Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

— Замечательно, вы именно тот, кто нам нужен.

— Буду рад проявить себя наилучшим образом, — сказал я. — А я прямо в этой форме пойду?

— Нет, — сказал он. — В этом-то вся и штука. Мы не хотим, чтобы он решил, что за ним следит британская армия. Или что за ним вообще кто-то следит. Так или иначе, хоть в этом обмундировании вы и смотритесь этаким бравым солдатом, в обычной одежде вы больше сгодитесь в нашей ситуации.

Ну конечно же, до «бравого солдата» мне было далеко, даже в обмундировании, да я им и не был. Он просто хотел меня как-то приободрить, и это я уловил.

— Хорошо, — сказал я. — Тогда попробую как бы вернуться в счастливые времена «Нямнямо», буду болтаться где-нибудь поблизости от него и постараюсь не выглядеть слишком военным.

— Ладно, — сказал Линли. — Я вас извещу. Пока ничего делать не надо. Он у нас под контролем. Но как только он окажется поблизости от какой-либо рации, нам сразу же понадобится дополнительный наблюдатель. И тогда за ним надо будет следить очень пристально. Ведь передать сведения можно и за пять секунд, и тогда он запросто развалит нам всю Европу. То есть ту ее часть, которая на сегодняшний день еще цела.

Все это, надо сказать, происходило в конце июня 1943 года, когда планы освобождения Европы были уже наготове, и германцы пока только прикидывали. И пока они прикидывали, им нужно было усилить линию обороны длиной в две или три тысячи миль. Одно слово от Стиджера, если у него действительно были верные сведения, и тогда им можно будет сосредоточиться всего на сотне миль и сэкономить кучу усилий. Вот как обстояли дела, когда мы расстались с Линли в тот день, сразу после дня равноденствия и после замечательного обеда, которым он меня угостил перед тем, как мы попрощались, в большом отеле, он в своем ладном мундире со всеми пирогами, и я — простой солдатик. Про Стиджера мы больше не говорили, даже когда знали, что нас никто не подслушивает. В помещении Линли опасался говорить о таких вещах. В общем, я его за все, что он для меня сделал, поблагодарил, и за то, что он меня припомнил и так вкусно накормил, и отправился я автобусом восвояси, в свои казармы. И лишь неделю спустя я получил от Линли письмо. Там было написано: «Вам дадут задание, ваш командир в курсе». Наутро меня вызвали в командный пункт, вручили командировочное удостоверение и велели доложиться в тот же день в Военном ведомстве, чтобы получить спецзадание, о сути которого я узнаю, когда прибуду в место назначения. Я поспешил в Лондон, в нужный департамент Военного ведомства, и там мне выдали гражданский костюм и билет на концерт в Альберт-холл. {54} 54 Альберт-холл (Лондонский королевский зал искусств и наук имени Альберта) — наиболее престижный концертный зал Великобритании. Построен в память принца-консорта Альберта при его вдове королеве Виктории. Расположен в Южном Кенсингтоне — районе Лондона, изобилующем культурными учреждениями викторианской эпохи. Мне нужно было сесть в кресло, номер которого был указан на билете, и сидеть там, изображая как можно больше интереса к музыке, но не спуская глаз с человека, который будет сидеть справа. Вот все, что мне сказали, пока переодевали в штатское. И пока меня причесывали, так как пояснили, что у меня чересчур «солдатская» прическа, вошел Линли и дал мне разъяснения. Этот концерт, сказал он, будет транслироваться по радио, и Стиджер выбрал кресло прямо под микрофоном, о чем заранее предупредили. Они были убеждены, что он знал тайну второго фронта, и были почти уверены, что он обязательно скажет что-нибудь об этом во время перерыва и весь мир его услышит. Разумеется, следить за ним надо было постоянно, но, скорее всего, он сделает это во время перерыва.

— И как же мне его остановить, сэр? — спросил я.

— Ну, я тоже там буду, — сказал Линли, — по другую руку от него, и, думаю, мне удастся его остановить, однако буду признателен вам за помощь, особенно если он начнет выкрикивать название страны, в которой начнется операция по освобождению. Вы непременно должны будете его перекричать или остановить его любым возможным способом. Все же мы не думаем, что он так поступит, на самом деле, тысяча шансов к одному, что он не станет, поскольку тогда будет ясно, что враг был предупрежден, да к тому же его потом казнят, а до сего момента он подобных неприятностей ловко избегал. Что он точно попытается, так это подать сигнал, и я буду это отслеживать, но ваша помощь также будет бесценна.

