Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

Прибытие семейства Минча ожидалось в полшестого вечера. В три часа открылись скучнейшие дебаты. Но напряжение нарастало, поскольку все присутствующие знали об угрозе. Может быть, некоторые из сочувствующих правительству втайне надеялись на то, что угроза бандитов будет реализована, ибо именно правительству предстояло решать проблемы, связанные с напряженной международной обстановкой в Европе, и именно им пришлось бы улаживать возможные неприятные последствия речи юного Минча. Но на кону было достоинство парламента и большинства его членов, даже тех, от имени которых Минч собирался наделать столько неприятностей, — и это было главным. Обстановка накалилась, когда стрелки часов доползли до четырех часов. И в этом сгустившемся напряжении казалось, что все читают мысли друг друга. Когда какой-либо из ораторов собирался пошутить, окружающие начинали смеяться нервно и поспешно и как будто прежде, чем шутка была досказана. Ответственный инспектор завершил обход всех лобби.

— Все нормально? — спросил его парламентский пристав.

— Так точно, сэр, — ответил инспектор. — Если практически весь полицейский состав не может предотвратить убийство одного джентльмена, особенно когда их об этом недвусмысленно предупредили и была возможность принять против этого все возможные меры, тогда все мы должны подать в отставку или быть уволены.

Парламентский пристав кивнул.

— Благодарю вас, инспектор, — сказал он. — Я знал, что все будет в порядке.

В пять минут четвертого некий полисмен вручил инспектору записку для мистера Минча, которую инспектор передал парламентскому приставу, а тот вошел в палату и вручил ее мистеру Минчу. Минч развернул ее и побледнел.

— Мой отец мертв, — сказал он члену парламента, сидевшему у него за спиной. — Его убили.

— Мои соболезнования, — сказал его собеседник. — Но что произошло?

Минч отдал ему записку. Его отца застрелили в собственном доме. Убийца скрылся.

— Но ваша речь, — сказал член парламента, — боюсь, что…

— Нет, — сказал Минч, — это не может меня остановить. Моя скорбь беспредельна, но одно дело — личная скорбь, а другое — долг перед обществом. Они не могут помешать мне сказать эту речь.

— Но послушайте, — сказал член парламента, — я хочу сказать, что теперь вы становитесь пэром.

— Что? — воскликнул Минч.

— Теперь вы стали пэром, — сказал его собеседник.

— О Боже! — вскричал Минч.

И потом пробормотал что-то про то, что это еще неизвестно. Не подтверждено, думаю, он сказал.

— Об этом напишут все вечерние газеты, — сказал член парламента.

Ну вот, собственно, и конец этой истории. Банде удалось исполнить свою угрозу. Конечно, они не стали действовать там, где их ожидали тысячи полицейских. Они ударили туда, куда любой мыслящий человек бы ударил — в самое слабое звено, где их никто не ожидал. Ведь все забыли про бедного старого лорда Инчинггуэйта. Он был настолько ничем не примечательным типом, что о нем никто и не подумал в тот момент. Но после его смерти Питер Минч становился пэром и больше не имел права произносить речи в Палате Общин. Он даже не имел права произнести свою речь в Палате Лордов, пока не получил там своего места, а на все на это ушло бы время. На той неделе его речь все-таки состоялась на митинге перед избирателями, но Австрия на эту речь не обратила никакого внимания.

— И таким образом война была отсрочена, — произнес один из нас.

— Ну да, — сказал старик Госколд. — Но в итоге это не повлияло на ход событий.

Точные адреса всех лабораторий по изучению расщепления атома на территории Англии не опубликованы, и деревенька Таймдейл известна за своими пределами скорее хорошей рыбалкой, да и то только на гольяна, а совершенно не из-за событий в Старом Доме Священника. Именно в этом доме, где жил когда-то приходской священник, до того как переехал в меньший дом, кучка ученых весь год трудилась над тем, что Рок однажды мог бы использовать для определения судьбы целой нации. Это тихие и любезные люди, и когда кто-либо из них летним вечером сидит на заборе и глядит на деревенских парней, или на приехавших из Лондона детишек, или ловит гольяна, заманивая его в бутылку, вы б сказали, что его работа далека от разрушения целых городов. Все в деревне так и считают. Потому что в Старом Доме Священника, с его просторным садом с подсолнечниками и мальвами, регулярно появляется большое количество швейных машин нового типа, которые продают в округе по вполне сносной цене, и жители убеждены, что работа этих тихих людей связана с усовершенствованием швейных машин. Эти пятеро или шестеро мужчин работали здесь уже некоторое время, когда к ним присоединился новичок, некий профессор по имени Мэтью Морнен. И даже не все обитатели Дома Священника знали, в чем заключается его работа, собственно, только двое из них и знали, Шеф и его заместитель, Петерс и Браун, и одним летним днем в саду они обсуждали скорый приезд нового сотрудника.

