Ли Брэкетт - Венерианская колдунья. Вуаль Астеллара (рассказы)

— Называй, как хочешь. Это неважно. — Он посмотрел на Харру, и в первый раз землянин увидел в андроиде что-то напоминающее усталость. — Дело не в том, что мы хотим править людьми. И не в том, что мы хотим власти. А лишь в том, что люди пытаются властвовать над нами с помощью страха и запугивания. И неужели мы должны уходить в небытие лишь потому, что люди боятся нас? Не забывай, мы лишены даже надежды на посмертное существование, что могло бы смягчить уход! — Он покачал головой. — Это будет долгая и жестокая битва. Я не хочу ее и никто из нас не хочет. Но мы должны уцелеть, а для этого мы обязаны взять власть, и, может быть, тогда и люди станут лучше. Не будет ни мира, ни настоящего спокойствия, пока этими гнусными маленькими мирками будут править те, кто умеет лишь попирать нижестоящих и клонится в любую сторону при первом же дуновении ветра.

Он замолчал, задумавшись, а потом эхом повторил слова Маритт:

— Страх. Извечный страх. Вот что правит человеческой расой. Похоть, страх, алчность и уныние. Если бы только они не боялись нас! — Вспышка давнего гнева снова блеснула в его глазах. — Кислотой и огнем они уничтожали нас, землянин. Нас тридцать четыре — вот все, кто остались. Но это ненадолго. Люди воспроизводят себе подобных долго и неуклюже. Но только не мы. Всего лишь немного времени — и нас станет много, гораздо больше, и тогда мы вернемся и заберем то, что принадлежит нам по праву.

Он произнес это еле слышно, и неколебимая убежденность его слов прозвучала для Харры похоронным колоколом по человечеству.

— Ты поможешь нам, землянин, или предпочтешь умереть?

Харра не ответил.

— Дай ему прийти в себя, — сказала Маритт.

Келин кивнул и отошел, но Харра не заметил его отсутствия. Девушка тихо обратилась к нему, он поднялся и побрел за ней из корабля.

Она отвела его в сторону от мастерских, к недостроенной хижине с односкатной крышей, на которую падал тусклый свет одинокой лампочки. Под деревьями было темно и жарко. Стояла убийственная духота. Харра опустился на влажную почву и обхватил голову руками. Он не мог найти ответа, ибо в мыслях у него царила лишь огромная пустота.

Маритт ждала, не произнося ни слова.

Наконец Харра поднял голову и посмотрел на нее:

— Почему ты спасла меня от ножа Келина?

— Я не Келин, — медленно ответила Маритт. — Я создана для красоты и радости. Танцовщицей. Мое мышление не поднимается до таких высот. Оно тоже задает вопросы, но мелкие и несущественные.

— Какие вопросы, Маритт?

— Я прожила всего девятнадцать лет. Мой владелец очень гордился мной, и я приносила ему много денег. Но где бы я ни бывала, в любом городе, я видела мужчин и женщин. Я видела, как они смотрят друг на друга, как улыбаются. Многие из женщин не были ни красивы, ни талантливы. Но мужчины любили их, и они были счастливы.

Харра припомнил ее слова: «Я ненавижу всех мужчин и женщин тоже. Особенно женщин».

— А когда работа кончалась, — продолжала она, — хозяин, как куклу, отбрасывал меня в сторону, пока не наступало время снова приниматься за работу. И мне оставалось лишь сидеть в одиночестве и размышлять. — Она стояла вплотную к Харре. Ее лицо было неразличимо в темноте — смутный силуэт девушки из сна. — И когда ты решил, что я человек, то сказал, что любишь меня. Думаю, поэтому я и спасла тебя от ножа.

Наступило долгое молчание, и наконец Харра сказал слова, которых Маритт ждала от него и хотела услышать, слова, которые были правдой:

— Я и теперь люблю тебя.

— Но не так, — еле слышно произнесла она, — как любил бы настоящую женщину.

Харра вспомнил, как она танцевала на базарной площади, тот древний, полный чувственности танец, в котором и выражались ее неповторимое обаяние, женственность и нежность.

— Да, — сказал он. — Но лишь потому, что ты не уступаешь такой женщине, а превосходишь ее.

Он притянул ее к себе: теперь-то он знал, что держит в объятиях. Не ребенка, не женщину, не какое-то странное создание, а существо, с невинностью и красотой которого не могло сравниться даже лунное сияние.

Он притянул ее к себе, и на мшовение ему показалось, что к нему снова вернулась юность, то короткое радостное время, когда он еще не был знаком с тем, о чем говорил Келин, — с похотью, страхом, алчностью и унынием. Он притянул Маритт к себе, но в нем не было страсти, а только бесконечные нежность и грусть и такая печаль, от которой было готово разорваться сердце.

Теперь он нашел ответ.

Отпрянув от него, Маритт поднялась и отвернула лицо; в темноте он не видел ее глаз.

— Я должна была оставить тебя умереть на Камаре, — сказала она. — Это было бы куда лучше для нас обоих.

Странная дрожь охватила Харру.

— Теперь ты можешь читать мои мысли. — Он медленно, с трудом встал.

Она кивнула:

— У Келина это получается лучше, потому что он глубже проникает в них. Это я и имела в виду, когда сказала, что есть пути предотвращения предательства. Будь я человеком, то посоветовала бы тебе скорее бежать и спрятаться от Келина, а мне осталось бы жить лишь надеждой. Но я не человек и знаю, что надежды не существует. — Она повернулась к Харре, и теперь он ясно видел ее лицо в лунном свете. — Будь что будет, — прошептала она. — У тебя своя доля и своя гордость, и тебе вечно нести их обе. Келин был прав. И все же я бы хотела... ох, как бы я хотела...

И внезапно она исчезла, а в протянутых руках Харры осталась лишь пустота.

Он долго стоял, не шевелясь. Он слышал звуки, доносившиеся из лагеря, понимал, что до андроидов дошло телепатическое предупреждение и через несколько секунд он будет мертв, но сейчас он мог думать только о том, что Маритт исчезла и он потерял ее.

И тут из темных джунглей, полный любви и ужаса, Ток, плача, кинулся к своему господину.

Харра совершенно забыл о Токе, который следовал за ним, покинув безопасные укрытия Камара. Он многое забыл. А теперь вспомнил. Он вспомнил слова Келина и тех трех человек, которых убили на Камаре, и почему они погибли.

Он вспомнил, что относится к роду человеческому и обязан надеяться, даже когда никаких надежд не осталось.

— Идем, господин! Бежим!

Харра сорвался с места. Но было уже поздно.

Из темноты возникли андроиды, и гибкое маленькое создание, рванувшись, опередило его. Ток был в тридцати футах от него, и Харра знал, что никогда не сможет преодолеть их.

Он остановился. Среди тех, кто неумолимо приближался к нему, был Келин, и Харра увидел, что теперь он вооружен пистолетом вместо ножа.

Кислотой и огнем они уничтожали нас...

Огнем.

Настал черед Харры воззвать к Току, который, невидимый, наблюдал за ними из-под деревьев. В ту долю секунды, которая предшествовала его падению, он крикнул изо всех сил, и звук голоса не заглушил даже грохот выстрела.