Тарас Витковский - Самозванец. Повести и рассказы

Пожилая фея кашлянула еще раз и поведала следующее.

Жорик припарковал машину у забора, неподалеку от бетонной тумбы с тремя голыми флагштоками.

— Жди здесь, — сказал ему Лапин, выбрался наружу и сразу же принялся охать, медленно выпрямляясь в пояснице.

— А вы его пчелиным ядом, Борис Сергеевич. У меня тесть — того, так ему помогает, — сочувственно сказал Жорик. Лапин скорчил презрительную гримасу — мол, видал я ваш пчелиный яд... — и пошел, слегка косолапя. На этот раз боль прошла на ходу, осталось только легкое жжение.

Миновав ворота с надписью «Спортивная база ЦСК» и розоватое здание постройки 70-х, Лапин свернул с асфальтовой дороги налево. Там, среди деревьев извивалась тропа, протоптанная любителями родниковой воды. Люди с канистрами и пластиковыми бутылями сбились у родников в неровную очередь, где общались, курили, любезничали... Пенсионер в синеньком спортивном костюмчике держал в руках маленький транзистор, завывавший детскими голосами: «К сажаленью... День ражденья... Толька рааз в гааду!»

С неудовольствием разглядел Лапин в очереди людей, похожих внешне на него самого. Их необъятные спины, борцовские шеи и плечи выглядывали из человечьей кашицы, как утесы из облаков. Почуяв в Лапине своего, они туго завертели головами. Лапину стало еще противнее, он как мог быстро обогнул очередь, поднялся по деревянной лестнице наверх.

В беседке никого не было. Чуть поодаль две длинные босоногие девицы играли в бадминтон, а у птичьей кормушки прогуливался скучный хромой голубь.

«Похожи на жирафих», — подумал Лапин про девиц.

Войдя в беседку, он остался стоять, памятуя о больной пояснице. К тому же скамейки были пыльны и по ним явно ходили ногами.

— Нам в падаарок пятьсот эскимо! — проорал детский хор.

Лапин начал прикидывать, во сколько обошлась бы волшебнику из песни его любовь дарить детям мороженое в наше время. Вышло недорого. Даже вместе с арендой кинотеатра для «бесплатного кино» и прокатом вертолета сумма была вполне себе скромной. «Попробовать, что ли, на досуге? Глядишь, по телевизору покажут — ха-ха...»

Из-за поворота, побрякивая звонком, выехал велосипедист, нелепый толстенький человечек в выцветшей шелковой гавайке и мятых брюках. Увидав Лапина, он приветственно махнул короткой пухлой ручкой и едва не потерял равновесие. У беседки он остановился, неловко спрыгнул на землю и прислонил велосипед к скамье.

— Опаздываете, — мягко упрекнул Лапин.

Человечек развел руками и хохотнул.

— Совершенно потерял форму! — воскликнул он противным высоким голосом. — Два раза падал в канаву и один раз не вписался в поворот. Видите, руки дрожат. — И вытянул свои лапки ладонями вперед. Ладони были влажные и липкие даже с виду. Весь он был какой-то влажный, липкий и зачуханный. Но улыбался и посмеивался этот человечек непринужденно, носик его поросячий был задран кверху задорно, а в глазах горело лукавство.

— Ну ладно, уважаемый Олег Павлович. Дельце у меня к вам, очень важное. Догадались, по какому поводу?

— Нет, — сказал человечек. — По-моему, наши с вами дела все закончены. Я очень удивился, когда нашел вчера вашу записку...

— Значит, не догадались... Хм. Так я объясню.

Олег Павлович сел на грязную скамейку, не забыв поддернуть брюки на коленках.

— Слушаю вас... — покладисто сказал он.

Лапин заложил руки за спину и, стараясь не смотреть на матовую лысину собеседника, произнес:

— Золото ваше, дружок, никуда нс годится.

— Почему? При мне ваш эксперт смотрел его, был удовлетворен. Вы сами набирали его, сами упаковывали в чемодан... Тридцать кило вывезли.

— Да не спорю. Сделка была честной, на первый взгляд. Но вот беда — захотел я себе прикупить кой-чего на международном рынке да золотишком рассчитаться... Не вышло.

Человечек слушал с неподдельным интересом.

— Тридцать килограммов мусора! — заорал Лапин. — Железных опилок с дерьмом пополам! Это ваши штучки, не прикидывайтесь.

— Я, право, удивлен, — растерянно округлил глаза Олег Павлович. — Что-то я в толк не возьму. A-а! Вы, часом, не оружие прикупали?

— Не ваше дело! — отрезал Лапин. — Вы что же думали, памперсы я буду закупать большим оптом?

Человечек торопливо вскочил.

— Пойдемте-ка наверх, — сказал он, — там нас не услышат. Здесь неудобно.

Лапин пошел за ним следом. На вершине холма они остановились, как на смотровой площадке.

«И хотя нам прошлого немного жа-аль, лучшее, конечно, впереди», — доносилось снизу.

— Что же мне делать? — спросил человечек, сцепив руки на животике. — Это сильнее меня и сильнее вас. Любой может взять это золото, но не любой может пользоваться им. Что я-то могу изменить?

— Не можете? Значит, уступите Воронью Гору мне. Я сам заберу ее.

— Но вы не знаете слов, открывающих горы, — сказал человечек, нервно облизнув губы.

— Спорим, знаю? Бульдозер, экскаватор... Есть еще хорошее слово — динамит... — Лапин хохотнул и отвернулся, стал смотреть на зеленеющую стену деревьев далеко за оврагами.

— Бог мой! Зачем же вам золото, которым вы не воспользуетесь?

— А я разработаю месторождение и продам его. Вам-то что. Я собираюсь вас наказать.

Человечек горестно вздохнул.

— Да-да! — продолжил Лапин. — Вас нельзя пристрелить, нельзя взорвать, денег у вас не отнимешь... Но отобрать у вас дом я могу.

— Что же мне делать? — снова повторил Олег Павлович, очень тихо, почти шепотом.

— Откупитесь. Тридцать килограммов золота, как договаривались. Нормального, рыжего, без колдовства. Я бы мог запросить и шестьдесят, и девяностно после вашего прокола, да ладно, буду гуманен. Подумайте...

— А мне незачем думать, — неожиданно ясным голосом отвечал человечек. — Никакого золота вам не видать.

— Ну как знаете. — Лапин посмотрел на человечка насмешливо через плечо, но вдруг почуял неладное, рванулся — оказалось, поздно.

— Эй! — крикнул он. — Что с моими ногами?

Шея тоже не хотела поворачиваться в нормальное положение. Лапин поднял руки, но и они больше не слушались его — раскинулись в стороны и мышцы свело от напряжения.

— Что за фокусы! — крикнул Лапин. — Эй, пустите меня!

— Это не я вас держу, — возразил человечек, — это вас земля-матушка держит. У нее просите.

Лицо Лапина стало багрово с натуги.

— Ой, пусти...те, пошутил я, — хрипел он, — это шутка была... ой.

— Плохая шутка, — поморщился Олег Павлович. — Моя лучше.

Он снова облизнул губы.

— Потерпите немного, — заговорил он. — Скоро боль и страх пройдут. Останется покой, и тяжелые думы не нарушат его. И впереди будет вечность...

«Ска-атертью, скатертью, дальний путь стелется», — успел еще услыхать Лапин, но скоро густой лиственный шум вокруг вытеснил все остальные звуки.