По деревне пошел слух, будто в Дом Священника прибывает член университетской команды Кембриджа, правда, не по самым престижным видам спорта, да к тому же давнишний. Затем поступили новые сведения о том, — и они подтвердились, — что он участвовал в шахматных турнирах, и всех это разочаровало. Ибо, судя по темпу игры в шахматы, деревня посчитала, что вновь прибывший будет во всем очень неторопливым и ничем не поспособствует всеобщему оживлению. И сейчас Петерс с Брауном обсуждали вновь прибывшего, а точнее — проблему, которую ему предстояло решить. Дело, собственно, было вот в чем: был в Доме Священника некий Крейсич, человек, который когда-то работал на Гитлера, участвуя в той тайной гонке, которую Гитлер проиграл, по изготовлению атомной бомбы. Он был таким востребованным ученым, что страна не могла себе позволить отказаться от его услуг. Но можно ли было ему доверять? Вот в чем заключалась проблема. Несомненно, его труд стоил по крайней мере столько же, сколько полдюжины боевых кораблей. Ибо, как когда-то сила державы определялась количеством боевых кораблей, которыми она владела, так теперь полдюжины атомных бомб обладают столь же разрушительной силой, сколько такое же количество военных судов. И от успешности работы данного человека теперь зависела сила державы. Сомнения в его способностях не было. Имелся риск другого рода. Никто никогда не торговал боевыми кораблями. Но атомные бомбы, а того хуже — секреты их изготовления, — могли оказаться в распоряжении других стран.

И вот из Старого Дома Священника в Таймдейле на неведомый мне адрес было отправлено письмо с просьбой помочь разрешить данную проблему. А в ответ пообещали прислать профессора Мэтью Морнена, который и прибывал в ближайшее время. Петерс и Браун пришли к выводу, прогуливаясь по тропинке меж высоких подсолнечников, что вновь прибывший, скорее всего, будет детективом, и теперь безуспешно гадали, какого рода детективом, основываясь как на знании детективных романов, так и на реальной жизни. Эти догадки отняли у них много времени, они уже давно прогуливались по саду, потому что обычно не обсуждали важные дела в четырех стенах. Уже давно прошло время вечернего чая, и они уже, наконец, собрались возвращаться, когда горничная сообщила о прибытии гостя, и они решили встретить его в саду. На мгновение в мозгу Петерса пронеслась мысль о том, что к ним явился величайший в мире детектив, человек, столь искусный в своей профессии, что превзошел любого другого детектива, как реального, так и книжного. Ибо он выглядел этаким милым старичком, с полноватым силуэтом, какой вряд ли можно было увидеть в этом саду, когда там жили священники таймдейлского прихода. Мужчины пожали друг другу руки, побеседовали немного и не спеша вошли в дом, где их ждал чай. Но прежде чем они вошли из сада в дом, Петерс и Браун оба отметили, что седые бакенбарды были настоящими, а гость не походил ни на детектива с цепким взглядом, ни на охотника на бандитов. Они были изумлены. Петерс и Браун переглянулись, а затем вошли в дом, пропустив вперед полноватого старого джентльмена. Они пили чай, оживленно обсуждая разные предметы, и лишь один, самый главный, обходя молчанием. Остальные окончили чаепитие, и им представили вновь прибывшего, всем, включая, конечно, и Крейсича. А что потом, в следующие несколько недель, происходило в этом старинном доме, где раньше жил приходской священник, мне не известно, потому что это ведомо только его обитателям. Но я точно знаю, что в деле расщепления атомного ядра был достигнут громадный прогресс благодаря работе Крейсича и что сила и мощь того, что осталось от нашей империи, сильно укрепились. Старый профессор с седыми бакенбардами тоже трудился не покладая рук. Он приступил к работе сразу по прибытии. Но все, что я могу сказать о его работе, так это то, что он снабжал удочками и атласами — определителями рыб мальчишек, ловивших рыбу со старого моста при помощи стеклянных бутылок. И он тоже там частенько сиживал, глядя, как ловят гольяна. Уверен, это было не ради маскировки его реальной работы, а он просто сидел там летними вечерами, в свободное время, потому что ему нравилось глядеть, как ребята ловят гольянов, — он, вознамерившийся поймать Крейсича, если б тот вздумал улизнуть со всеми секретными сведениями, чтобы продать их покупателю по цене примерно в миллион фунтов, такие деньги легко мог бы предложить любой рынок, имеющий дело с атомными бомбами.