Тарас Витковский - Самозванец. Повести и рассказы

— Какая, однако, сволочная баба, — сказал Петя. Он хотел сказать покрепче, но проявил по отношению к Виталику неожиданную деликатность. — Пришла, кайф сломала, вино выжрала... Почему она с тобой так обращается?

— От неуверенности в себе, — ответил Виталик.

— Вишь, чертова баба... Да она тебя заездит совсем.

— Не заездит. У нес муж есть.

— Вот те на! Муж в армии небось?

— Нет. Он дома сейчас сидит. Курсовик ей пишет.

— Тю! — Пятачок развел руками. — Бывает же...

— Да уж, бывает, — сказал Виталик.

Они купили сигареты и долго выбирали вино. Продавец злобно посматривал на них сквозь свою амбразуру. Сбоку от него угадывался женский загривок.

— «Хванчкара» производства Молдавии... Нет, это хуже, чем «ТТ» китайской сборки, — говорил Петя.

— А может, «Три семерки»? — предложил Виталик.

— Это блевантин. А каберне дороговато.

— Я добавлю. Давай.

Они считали деньги. Виталик слегка озяб.

— Почему вы расстались с Эварсель? — спросил он на обратном пути.

— А ты как думаешь?

— Ну, не знаю. — Виталик и впрямь не знал.

— Запросики у нее... Ну, прочел я Толкиена, даже на игру съездил, — рассказывал Петя, вдруг разволновавшись. — Ничего, понравилось. Я там в одиночку города брал...

Виталик засмеялся.

— Натурально, в одиночку. Дальше — в театры ходили. Если там балет — я ничего. Мне нравится. Жизель, Чиполлино... Танец с саблями — здорово! Ну, Чехов Антон Палыч — три сестрицы, офицеры там такие, знаешь? Я смотрю с удовольствием. Красиво. А потом пришли как-то в театр, а там — голые мужики с кастрюлями танцуют, и тетка какая-то с абажуром на голове... Еще какой-то рычал все время. Я и заснул.

Виталик роняет сигарету в снег.

— А Эварсель мне потом и говорит: «Мне, мол, за тебя стыдно». Ну, я и думаю: зачем тогда?.. — Петя совершенно не сердится, но глаза его блистают зарницами. О бурка, где ты...

— Поэт еще к ней ходил. То, что он наркоман и педераст, еще куда ни шло. Говорят, теперь без этого в мире искусства никуда. Но он стихи читает, только надев на лицо дамский чулок. Я и говорю: «Может, и мне чулок надеть? Ты скажи!» Она в слезы. Я и ушел. Такая вот сага.

— Грустно все это, — подытожил Виталик.

— Да не особо. Всякому свое место. Меня, брат, такие женщины любили...

Уже в подъезде Пятачка вдруг озаряет. Он вынимает рацию из-за пояса и знаками просит Виталика помолчать. Они поднимаются на площадку выше, чем нужно.

— Сейчас будет цирк, — обещает Петя.

Виталик осознает, что вот-вот произойдет нечто очень смешное, но не очень правильное, какое-то злое шалопай-ство. Но противиться он не может — угол души, где обреталась Настенька, весь объизвествился, стал похож на пещеру, со сквозняком и летучими мышами. Виталик узко открывает рот, и оттуда вылетает тихонький собачий смешок.

Петя сверкает очами и набирает воздуху. Потом...

Потом он делает зверское лицо и, нажав кнопку, произносит чужим пасмурным голосом:

— Группа захвата! Готовность номер один. Повторяю: номер один! По сигналу ломайте дверь. По сигналу! Оружие не применять. В квартире посторонние. Повторяю посторонние!

Виталик, не в силах сдержаться, фыркает.

После трех секунд оглушительной тишины в уши врезается пронзительный вопль:

— Не стреляйте!

Дверь в квартиру ходит ходуном. Слышны скрежещущие звуки, словно кто-то рвет замок стальными копями.

...Дикая Женщина Анастасия, путаясь в рукавах дубленки и завывая, выскакивает из петиной квартиры и устремляется вниз. Где-то на втором этаже, где выбита лампочка, ей что-то мерещится. Она испускает крик птеродактиля и поддает ходу. С улицы долго доносятся ее удаляющиеся хрусткие шаги.

— Она еще успеет на автобус, — говорит Петя, смотря на часы.

Они вошли в квартиру. На полу в прихожей виднеется небольшая лужица подозрительного свойства. В центре лужицы — след левого женского сапога.

— Размер — тридцать семь. Каблук стоптан внутрь. Обувь производства Беларусь — предположительно, — сказал Пятачок тоном эксперта.

— Похоже на то, — согласился с ним Виталик.

Виталик ощущал себя странно. Гремучая смесь из угрызений совести и злорадства ударяла в голову, подобно «Вдове Клико».

В дверь опять звонили.

— Неужели вернулась? — поразился Пятачок.

Но на пороге стоял тучный мужчина в сером пуховике.

— Зеленый! Рад тебя видеть! —обрадовался Петя.

— Рад тебя видеть, — угрюмо отвечал Зеленый. — Я тут принес...

И он вынул из обширных карманов две бутылки молдавской «Хванчкары».

В седьмом часу утра, оставив Пятачка и Зеленого грезить на лежаке о несбыточном, Виталик поехал домой.

— Я так естественно и просто думаю — «домой», — говорил он себе, — это рефлекс, привычка или лицемерие?

В горле першило от скверного вина.

«Какой разный вкус у бессонных ночей!» — думал Виталик.

В палатке у остановки он купил сигарет. Деньги кончались — скверно...

Итак, даже повисая в пустоте, человек осваивается и, мысленно огородив вокруг себя пространство, начинает считать его домом. Вокруг, как в барокамере с невесомостью, повисают его вещи, его друзья и какая-нибудь женщина... В темном Ничто качается кадка с фикусом, стереомагнитофон. На шнуре, воткнутом вилкой в пустоту, как на привязи, маячит стиральная машина. Раскрытая книга корешком вверх кружится кондором над головой. Грифы клюют падаль, мон ами...

Отогнав от себя наваждение, Виталик пялится на девушку, сидящую под козырьком остановки. Девушка сладко зевает. Несмотря на кусачий утренний холод, ее пальтишко расстегнуто — виден розовый пушистый свитерок.

Мысли девушки просты и незатейливы — пар из ее рта приобретает очертания чашки, а в чашке — слабенький сладенький кофе с молоком...

«Живут же девушки, без тайн и вывертов — а какая бездна обаяния!» — подумал Виталик невесело.

Девушка, как-то лениво спохватившись, вдруг запустила лапку без перчатки в тесный кармашек джинсов. Покопавшись там пальчиками, она извлекла крохотный нательный крестик на снурке. Одела его и расположила под горловиной свитера. Судя по длине снурка, распятие повисло как раз между грудями.

Девушка зевнула в кулачок и встала со скамейки. Подъехал автобус.

В желтом его брюхе было пустынно. В дальнем конце салона, как в тоннеле, сидел рабочий со «Спортивными новостями» в кулаке. Автобус тронулся.

Придорожные фонари были янтарно-желты, светофоры горели бразильскими изумрудами. Автомобили имели заспанный вид.

— ...приглашает на работу'... и девушек. Предоставляется спецодежда... и на должность кондуктора с окладом... бесплатное обучение... льготы на проезд... — читал Виталик прыгающее объявление. На нем был нарисован румяный парень с бляхой на груди.