Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

– Ты о ней беспокоишься, наемник, больше, чем о нашем сыне. А ведь тебе за сопровождение деньги плачены.

– Повед, ну как ты можешь…

– А как не беспокоиться, Повед? – не поднимая головы, произнес Мертвец. – Лошадь захромает и все, пойдете пешком. А когда с сыном опять случится…

– Наемник! – и много тише женщина продолжила: – Не говори в лесу о возможностях, здесь они могут сбыться.

– Байя!

– Будто сам не знаешь. Мы же ездили через лес, еще с моим братом. Ну и что тогда ты сказал по возвращении? Что? В лесу лучше молчать и слушать. Птицы насвищут, деревья нашелестят.

– Мам, можно я все же выйду? – раздался голос из возка. Тонкий, неуверенный. Наемник подошел. Сиромах, бледный, как рубашка, открыл двери и, свесив ноги, сидел, поджидая, когда его отец перенесет через лужу и поможет сесть на свой плащ. Ходил он не то чтоб неуверенно, но постоянно оглядываясь на родителей, будто ожидая от них знака какого или слова. Наемник подошел к мальчику, кивнул ему, спросил о настроении. Тот несмело улыбнулся.

– Тут хорошо, – заключил он. – Спокойно.

– Слава тебе, боже, – зашептала женщина, сложив троеперстие на груди, символ бога огня. Снова спросила, болит ли что, не кружится ли голова, мальчик отвечал сперва спокойно, потом, заражаясь ее тревогами, все более медленно, неуверенно. Обернулась к Мертвецу и, подойдя, прошептала: – Не сказала раньше, прошу сейчас. Не произноси своего имени здесь. Я… меня и так муж заругал, когда услышал, кто станет нашим проводником.

– Напрасно боишься сглазить, чтимая Байя. Скорей на меня поветрие падет, а уж я как-то да выкручусь.

– Это от того, кто скажет, зависит. Слова просто так не растворяются. И скажи еще, – она помялась, – дорого будет перековать копыто?

– Я оплачу, – наемник усмехнулся сам себе, разом вспомнив слова Жнеца. – Монета, вряд ли больше.

Поздним вечером кой-как возок дотащился до Опор: махонькая деревушка, всего-то на два десятка домов, будто позапамятовав о годах усобицы, до сих пор так и не обнесенная забором – тем ненадежным средством защиты, к коему прибегали все селяне Кривии, да только что от своих страхов и спасаясь. Постоялого двора не сыскалось, зато трактир имелся, в него и постучался на постой наемник, переполошив задремавших хозяев. Верно, в этих краях гостей давно уж не ждали, ни в урочный час, ни в волчий.

Мальчик так и не выбрался из возка, верно, запретили. Перед сумерками Мертвец последний раз заглянул в приоткрытое оконце возка. Сиромах, бледный, с тяжелой, мотающейся из стороны в сторону сонной головой, пытался устроиться поудобнее на жестких подушках. Встретился с ним взглядом, в котором читались давно мучившая тоска и отчаяние, и тут же отвернулся, зашептав что-то про себя, верно, молитву или обережение от нечестивого взгляда. Ну а каким еще наемник мог быть для этой семьи?

Мертвец все же уломал хозяев на амбар позади трактира – небольшое строение, под крышей которого прела солома. Там-то хозяйка и отвела место гостям, побросав кошмяные отрезы. Повед какое-то время изучал женщину, щурясь в неярком свете огарка свечи, оставленного им, и когда та ушла, очистил амбар троеперстием, верно, никому в целом мире не доверяя. Байя попросила немного посоленного хлеба, им подали корку краюхи и воды. Ужинать в трактире семья не стала, как не стала показывать сына поселянам. Только когда устроились в амбаре, пошли к возку, проводить Сиромаха.

Мальчик очень устал. Верно, не привык к путешествиям, а оттого все казалось странным, неуютным, пугающим. Поминутно оглядываясь, он добрел до амбара, поддерживаемый отцом, и сразу по приставной лестнице забрался в слуховое окно, на приготовленную кошму. Молча лег, выпив еще снадобья, приготовленного Байей, и долго шевелился, пытаясь заснуть.

Тем временем наемник, убедившись, что семья устроилась, отправился к хозяйке трактира, переговорить. Вызнав про кузнеца, постучался в махонькую избу на краю деревни. Когда-то почетное место, ныне оно оказалось на выселках, соседние два дома не то погорели от нерадивых хозяев, не то деревушка все же испытала на себе пяту усобицы, и кто это приходил и зачем – лучше не спрашивать. А может и сами селяне не знали, отдав, что спрошено, попрятались сызнова и ждали, пока захватчики не покинут Опоры.

Седой как лунь коваль, покряхтев, стал разводить огонь в давно потухшей кузне. Старые мехи где-то посвистывали, Мертвец взялся за них, раздувая пламень. За полчаса кузнец, ни разу не промахнувшись, изготовил четыре шипованные подковы, а затем и перековал кобылу.

– Старая, но добрая лошаденка попалась, – кивая, говорил он. – Жаль, за ней так скверно ухаживают. Вот, смотри, я на сбитой ноге посадил четыре гвоздя, следующему ковалю, когда через месяц перековываться придется, так и скажи. И ранка заживет и копытный рог отрастет как надо. Остальные можешь не менять еще месяца полтора, мое слово. Сам железо варю, сам сплав делаю, долго служит.

– Спасибо тебе, старик.

– И тебе спасибо, путник. Давно я денег за работу не получал. Лихолетье всех замучило. Ну ступай, ступай, лошадке тоже роздых нужен. И на обратном пути непременно заезжай, – неожиданно произнес он. – Я рассказы люблю, а ты, я слышал, далеко собрался.

– Да, край неблизкий. Скажи, а верно говорят, неподалеку от вас ведьма живет? Мне ее тоже навестить надо.

– Ты… ты это, поосторожней с ней, она ворожея та еще. – «Знаю», – ответил наемник. – Все вы знаете, а как черед придет, так у нее на подворье и останетесь, слышал, небось. Хорошо, хоть не видел. Говорят, с десяток парней задарма служат и радуются.

– У меня стекла против ее чар есть. И нож заговоренный на отварах. Так далеко до нее?

– Дня два пути. Ты все ж… поосторожней, себя береги, сдуру не бросайся. И как что, сразу бей, а потом разбирайся, что к чему.

– Обязательно.

– И мне расскажи. Хороший ты человек, я за тебя молиться буду.

Когда Мертвец вошел в амбар, все уж спали. Сиромах прежде беспокойно ворочался, посвистывая носом, но затем и он погрузился в глубокий сон, замер у самого оконца, вдыхая прохладный запах едва дувшего ветерка. Рядом с ним, заботливо укрывая сына рукой, лежала мать, чуть поодаль отец. Наемник устроился в другом углу, задремал и тут же провалился в беспамятство. Последние дни сны без сновидений приходили часто, верно, раны все еще давали о себе знать. Да и проснулся поздно, когда все уж поднялись и собирались. Снова не стали есть в трактире, взяли с собой еды и морса и отправились снаряжать лошадь. Повед, верно, слышал стук молота, а потому, подойдя к наемнику, молча вручил тому монету и сел на козлы. Оттуда, повернувшись к Мертвецу, долго пытался выговорить накопленное в душе, сперва одно, затем другое, но в итоге лишь сжал губы в нить и тронул лошадь, выезжая со двора. Мать проводила до возка мальчика, Сиромах хотел двигаться, поглядеть, что и как, наутро его страхи улетучились, а потому невольно он все дальше и дальше отходил от матери, разглядывая деревеньку.