Александра Баркова - После пламени. Сборник

— А как ещё понимать твое молчание? — спросил, наконец.

— Мелькор…— напряжение грозило прорваться смехом, диким хохотом, и Феанор еле сдерживал себя,— ты что, принял моё молчание за…

Тут силы у Пламенного иссякли, и он согнулся, давясь смехом.

Несколько мгновений Тёмный Вала ошарашено смотрел на это неуместное веселье. Потом уголки его рта дрогнули, губы плотно сжались, но попытка сохранить серьёзность не удалась, и Мелькор расхохотался.

— Так я услышу сегодня от тебя что-нибудь… вразумительное? — спросил, когда оба отсмеялись. Резковато спросил, но по глазам видно было, что больше не злится.

— Сегодня? — переспросил Феанор, заставляя себя вернуться к серьёзному тону.— Сегодня, честно говоря, вряд ли. Сегодня вряд ли я способен сказать что-нибудь вразумительное, и, прости за прямоту, сегодня ты вряд ли способен это услышать. Мы же оба пока не знаем, что нам делать теперь. Так какого вразумительного разговора сегодня можно хотеть?

— Повелитель, позволь!..

Болдог оскалил клыки и сжал рукоять ятагана. Глаза его блестели от предвкушения схватки.

— Мы швырнём их головы к твоим ногам, повелитель. Мы скормим их потроха волколакам. Властелин будет доволен.

— Властелин приказал не трогать нолдор,— сказал я сквозь зубы.

Я был взбешён. Эльфы подступили к самым воротам и трубили вызов. Наглые, самоуверенные, позабывшие всякую осторожность. Орки, которые изводились от скуки в отсутствие войны, готовы были самовольно броситься в бой. Командиры едва их сдерживали. Дело пахло бунтом.

Мне достаточно было даже не приказать — лишь отвернуться и не мешать им. Эльфов просто смела бы стальная лавина.

…А может быть — отвернуться? Ведь сыновей Феанора там нет — выяснение этого стоило мне троих крылатых разведчиков.

Переплавить оружие и доспехи, а уж мясо у нас точно не залежится. К возвращению Властелина не останется ничего. Ни малейшего следа схватки. И не проговорится никто. Орки будут молчать из страха, а майар — из ненависти к эльфийскому выскочке, к которому Мелькор почему-то питает слабость.

Конечно, если Властелин задаст прямой вопрос, никому из нас не удастся его обмануть: Музыка выдаст. Да только не спросит он. Откуда ему догадаться?

Он ничего не узнает. Никогда.

…Нет.

Не могу.

И не в приказе дело. Вернее, не только в приказе.

Мелькор всегда доверял нам. Мне доверял. Как и мы привыкли верить ему.

Я его не предам. Даже если он ошибается — всё равно.

Мы поём одну Тему.

— Повелитель! Властелин приказал не нападать на нолдор. Но эти пришли са…

Договорить он не успел — отлетел к стене от удара моего кулака.

— Ты, кажется, хотел что-то сказать, Арзыг? — холодно осведомился я.

Болдог поднялся с пола, слизнул кровь с разбитых губ:

— Каков… будет приказ Повелителя?

— Бойцов — на плац. Тренироваться. Без перерывов. Пока я не распоряжусь прекратить. Особо ретивых вояк — в рудники. На девять страж. Всё. Ступай.

Миновало несколько дней.

Теперь это были именно дни, как в Амане: новые светочи сменяли друг друга, задавая непривычно быстрый для Феанора отсчёт времени.

Пламенному всё больше казалось, что с Детьми что-то не так. Он говорил себе, что это пустая мнительность, что атани не похожи на эльдар, и отличие непременно должно быть заметным… И всё же нечто не нравилось ему в том, как Пришедшие Следом держали себя. Они часто вздрагивали, глаза у многих были… нолдо не мог найти название для этого странного выражения, но оно ему очень, очень не нравилось.

Устав терзаться своими недобрыми ощущениями, Феанор подошёл к одному из атани, положил руку ему на лоб.

Лоб был горячий, а тело человека — в холодном поту.

— Какие-то они вялые,— задумчиво сказал Мелькор, подходя к Пламенному и озадаченно глядя на человека, безучастно лежащего на траве.— Эльфы, когда пробудились, сразу начали осматриваться, бродить вокруг Озера. А эти… Хм. И музыка их мне что-то не нравится. Может быть, им неприятен свет?

Одна из девушек, которая сидела, нахохлившись, чуть поодаль, громко чихнула.

— А если им холодно? — вопрос Феанора не был обращён конкретно к Мелькору, скорее нолдо размышлял вслух.— Нас эта прохлада бодрит, а они… Среди эльдар многие были любителями более тёплой погоды, чем здесь сейчас. Попробую-ка я их согреть.

Феанор пошёл к ближайшему перелеску, поманив за собой тех атани, что были не такими несчастными с виду. Скоро все вернулись с сушняком, Феанор сложил небольшой костёр, протянул руку, чуть напрягся (зажечь дерево было для него труднее, чем масляный светильник, который он с юности зажигал одним усилием воли) — и вот уже огонь весело хрустит, перемалывая сухие ветки.

Люди потянулись к теплу. Те, что выглядели самыми слабыми, едва не залезали в костер (иные отпрянули, обжегшись), они грели над огнем руки, подставляя волнам жара дрожащие тела.

Феанору понадобились некоторые усилия, чтобы не дать людям спалить весь хворост немедленно.

Пока нолдо с подопечными собирал растопку и разводил огонь, Мелькор продолжал вслушиваться в музыку Людей. Похоже, атани хворали. И это было странно. С орками такое случалось, но редко. И ни разу не было, чтобы болезнь поразила многих одновременно. Н‑да, хрупкие создания эти Младшие.

На всякий случай Тёмный Вала затянул небо тучами, чтобы защитить Детей от непрошенного света. Немного подумав, слегка нагрел воздух. Бодрости у Людей не прибавилось, но хотя бы дрожать они перестали.

Феанор, размышляя и хмурясь, проговорил:

— Их бы чем-нибудь укутать… Я бы убил зверя ради шкуры, но без лука, мечом — сложновато.— Он закусил губу, покачал головой.— Разве что отвести зверю глаза и подпустить на удар…

Густые чёрные брови Мелькора изумлённо приподнялись:

— Меч? Лук? Зачем?

— А как иначе? — ответное недоумение.

Мелькор коротко засмеялся. После примирения с Пламенным настроение у него явно улучшилось. Несмотря на то, что аманцы в светящихся ладьях и не думали прекращать свои прогулки над Эндорэ.

— Друг мой, если надо кого-то убить, нет ничего проще.

Я уже успел присмотреть нескольких атани, которые были пошустрее прочих: трёх женщин и четверых мужчин. Теперь я велел им следовать за мной в лес. Мысленный приказ пришлось подкрепить знаками. Это оказалось довольно неудобной особенностью Людей: они плохо воспринимали осанвэ. Лучше, чем орки, но всё-таки слабовато. И языка своего у них пока не было. Впрочем, они вполне обходились мимикой, жестами и небольшим набором возгласов, не слишком осмысленных, зато чрезвычайно эмоциональных. Ладно, те, кого я заберу в Ангбанд, усвоят наречие Цитадели. Учатся Люди быстро, как я успел заметить.