Ли Брэкетт - Венерианская колдунья. Вуаль Астеллара (рассказы)

На краткий миг в Пустоте над ним вроде бы появились лица, огромные и расплывчатые, бородатые, светлые и ненавистные — лица мучителей. Ему еще почудилось, что он слышит голос, который тихо и торжествующе говорил:

— Еще один раз! Только один раз, и он вспомнит!

А потом все исчезло — и лица, и звуки, и смысл. Остался лишь сон, глубокая ночь молчания и забвения.

Дневной свет — узкий луч дневного света, ржаво-красный на каменном полу. Он долго лежал, глядя на свет, не понимая его, не понимая ничего. Голова казалась тяжелой, словно была стянута железным обручем.

Он был заперт в маленькой каменной комнатке. Было очень тихо. И темно — если не считать этого единственного луча света. Он не помнил, чтобы ему приходилось раньше видеть это место. Он смотрел на свет и размышлял, и мысли его были медленными и смутными.

Он думал о том, кто он, где находится и почему.

А когда-то он знал. Когда-то он знал и свое имя, и место, и то, почему он находится здесь...

Но они ушли, и он не мог вспомнить их. Он чувствовал, что ему должно быть страшно, — но страха не было. Он был озадачен, озабочен — но не боялся. Не очень боялся...

Внезапно он вскочил, дрожа и обливаясь холодным потом. Смутные обрывки образов витали в мозгу, слишком бесформенные, чтобы уловить их. И он в голос вскричал:

— Я не могу вспомнить!

Но крик оказался всего лишь стоном. Камни отозвались глухим эхом, похожим на хохот.

Он оглядел себя. Увидел свои ноги, обутые в сыромятные сандалии. Длинные смуглые мускулистые ноги, отмеченные старыми шрамами. Узкие бедра, обмотанные полосой белой ткани, выше — плоский смуглый живот...

Потом он рассмотрел свои руки. Руки были сильные, но ничего ему не говорили. Он поднял руки и ощупал свое лицо. Высокие твердые выступы костей, плоские впадины... Взъерошил коротко подстриженные волосы — он не знал ни их цвета, ни цвета своих глаз, ни своего имени.

Тяжело было сидеть взаперти, в этом каменном мешке, не зная своего имени! Он стоял неподвижно, выжидая, пока отпустят судороги.

Его внимание привлек узкий проем, откуда шел свет. Он сделал три медленных, неверных шага, приник к щели в стене и выглянул наружу — наружу, вниз, вдаль. И вновь задрожал и покрылся холодным потом от болезненного ощущения воспоминаний, прячущихся где-то у самого порога сознания.

Медное солнце висело в небе, и само небо было медным и непроницаемым. По нему ползли облака рыжеватой пыли, становившиеся густо-красными там, где касались дальних холмов.

Он смотрел на небо, и что-то внутри него говорило: «Небо неправильное». Но почему?

Внизу, у подножия гранитных утесов, которые, казалось, уходили вглубь до бесконечности, стоял город.

Большой город. Там было множество зданий: одни — огромные, из каменных глыб, другие —«деревянные, третьи — кирпичные, а на окраинах — бесконечные хижинки, похожие на земляные холмики. Город был яркий; зловещие краски ярко полыхали под медным небом.

Богатый город. Он видел рыночные площади, сплетение улиц, улочек и узких переулков, кишащих людьми и животными, хлева, загоны, дороги, ведущие в город... До него доносился шум города, приглушенный расстоянием, — гудение множества голосов, топот множества ног...

Большой и богатый деловой город — но вновь что-то внутри него сказало: «Город неправильный». И ему померещились белые башни, вздымающиеся к небу, словно творение рук небожителей, полыхающие светом, грохочущие от шума, рев множества колес и моторов и быстрые крылья в закатном небе...

Они мелькнули — и исчезли, словно клуб дыма, развеянный ветром, так, будто их никогда и не было.

Он стоял на прежнем месте, тупо глядя на город и огромную равнину, простиравшуюся вокруг: леса, расчищенные луга, крыши деревушек. Вдали виднелись реки и три большие дороги, ведущие к дальним горам. По дорогам двигалось множество пеших и всадников, и над ними висела пыль.

Тени не перемещались. Солнце неподвижно висело в небе. Он не знал, сколько он так простоял. Время не двигалось. И это тоже почему-то казалось неправильным — это рыжее неподвижное солнце на пыльном небе.

Откуда-то сверху, словно с крыши этого здания, чем бы оно ни было, раздался медный гром гонга.

Каменные стены содрогнулись. Он слышал, как эхо прокатилось над землей, грозное и торжественное. Должно быть, то действительно был огромный гонг, гонг, созданный исполинами. Когда звенящие удары затихли, мир, казалось, наполнился тишиной.

Город внизу затих. Умолкли голоса, опустели улицы и рынки. Караваны, двигавшиеся по равнине, сошли с дорог и расположились на отдых под деревьями. Деревни притихли. Мир уснул.

А солнце висело на прежнем месте.

Ему снова начало становиться страшно. Город и равнина казались вымершими — слишком тихими в неизменном солнечном свете. Он отвернулся от узкого оконного проема. В одной стене находилась железная дверь, низкая и тяжелая. Он принялся стучать в нее кулаками и кричать. Он стучал и кричал, цока не охрип и не отшиб себе руки. Никто не отозвался. Снаружи не доносилось ни звука.

Он вернулся к койке, на которой проснулся, и увидел на выступе стены рядом кувшин с водой и глиняное блюдо с мясом и черным хлебом. Есть ему не хотелось. Он напился из кувшина, сел, стиснул голову руками и попытался вспомнить и понять хоть что-нибудь. Но все это было так же тщетно, как ломиться в запертую дверь.

Тут он снова взглянул на кувшин и еду — и глаза его вспыхнули. Он внезапно осознал, что это значит.

— Кто-нибудь должен прийти, — прошептал он. — Рано или поздно кто-нибудь придет и принесет еду. Они должны знать. Они скажут мне, кто я!

Он заставит их все рассказать! Кто он такой, откуда и зачем здесь. Он снова дрожал, но теперь уже не от страха, а от надежды. Он ждал. Его смуглые руки напряглись и яростно скрючились.

Он ждал.

Вероятно, стена и железная дверь были очень толстыми, потому что он ничего не слышал до тех пор, пока до него не донесся звук осторожно отодвигаемого засова. Он лег на койку и притворился, что крепко спит. Второй засов, третий... И дверь распахнулась вовнутрь.

Легкие шаги по каменному полу. Глядя сквозь ресницы в полутьме, он видел лишь расплывчатую маленькую фигурку, которая подошла и склонилась над ним.

Он протянул руки и схватил ее.

Кем бы ни было существо, которое он поймал, отбивалось оно, как маленькая пантера. Он зажал ему рот одной рукой, чтобы не кричало, потом встал и, несмотря на сопротивление, подтащил к рыжему лучу света.

И увидел, что это девушка.

Волосы у нее были черные, а глядящие из-под его руки глаза казались темными огненными точками. Он немного подержал ее так, следя за пустым дверным проемом и прислушиваясь. Потом прошептал: