Екатерина Лебедева - Пасифик [СИ]

— Я должен его… убить?

— Ни в коем случае! — ужаснулся лидер. — Совсем наоборот. Вы должны…

— Позаботиться о нём?

— Именно. Вы понятливый малый, Юрген Хаген, приятно иметь с вами дело. Райх — прискорбно маленькое государство, мы все зависим друг от друга, и бывает, что дипломатия творит чудеса, восстанавливая нарушенные связи, исправляя то, что должно быть исправлено… Не так ли, Вернер?

— Не всегда, — ответил тот, кому был адресован вопрос.

Только услышав его суховатый, негромкий голос, Хаген понял, с каким нетерпением ждал ответа от создателя знаменитых излучателей, загадочного человека, знакомого лишь по изображениям на мониторах «Моргенштерн».

Про Вернера ходили слухи, один другого нелепее. Любая странность привлекает больше домыслов, чем липкая бумага — мух в летний полдень. Поговаривали, что у физика искусственная нога, а вместо левого глаза — экспериментальный оптический протез с функцией поиска по базе изображений. Что он ненавидит людей и потому никогда не выходит из «Куба». Что обе ноги — искусственные, и людей он ненавидит именно поэтому. Наконец, поговаривали, что ног у него и вовсе нет, не зря же камера настроена так, чтобы охватить лишь верхнюю половину туловища до середины груди, и никогда не опускается ниже.

Сейчас Хаген мог убедиться в справедливости пословицы про молву и свиней[1]. Ноги у Вернера имелись, и даже свои, но одна ступня — детская лодочка, культя, а не ступня, — была обвита сложной системой ремней и металлических трубок, врастающих прямо в тело. Что же касается мизантропии, то чтобы оценить толщину свиного сала, приходилось полагаться на первое впечатление.

Пустоцвет. Надменный вымороченный хлыщ.

На-уч-ник.

Все атрибуты стереотипного гения меркли перед ледяной сосредоточенностью, с которой физик взирал на мир сквозь стёкла затемнённых очков, и только выпяченная нижняя губа и набухшие складочки по углам рта смазывали впечатление, придавая лицу капризное выражение, слегка смягчённое фигурной профессорской бородкой. Высокий выпуклый лоб служил визитной карточкой выдающегося интеллекта, но ни одна из черт не говорила о том, что их обладатель склонен к душевным порывам. Так могла бы выглядеть чистая логика, озабоченная собственной внешностью до такой степени, чтобы догадаться обернуть шею шёлковым кашне — предметом одежды, о котором Хаген знал лишь понаслышке.

Однако напротив чистой логики сидела изрядно утомлённая, смердящая кабаньим по́том прагматика.

И у неё имелись претензии.

— Напрасно вы бросили свой проект на полпути, Вернер, — ворчливо сказал Улле. — Вам всего-то и нужно было продумать вопрос контроля.

Судя по накалу, с которым собеседники перебрасывались репликами, спор начался уже давно и с каждым витком набирал остроту.

— Я остаюсь при своём мнении, — отрывисто произнёс физик. — Вы видели результат. И это провал. Форсированная интеллектуальная и физическая подготовка даёт в итоге не сверхчеловека, а спятившую термоядерную бомбу со способностью к самообучению. Попомните мои слова, тут нужен не «Дорненкрон», а смертельная инъекция!

Они говорят о Кальте. Проект. Это он — проект…

— Ну-ну, — возразил Алоиз Райс. — Не будем забегать вперёд. И отбегать назад тоже не нужно. Всё это история, и давно уже быльём поросло. Мой бравый норд в замешательстве. Он не знает, чем мы обеспокоены. Видите ли, Юрген, доктор утверждает, что способен деактивировать периметр. И у нас есть подозрения, что он не лжёт. А как считаете вы?

— Деактивировать…

— Уничтожить программы-обработчики. Протоколы трансляции. Вывести из строя сами излучатели. У Айзека была масса возможностей внедриться в систему. И теперь он угрожает её взорвать, если я не предприму некоторые шаги… часть из которых весьма разумна, а часть просто возмутительна! И я спрашиваю себя, насколько велика вероятность, что он осуществит свою угрозу?

— Обычно он говорит правду, — ошеломлённо сказал Хаген.

Вот уж козырь так козырь! Потерпев поражение на шахматном поле, белый ферзь восстал, отряхнулся и выложил пиковый флеш-рояль.

Блеф или не блеф?

— Я не знаю…

— Мы тоже, — сказал лидер. — И потому нам пришлось прийти к соглашению. Я делаю шаг, и он делает шаг мне навстречу. И тут в игру вступаете вы, мой будущий обермастер. Какой головокружительный карьерный взлёт, какой успех! Если справитесь с двумя поручениями.

— Какими?

— Вы уже догадались, хитрец, — улыбнулся Райс. — Бравый парень, печальный джокер. Айзек не подпустит к себе никого. Кроме Йегера. И вас.

— Я должен…

— Проконтролировать, чтобы он выполнил обе части договорённости. Отключил систему самоуничтожения Периферийного Контроля. И закончил то, что мы начали сегодня. Именно с этой частью возможны сложности. Вам придётся проявить дипломатию и смекалку, чтобы доктор получил то, что ему причитается. А потом вы отдадите его Мартину.

— Вас проконсультируют, — сказал Улле. — В «Моргенштерн» уже направлена хель-бригада. Придётся действовать быстро, через несколько дней проблема должна быть решена. Если поймёте, что не справляетесь, сообщите мне, попробуем иначе. Но хотелось бы обойтись малой кровью. Что вы об этом думаете, мастер?

— Мне хотелось бы обойтись совсем без крови, — сказал Хаген. — Это возможно?

Он знал ответ и спросил лишь для проформы. Пиксельные рыцари на картинах выпускали друг другу кишки, воюя с обезьяньей природой и кальтовской необходимостью. Проклятая разница часовых поясов! Пока в Пасифике восходило солнце, в Райхе зажигали лампы с леденцовыми абажурами, прикрывали газетой, подсвеченной изнутри как волшебный фонарь, а потом законопачивали щели, перекрещивали окна бумажными полосками и затягивали их плотной тканью, скрываясь от огненных знаков, неумолимо выплывающих из небесной черноты.

Невозможно…

— Увы, — с сожалением произнёс лидер. — Но кровь должна пролиться на севере — не на юге! И именно Айзек сделает так, что её прольётся очень много. Ведь это его работа. Он же доктор!

— Ах, в самом деле, — тихо сказал Хаген. — А я едва не забыл.

***

Он внимательно выслушал все указания и всё-таки заблудился.

Немудрено — подвальные коридоры Штайнбрух-хаус походили друг на друга как больничные переходы — безликие, с равномерными секциями, помеченными литерами и цифрами, которые всё равно ни о чём не говорили. Направо или налево? Он ориентировался по звуку. Рокочущий трах-тах-тах фейерверка, приглушённый толстыми стенами, воспринимался скорее как вибрация, но издалека доносились голоса, и музыка, и громыхание железа от какого-то подъёмного механизма.

«Я убегаю. Дезертирую. Смазываю пятки салом». Он и вправду ускорял шаг, стараясь оставить позади воспоминания о Комнате Сна, о прозрачно-восковом лице, незрячих глазах («Закрой глазки — окажешься в сказке», — пошутил лидер, прикрывая никак не желающие опускаться веки своей шершавой, песочной ладонью) и о том, как доктор Зима застонал в забытьи, когда Улле хозяйским жестом положил руку на его татуированную шрамами грудь. «Это не моя война! Моя война впереди. Я должен её остановить — но как? Как? Шпион и джокер Юрген Хаген. Прелестно!»