Инна Порядина - Маркус и золотая чаша

— У Нота, — сказал я, — вернее, у Освальда.

— Рассказывай, — схватил меня за руку Брэйн, — это очень важно, Лёша.

Я посмотрел на ребят, но они молчали. Маркус вытаращил глаза, Лэйзи с Фанни остолбенели, один Брэйн что-то бормотал и потащил меня к креслу.

— Говори, — усадил он меня, — расскажи всё, что знаешь. Я слушаю.

— Я случайно узнал, — начал я. — Заблудился, когда мы жуков с Маркусом чистили. Шёл, шёл и услышал, как кто-то говорит. Там комната была, а в ней Нот с Освальдом, и это они беседовали. Я всего разговора не застал, но я слышал, что Освальд говорил что-то об обещании, Нот сказал «да» и передал ему Чашу. Он вытащил её из мешочка, который на поясе крепился. Мы с Маркусом думали, что Чаша в Петербурге осталась, и Нот делал вид, что тоже её не нашёл. А потом я узнал про уговор с поцелуем…

— Погоди, — остановил меня старый корд, — про поцелуй не надо, это уже не имеет значения. Ты говоришь, Освальд забрал Чашу?

— Да, — кивнул я. — Он ещё так сделал «ф-ф-ф-а-а-а»…

— Так почему же ты молчал? — подошёл ко мне Брэйн. — Тебе надо было раньше рассказать. Вдруг уже поздно?

— У меня не получалось, — сказал я, — и потом Нот спас меня… Я же не знал, что это за Чаша такая.

— Брэйн, — вступился за меня Маркус, — из нас никто ничего не знал. Мы думали, что это развлечение, приключение такое: найти то, что спрятано, и привезти. Я, например, честно соревновался, — и корд быстро взглянул на Лэйзи, — а Нот, как оказалось, нет.

— Маркус, вам надо найти её, — Брэйн снова зашагал по комнате. — Да что я такое говорю! Она же у Освальда. — И старый корд, схватив свиток, направился к лестнице. — теперь моя очередь.

Мы остались одни. На чердаке было всё разбросано, стояла напряжённая тишина, и только Светики опять заскрипели крыльями, наполняя пыльную комнату теплом.

— Ну и дела, — прошептала Лэйзи. — Что теперь делать?

— Для начала давайте приберёмся тут, — предложила Фанни.

Маркус кивнул и поднял самую большую корзину. Мы принялись наводить порядок. Мы всегда так с сестрой делали, когда хотели загладить вину. Хочешь порадовать маму — убери детскую. Вдруг и Брэйну это будет приятно? Может, Дора на него обычно ворчит, а теперь вдруг улыбнётся: всё на своих местах и пыли как не бывало.

Мы снова разделили между собой пространство чердака: девочки складывали свитки в корзины, а нам с Маркусом достались полки. Никто из кордов не проронил ни звука, словно все внезапно поссорились. Даже Лэйзи, которую обычно не угомонить, молча наполняла корзины перевязанными трубочками и не смотрела по сторонам.

Я понимал, что так неправильно, что надо их всех разговорить, и поэтому сказал первое, что пришло в голову: «Фанни, какой красивый у тебя кулон!»

— Ой, — схватилась она за монетку на шее, — спасибо, это Освальд сделал. Мне и Лэйзи по одному.

Лимонно-жёлтая Лэйзи фыркнула и отвлеклась от уборки.

— Да, — громко сказала она и протянула на ладошке свой медальон, — они у нас одинаковые. Золотые.

— А Дора нам шнурочки для них плетёт, — продолжила Фанни.

— Мы тоже умеем, — перебила её Лэйзи. — Дора нас научила. Мы плетём шнурки, а потом их раскрашиваем.

— Точно, давно хотел узнать, — вспомнил я. — Краска! Откуда она у вас?

