Кирилл Берендеев - Поход Мертвеца

В дверь поскреблись снова.

– Наверное, вернулся мужичок с ведьмой, – хмыкнул колдун. – Еще монет наскреб. Ты ими вон как швыряешься, надолго не хватит.

– Не хватит, так найду дельце. По дороге от Утхи к Пыхтину утопцы на сушу выходят, людей калечат. Этих перепончатых собак я давно знаю, убивал не раз.

Жнец приподнявшись, приблизился к наемнику.

– Слушай, а где твой дом? Ни разу от тебя даже намека не слышал.

– А потому что нет его у меня.

– Не поверю, что ты со своими бесчисленными мечами так по свету и бродишь.

– Нет, хранить мечи у меня тайник имеется. Да и самому пересидеть непогоду или что еще можно. А вот дом, это другое… совсем другое, – добавил он с оттенком грусти, просочившейся в голос. В дверь поскреблись, так же несмело и осторожно, как прежде. – Не уходят. А твой дом где остался?

– Как и твой. В прошлом. Эй, там, заходи, чего топтаться у порога.

Семья жила на самых задворках, у городской стены – лачуга, больше похожая на землянку, затерявшаяся среди подобных убогих жилищ. Рядом протекал ручей, где мыли белье, куда сбрасывали мусор, где брали воду и проводили обряды. Возле молельни груды мусора, битая посуда, тряпье, мокнущее под мелким дождичком. Зима кончилась, но по-прежнему огрызалась по ночам заморозками, утром иней стаивал, теплело, а к ночи холод снова выстужал городок. Злые ветры с севера не успокаивались, особенно по ночам.

Утха никогда не могла похвастать крепкими стенами и надежными укреплениями, те, что сейчас защищали город от врагов, служили скорее средством устрашения, неширокие и невысокие, едва ли они могли надолго сдержать врага. Город часто переходил из рук в руки, был то во владении Урмунда, потом Кижича, снова республики, потом перешел под управление Кривией, сейчас находился в подвешенном состоянии, образовав некое подобие самостийного государства. Утха привыкла к смене владельцев настолько, что уже не обращала внимания на новых хозяев, главное, чтобы они давали работать горожанам, а обычно так и происходило. И потому последние двести лет хоть и прошли в жестоких битвах за этот небольшой клочок земли между величественным Ретским лесом, растянувшимся на сотни миль вглубь материка, и Срединным проливом, но горожане почти не чувствовали этих яростных споров, все, связанное с торговлей и с морской добычей, с лесозаготовкой и огранкой драгоценных камней, оставалось по-прежнему в ведении горожан. Менялись лишь правители и налоги. Больше того, Утха настолько привыкла к своему особому положению, что нередко сама переходила из слишком загребущих рук в другие, отворяя врагам ворота или и вовсе приглашая их на город.

Вот и нынешняя усобица ее не коснулась. Да, дороги стали небезопасны, и торговля с остальной Кривией практически замерла. Но море есть море, и весь остальной свет по-прежнему принадлежал купцам Утхи. Так что едва на кривичском троне воцарился новый правитель, в Тербицу отправились послы города с требованием защиты караванов и беспошлинной торговли с городами, занятыми новой властью. Один из первых обозов ушел буквально на днях.

– Мы не успели на него, – тихо произнесла женщина, подходя к дому. – А одним в нынешнее время да по глухому лесу, сам понимаешь. Вот и хотим, чтоб сопроводил. Денег много не дадим, но хотя бы ради мальчика.

Наемник вздохнул. Остановился. Это путешествие оказалось первым по городу. Не то что он собирался осматривать Утху, порт как порт, таких он повидал много, но пока не почувствовал себя совершенно пригодным к работе. А потому больше прислушивался к телу, нежели к словам женщины, пришедшей за ним второй раз – показать ребенка, которого предстоит сопроводить в монастырь. Он не принял решение в первый раз, сослался на общую усталость от ран, нанесенных Жнецом, та посмотрела на обоих и снова спряталась в себе. Через неделю, как условились, пришла сызнова.

Вслед за наемником становились и его провожатые – немолодая пара, хорошо за тридцать, одетые нарочито невыразительно. Мужчина, вышедший встречать супругу, еще прямился, вышагивая твердо и зло, будто вбивая в мерзлую почву каждый свой шаг, его худоба, верно от недоедания, догорала в глазах темным пламенем. Он говорил мало, но всегда резко, готовый немедля бросится в атаку. Только вид измученной супруги заставлял его сдерживать порывы. Сама женщина, чью спину согнули не столько годы, сколько тяжесть свалившегося несчастья, почти не поднимала головы, не заглядывала просительно в глаза, не корила и не гордилась бедою, принимая все в себя и не смея ответить. На то оставался муж, готовый хоть в одиночку пробираться к заветной цели через глухой Ретский лес; вот сейчас в мыслях он сердился на супругу, что отламывает львиную долю скудных запасов, прося наемника пойти вместе, человека падшего, ведь заниматься убийством да еще за деньги – большой грех. А он в отношении грехов являлся нетерпимцем и всем видом давал это понять.

– Я говорил, что сопровождал царевича в Тербицу на коронацию. Вы знаете, что из этого вышло.

– Мы смиренно просим присоединиться к нам. За пятьдесят монет. Большего не имеем. И ради нашего сына, – отец дернулся, но ничего не произнес, казня и супругу и наемника ледяным молчанием.

– Насколько серьезно он болен?

– Смотрите сами, – они вошли в сени, сразу за которыми, отгороженная лишь широкой холщевиной, находилась комната. На невысокой печке лежал бездвижно мальчик лет девяти-десяти, бледный, худой до истощения и со странно сведенными за спиной руками, лежал лицом в подушку, пахнущую прелым сеном, не двигаясь, только редкие судороги проходили по телу.

– Сиромах, мы вернулись с гостем. Он нас проводит в монастырь, где тебя вылечат. Мы нашли провожатого, сынок.

Пожилая женщина в черном, сидевшая подле печи на лавке, поднялась и, получив свой медяк, исчезла из дому, верно, соседка. Мальчуган вздрогнул всем телом, едва заслышал голос матери и, вдруг неестественно выгнувшись, повернул голову к вошедшим.

– Сиромаха здесь нет, – высоким мужским голосом произнес он. – Никого нет, только я и темень. Только я и темень! Неужели трудно запомнить, женщина? – голос перешел на визг, и тут же пропал, судорога прекратилась, мальчик снова рухнул на линялый соломенный матрац.

– В него вошел демон, – наконец-то подал голос супруг, слова прозвучали холодно, безучастно. – И сколько мы ни пытались, сколько ни просили жрецов и первосвященника, все напрасно. Ведуны, шарлатаны, мерзавцы, все, кого мы ни приглашали, кого ни приводила моя жена. Зря она это делала, мы потеряли последнее. Мы ведь не здесь, в этой вонючей дыре жили, мы были приличными людьми, но как только прибыли в Утху, так и началось. Не одно так другое. И вот, пожалуйста, единственный выход – просить наемника по кличке Мертвец проводить нас до монастыря в сгинувшей столице Рети. – Жена принялась шептать что-то, ее не слушали. – Ведь я прав, и он должен понимать, что делает.