— А как вы собираетесь не позволить ему это сделать, сэр, разрешите вас спросить? — спросил я.

— А мы просто прервем трансляцию, — сказал Линли, — в тот самый момент, когда он что-либо предпримет.

Итак, это было утром, а вечером я был в Альберт-холле, в кресле в партере, непосредственно перед оркестром, и прямо передо мной сверху свисал провод с маленькой черной штучкой. Это был микрофон. Я сразу это понял, потому что он не был похож ни на что, виденное мною до этого, а микрофон именно таким и должен быть. Потом в зал вошел Линли и сел справа от меня через одно кресло. Он на меня даже не взглянул, он смотрел направо и смотрел налево, но когда он смотрел налево, он смотрел будто сквозь меня на тысячу миль и еще дальше, даже когда он смотрел на меня или на какой-нибудь объект поближе. И тут появился Стиджер. Я его до этого никогда не видал, но, если можно так выразиться, никого при этом не обидев, я всегда могу отличить убийцу с первого взгляда. Стиджер ровно таким и был. И тут грянул оркестр. Они исполняли то, что называется симфонией, Бетховена, как потом мне сказали, его Пятую симфонию, и должно было быть три перерыва. В общем, все шло хорошо, Стиджер сидел и ничего не предпринимал. Всю первую часть он не шелохнулся, даже не шевельнул губами. Наступил перерыв. Я уставился на него, как кошка на собаку. Я коротко взглянул на Линли, но он, казалось, целиком отдался музыке, будто бы проигрывая ее в своей голове, и при этом держал руку в кармане пиджака. Он также был в штатском. Я снова взглянул на Стиджера. И вдруг Стиджер приложил руку к нагрудному карману, открыл рот и поперхнулся. Он собирался кашлянуть. В зале уже до этого кто-то пару раз кашлял, так, совсем чуть-чуть, на фоне музыки. Но Стиджер собрался кашлянуть как следует, это было ясно по тому, как сильно он поперхнулся. В этот самый момент Линли вытащил красный носовой платок. Потом он быстро взглянул на меня и сделал знак ладонью, как бы предостерегая меня от каких-либо действий, потому что я как раз подался вперед в ожидании сигнала. Затем он откинулся на спинку кресла и вновь погрузился в прослушивание музыки, по крайней мере, вид у него был очень спокойный и удовлетворенный. Тут Стиджер кашлянул, и я не стал ему мешать, потому что Линли сделал мне знак, в потом Стиджер высморкался, и прегромко, а потом еще высморкался и опять кашлянул. Он кашлянул еще, и еще раз высморкался, и потом убрал платок. А потом он сидел так же тихо, как и Линли. Вскоре музыканты опять заиграли. И Стиджер вообще не шелохнулся и не открыл рта. Когда наступил следующий перерыв, я посмотрел на Линли, но он только покачал головой. А потом Стиджер опять поперхнулся и вытащил носовой платок, а Линли вытащил свой, и Стиджер снова кашлянул и сморкнулся, а потом опять сморкнулся и кашлянул, завершив все это кашлем и высмаркиванием, ровно так же, как и в предыдущий раз. И тут опять грянула музыка. Между прочим, если вслушаться, наверное, очень неплохой мотивчик, но я был слишком занят, я следил за Стиджером. Однако он больше ничего не делал — ни во время второй части, ни во время следующего перерыва, да и потом, даже ни разу не чихнул. В общем, не особо чего интересного можно про это рассказать. Линли потом мне все объяснил, про то, что Стиджер сделал, я имею в виду, ведь через несколько дней началось наступление на Сицилию, и тогда Линли мне все рассказал. Он дал мне еще одну увольнительную, в награду за ту полезную работу, которую, как он сказал, я сделал, хотя, боюсь, не была она уж так полезна, на самом деле, я ничего и не сделал, но я отправился в эту увольнительную, поехал в Лондон и встретился с Линли. И он опять пригласил меня на обед, за что ему большое спасибо, потому что это напомнило мне о прежних временах, до того, как начались войны и прочие невзгоды. И за обедом он рассказал мне, какие сведения пытался передать Стиджер. Он воспользовался азбукой Морзе, сказал Линли. Кашель — это точка, а сморкание — это тире. А передавал он слово «Этна».