит с воином «Черной гвардии», было сплошным удовольствием. Кроме того, Петя проявлял любопытство:

— Мне интересно знать, как живет нынешняя молодежь... Я не верю, что все так плохо, как говорят ТАМ... (Имеется в виду — там, где гремят разрывы, свистят коварные черкесские пули и выскакивают из-под ног прыгающие мины.) Так вот, ТАМ уверены, что вы все здесь — жалкие слизняки, которых по возвращении следует давить на каждом углу. Но я вижу, что это не так. Вы — такие же, как и МЫ. Может быть, МЫ, в отличие от вас, кое-что поняли... Вам, впрочем, лучше ЭТОГО не понимать...

Так говорил Петя Пятачок Виталику во время их первой беседы. Они курили на лестнице, и тени от снежинок застревали в усах героического Пети, и глаза его чернели, не отражая фонарного огонька, и синий сумрак лежал на пятнистых плечах, как самая настоящая бурка. Он вообще делался похож на поручика Михал-Юрьича, да так, что Виталик внутренне качал головой и бормотал: «Чорт его знает...»

Виталик ожидал очередного появления Настеньки, когда из хлюпающих объятий города выплыл Петя Пятачок. Сегодня к таинственному его флеру примешивался какой-то серенький оттенок реальной беды.

Пятачок залетел на огонек, потому что ему очень не хочется ехать домой. Живет он где-то в Химках, но проблема не в расстоянии. Петя бродит по Квартире слегка рассеянный. Что-то случилось.

— Сегодня у нас пусто. Можешь здесь переночевать, — говорит Виталик.

Пятачок держит себя в руках, и только дрожащий ус выдает его волнение. Наконец он не выдерживает.

— У меня, хм, неприятности... — роняет он. — ...С милицией...

— Прибил кого-нибудь? — небрежно спрашивает Виталик.

— Нет пока... но они, похоже, думают по-другому.

— Да в чем дело-то?

Пятачок подкручивает дергающий ус и, крякнув, повествует:

— Спустился я, значит, неделю назад в «систему». Нашу, Химкинскую. И у шахты восьмого коллектора, в районе люка номер четыре, обнаружил труп мужчины. Приблизительно 28-30 лет, рост 182, обувь — 44-й. Обувь я особенно рассмотрел — его ноги в проходе торчали... Рубчатая такая подошва... В брюшной полости — два проникающих ножевых ранения. На лбу — кровоподтек. На нижней челюсти с левой стороны — обширная гематома. Документы, деньги и ценности — отсутствуют.

— Ну а ты-то тут при чем?

— Да я, дурак, сам в милицию пришел. Они меня три дня как свидетеля мурыжили. Чувствую — подозревают... козлы! Там, видите ли, ничьих следов, кроме моих, нет. Да и весь город знает, что я по «системам» — первый спец. Вот и кажется, что меня сегодня брать будут.

— Да ну, ерунда. Давно бы взяли, если бы хотели.

— Ты не понимаешь. Не любят они меня, — с горькой усмешкой произносит Пятачок. — Чувствуют, что я их не боюсь, — и не любят.

— Ну оставайся, ночуй. Хоть совсем поселись,— предложил Виталик.

Петя сумрачно клонит голову.

— Позорно это как-то... Я думаю, шлепнут они меня. За сопротивление...

Виталику уже ясно, что Пятачок просто психует и при этом как-то трогательно ждет помощи. У него созревает решение.

— Знаешь, — говорит он, — поеду я с тобой. Я, в конце концов, представитель прессы. Убивать нас обоих — слишком много мороки. А так они и тебя не пристрелят. А мы с тобой винца возьмем, на кухоньке посидим, за жизнь побеседуем.

В произошедшее с Пятачком Виталик не очень верил. Деловитость, достоверность и обстоятельность рассказа несколько его смущали. Да и, потом, самый отпетый «серый гусь» не будет переть на рожон. Позорно там или не позорно, «эстремал» уйдет в такой ситуации куда-нибудь в подполье — и будет тысячу раз прав.

Но Виталик знал также и то, какие причудливые формы принимает иногда одиночество. «Кроме того, у меня сегодня меланхолия, и скандал, который Настенька обязательно закатит, мне противопоказан», — подумалось ему.

Пятачок как-то тяжко кивнул головой, и они стали собираться.

— Я еду к Петру, у него и заночую, — объявил Виталик Агасферу.

Агасфер сидел на лежбище по-турецки и глядел на просвет сквозь собственную фланелевую фуфайку. На слова Виталика он не среагировал.

Человек в трико. В этом месте я должен кое-что объяснить почтенной публике. Несмотря на то что место действия переносится почти на тридцать километров, действие по-прежнему четвертое. В данном случае автор просто расширяет место действия. Если ему понадобится — он волен расширить его до метагалактики, и это не будет нарушением законов драматургии.

Подпрыгивая в хвосте автобуса, Виталик не без улыбки воображал, какая физиономия будет у Настеньки, когда она обнаружит его отсутствие. За последнее время наш герой подустал и отчаялся чем-либо помочь Дикой Женщине. Необходимость терпеть ее выходки превратилась в нудную обязанность. Следовало бы послать ее к черту, но Виталик не решался. Он был трус и к тому же очень не хотел признавать свое поражение. «Я не делаю этого из человеколюбивых побуждений, — думал он. — Кто-то же должен защищать от нее окружающих».

Квартира Пети была образцовой с точки зрения любого спартанца. Две комнаты и кухня были обставлены лаконично: лежак, тумбочка, холодильник, стол и два стула. В прихожей с вешалки стыдливо свисал штатский костюм приличного серого цвета. На полу под ним лежала толстая и длинная грязно-синяя торпеда. Только присмотревшись, Виталик сообразил, что это баллон для газосварки, очевидно — наследие недавнего ремонта.

На стене, распятая кнопками, желтела тусклая фотография — Петя с автоматом на фоне дремлющего вертолета.

— Это я... в одном месте, — сообщил Пятачок.

Виталик не стал уточнять, в каком именно. Такое фото могло быть снято и в Гудауте, и в Дубоссарах, и на аэродроме Тушино. Петя открывал бутылки и взрезал складным ножом банки с сайрой, шпротами и частиком мелким. Консервы тотчас остро запахли.

Петя давно успокоился. Приступ неврастении, кажется, прошел.

— У меня с посудой неважно, — предупредил он. — Вот, возьми... — И протянул Виталику латунный стакан — крышку от фляги. — Хорошая вещь. Эту флягу я раздобыл еще в... словом, давно. А я из горла буду.