— Освальд делает, — слез с лестницы пыльный Маркус. — Он камни какие-то растирает, смешивает эту пыль с водой и ещё чем-то. Мы потом краской и вещи разноцветными делаем, и стены украшаем, и вот девчонкам на развлечения остаётся.

— У вас есть золото? — спросил я, вспомнив огромную Чашу.

— Есть, — кивнул Маркус, — правда, его мало, но нам и не нужно много. Вот на украшения хватило, гребни для волос, перила Брэйну сделали красивые, спицы Доре Освальд подарил.

— Да, — перебила его Лэйзи, — у нас много расчёсок и гребешков! Показать?

— Чаша ещё! — напомнил я. — Я видел: огромная такая и блестит.

— Точно, она огромная. Освальд говорил, что краски в ней смешивает. Мы сами не видели, не ходим к нему без надобности; он гостей не любит, всё время один сидит.

— А Нот? Нот к нему ходит просто так? — мне всё было очень интересно.

Маркус пожал плечами и взглянул на девочек-кордов.

— Я не знаю ничего. Может быть, ходит, а может, и нет. Мы считали его другом, а оказалось, он и не друг совсем. Ты сказал, что Нот дал какое-то обещание Освальду? Ты именно так услышал?

Я смутился, потому что все воспоминания в моей верёвочной голове уже перемешались. Нет, конечно, я слышал, что они говорили об обещании, но сейчас не был уверен в том, кто и кому из них его дал. Я был слишком взволнован тогда и мог запросто перепутать.

— Да, — ответил я Маркусу, — они говорили об обещании, но я не уверен, кто именно его дал: Нот — Освальду или Освальд — Ноту. Я же случайно всё это узнал, они начали разговаривать до того, как я их увидел.

— А что ещё у него было? — спросил Маркус.

— Ничего, — я покачал головой. — Нот вытащил Чашу из мешочка на поясе. Я ничего больше не видел, честное слово.

— Я придумала, — подлетела к нам Лэйзи. — Нам надо пойти в дом к Освальду и отобрать у него нашу Чашу.

— Так он нам её и отдал, — усмехнулся Маркус.

— А мы с ним будем бороться! — Лэйзи сложила руки в крошечные кулачки. — И отберём!

— Ну, бороться с ним я бы не стал, — улыбнулся Маркус, — а вот пойти нам туда действительно надо. Всю эту кашу мы же сами заварили, а не Брэйн.

Мы бросили уборку и отправились к Освальду. Брэйн не должен был очень далеко уйти, и мы хотели его нагнать, чтобы войти в дом Освальда одной большой сплочённой командой и забрать Чашу.

Первым бежал Маркус: мелькал ярким красным пятном в переходах, прыгая или огибая лавочки и клумбы, выбирал верный, на его взгляд, путь и махал руками: «Поторапливайтесь!»

Мы старались не отставать: за Маркусом спешила Лэйзи, потом — я, а Фанни бежала последней. Мне стало её немного жаль, поэтому я притормозил, взял её за руку и потащил за собой: нам нельзя было растягиваться, и надо было как можно быстрее догнать Брэйна.

Неожиданно Маркус остановился. Он замер посредине перехода, сказал: «Т-с-с-с. Там Нот», — и приложил палец к губам.

Мы замерли, затаились как мышки, а потом расползлись по стеночке, как жуки, и стали выглядывать: не хотели пропустить ни слова.

— Не буду я ничего рассказывать, — вырывался Нот.

Брэйн держал его за руку, был в ярости и, казалось, ещё чуть-чуть и начнёт кричать.

— Но-от, — громко говорил белый корд, — ты же ничего не знаешь! Что тебе пообещал Освальд? Что?

— Чего я не знаю? — Нот, наконец, вырвал руку. — Чего?

— Там в свитке, который вы тогда нашли, всё написано…

— Не нужен мне ваш свиток, оставьте вы меня. И чашка эта ваша тоже не нужна. Я её отдал, и всё.