Екатерина Лебедева - Конечная станция — Эдем

Да, вот что.

Жаль, что здесь нет зеркала; отражение глаза в глаза прочищает сознание даже лучше холода. Остаётся точка, если её поймать, можно поймать себя, не ускользая. Гостиничный номер. Вот оно. Я научился этому в той деревне, название которой сейчас не вспомню — разве что утром. Вот она, эта точка!

В клетке не наблюдалось шевеления.

Я подошёл и открыл дверцу.

Крыса лежала на боку, как плоский меховой коврик. Из полуоткрытого рта высунулся угол серо-розового языка. Выпученные глазки казались пыльными – незрячие пуговицы. Я потрогал бок. Нитяное сердцебиение. Буби спал. Отравленный бисквит подкосил его, как и меня, и даже не понадобилось вина, чтобы всё это запить.

_________________________________________________________________

* Тысячелетний розовый куст в Хильдесгайме - это не из Кинга ) Это реальная достопримечательность, которая выжила при бомбардировке союзных войск в марте 1945. Эрих не в курсе, но в этом мире от города только роза и осталась.

* "яблоко"(путц), "бург" - карточные термины.

Когда я проснулся, уже рассвело и солнечный свет проникал в окно.

Туман рассеялся. Ночь выдалась холодноватой, и в пасмурном воздухе ещё дрожали розовые засветы, возвещая приход близкого заморозка.

Афрани вышла к завтраку, который подавался позже.

— Доброе утро, Эрих!

Её голос звучал надломленно.

Я скомканно поздоровался, отмечая круги под её глазами и понимая, что сам выгляжу не лучше. Нисколечко не лучше. Они нас достали. Теперь ясно, что чувствовал Хеллиг, наматывая провод себе на шею. Я вспомнил про Йена и про то, что сегодня поеду в Грау, чтобы разорвать этот мрак, подумал, что так ли иначе, скоро всё это закончится – и ощутил облегчение.

Сколько времени понадобится, чтобы вызвать сюда отряд? Дорога из столицы могла занять несколько дней, но Йен находился ближе, в отделении Бюро в Биркенхольме. Может быть, шесть или семь часов. Если он свяжется с Карлом, то операция начнётся раньше. Хей-хо. Мой внутренний мотор разогнался и работал на полную мощность.

— Сохраните на диск всё, что можете, — посоветовал я. Афрани посмотрела на меня диковато и я продолжил:

— Список контрагентов, переводы, особенно благотворительные, всё, что касается закупки лекарств. Всё, что связано с «Хербстом». Постарайтесь сделать это до очередной поломки компьютера. И постарайтесь сделать так, чтобы никто не заметил ваши манипуляции.

— Хорошо. Я ещё попробую заглянуть к Йозефу, если они оставят меня в покое.

— Не рискуйте, — возразил я. — Я уже догадываюсь, что скажет его приятель. Проблема даже не в подтверждении. Проблема в том, чтобы убраться отсюда.

— Звучит, как в шпионском боевике, — заметила она с дрожью.

— А мы и есть в шпионском боевике.

— Неужели...

«Всё настолько плохо» — хотела сказать она, но не закончила. К счастью. Потому что, если я правильно представлял себе расстановку сил, то дело швах. Фриш обмолвился, что новую партию стариков привезут в субботу. Сегодня — пятница. На текущий момент в «Эдеме» гостевала дюжина постояльцев — ходячих, но не слишком способных к самостоятельному передвижению. А что делает крыса, попадая в капкан?

Отгрызает себе лапу и убегает.

***

Я спустился в прелестный парк, почти ожидая, что встречу там Полли. Где-нибудь между урнами, пригодными для того, чтобы спрятать тело. Это была заповедная территория, куда запрещён доступ всем Афрани мира; территория борьбы, я хотел, чтобы он спросил, куда я иду, и я бы ему ответил. Но, к сожалению, его не было в парке. С крашеных скамеек стекали тени, вазоны слегка покосились и трава по краю дорожки выглядела нетронутой.

У ворот на табурете сидел Угер и читал газету. Судя по тому, что он держал её вверх тормашками, нас ожидал государственный переворот.

— Куда это вы?

— В Грау. Мне нужен телефонный узел.

— Жаль, — флегматично сказал он. — Не получится.

— Это ещё почему?

— Карантин.

Из-за машины вышли ещё двое — круглоголовый и Херменли. С обратной стороны ворот за кустами тоже что-то маячило. Всё было ясно. Интересно, что сообщат Карлу? Солнце стояло прямо напротив вышки, яркий отблеск резал глаза.

— Карантин, — повторил я.

Из-под навеса тянуло сладковатой гарью и запахом солидола. Гуго бродил вдоль фургончика со смазочным шприцем, вытирая шею ладонью и будто отмахиваясь от ос. Заметив меня, он остановился и наклонил голову, как любопытный пёс. Между тощих ключиц пульсировала синяя жилка. Глаза у него были большие, а веко приспущено, с характерной складкой, которая прояснила мне то, что я тщетно пытался найти.

— Не выпускают, — сказал я. — Мне нужно доставить сообщение.

— Я не могу, — тихо ответил он.

—Можешь, — сказал я, беззастенчиво его разглядывая. — Лучше так. Здесь всё кончено, можешь мне поверить. У тебя всё равно здесь ничего нет. Ты же мишлинг.

— Нет! — в его выпуклых глазах блеснул настоящий ужас.

— Да, — сказал я. — Я тебя сразу заметил. Они зарвались и скоро пустят тебя в расход. А не они, так другие. С пустыми руками в гости не ездят.

— Вы ничего здесь не сделаете.

— Передай сообщение. Я дам телефонный номер и ты продиктуешь то, что я напишу.

Наши тени перепирались шепотом. Я не питал злобы к этому мальчику, но нужно ковать железо, пока горячо. Верстаки были накрыты брезентом, и не имело значения, куда мы пришли; места всегда одинаковы, нужно давить, если хочешь остаться в живых. Наконец, он заплакал. Худосочный детина, почти подросток, в синем рабочем халате; он вытирал слёзы украдкой, чтобы те не заметили.

— Просто слова?

— Несколько фраз. Поможешь, и я увезу тебя домой.

— У меня нет дома.

— Значит, будет. Ну что ты там видел в своём Эмме?

Разумеется, он согласился. Эмме — отвратительный городишко. Художник извёл всю кирпичную краску, стараясь придать улицам респектабельный вид, но добился лишь того, что даже церковь стала выглядеть как цейхгауз. Везде решётки, везде аляповатые вывески и пустые прилавки. Я бы и сам убрался оттуда как можно скорее, куда угодно, а лучше бы в Хильдесгайм.

***

Однако, пора браться за дело!

В комнате меня встретило бодрое шуршание: Буби пришёл в себя.

Я открыл клетку и крыса выбралась мне на куртку, цепляясь жёлтыми коготками. Я осторожно ссадил зверька на пол, отряхнулся и топнул ногой — убегай, дружок.

Скоро здесь будет жарко.

За время моего отсутствия в сумке кто-то пошарился. Никаких сдвинутых волосков, но вещи были свёрнуты неаккуратно и словно ещё хранили следы чужих прикосновений. Без сомнения, соглядатаи искали оружие. Увы. Они могли обнаружить лишь смену белья, и записную книжку, и батончик «Тагесрацион» в непромокаемой упаковке. Право носить оружие я потерял, когда Карл вытащил меня из тюрьмы, взяв на поруки.