Дарья Беляева - Жадина [СИ]

Мы проезжаем не сарайчики, а, как я теперь знаю, лифты. И я словно вижу город, растущий вниз. Даже не город, но корни города, уходящие под землю.

Черви, уходящие под землю.

Ниса говорит:

— Они не могут нам помочь. Мамаша вместо того, чтобы сдохнуть, когда полагается, сменила богиню. Договорилась, что родит ей меня, а я приведу в мир богиню или что-то вроде.

— То есть, ты даже не особенно внимательно слушала?

И тогда даже я говорю:

— Заткнись, Юстиниан.

— Они ничего не могут сделать с этим. Ничего. И не станут. Никто ничего не сделает. Я просто буду ждать, пока опрокинется весь мир. Так получается?

— Мы уехали от них, потому что… — начинает Офелла.

— Потому что я не хочу быть с людьми, для которых я всего лишь должок из прошлого. Им плевать на меня, плевать на мир. Мы никуда не едем! У вас же так говорят: куда глаза глядят?

Я говорю:

— Нет, у нас есть идея, куда. Подальше отсюда. Это уже идея. Мы найдем решение. Сколько здесь червей? Три. А мир большой. У нас еще много времени. Сейчас мы едем подальше отсюда, а там, где будет подальше отсюда, мы будем думать, как поступить. Некоторое время мы будем ничего не понимать, может даже неделю или две, но у нас появится идея. А потом еще одна. Мы будем пробовать разные вещи снова и снова. Так делает мой папа.

— Я даже расплакаться не могу, потому что это приблизит конец света, — говорит Ниса. А потом протягивает мне руку, Офелла в этот момент хватается за руль, словно бы на нас несется фура. Так вот, Ниса протягивает мне руку и говорит:

— Дай пять.

Мы все сонные, а я даже еще более сонный, чем другие, поэтому, положив голову Юстиниану на колени, я перестаю быть туристом и становлюсь человеком ко всему безразличным и усталым, а дальше вовсе засыпаю. Машина мягко щебечет о чем-то с асфальтом, и этот звук складывается в сон, где я и мои друзья в лодке, а вокруг недружелюбное, но красивое море. Мы сидим вокруг газового фонаря с ручкой в форме цветочного венка и говорим о тортах.

— Я считаю, — говорит Офелла. — Что окружность торта должна равняться ее диаметру, умноженному на число Пи.

Ниса говорит:

— И сливок побольше.

А Юстиниан говорит:

— Сколько бы сливок мы ни добавили, нужно помнить, что торт и ситуация специфическим образом воздействуют на человека, и нам нужно использовать корицу, чтобы исследовать индивидуальные формы и условия подобного взаимодействия.

Я говорю:

— Может просто съедим торт?

— Неправильный ответ, — говорит Юстиниан, а потом сталкивает меня за борт, и я падаю в море, глотая соленую воду. Тогда я понимаю кое-что очень грустное: это море здесь оттого, что моя мама плачет и не может меня найти.

Я открываю глаза с облегчением, какое всегда наступает после кошмара. Когда оказывается, что мир в порядке, а все страшное происходило только в твоей голове.

Только задумавшись я понимаю, что хоть из маминых слез не образовалось еще море, наверняка она плачет. А у нас нет ни единой идеи, как исправить проблему Нисы. Но это только пока.

Я замечаю, что меня расталкивает Юстиниан, ворчу нечто невразумительное, не вполне довольное, а он говорит:

— Я терпел тебя некоторое время, потому что мы выглядим эпатажно, но ты отлежал мне ногу, просыпайся.

Когда я открываю глаза, то вижу, что мы выехали на поверхность и, вероятно, давно миновали Саддервазех. Дорога тянется вдоль красно-золотой, как будто осенние листья перетерли в песчинки, пустыни. Небо над нами неестественно синее, низкое и как будто старательно раскрашенное ребенком, который очень любит синий цвет, так любит, что ни облачка не оставил. Кондиционер работает вовсю, и все же я чувствую едва уловимый запах гниющей плоти.

Однако, кондиционер в машине Санктины явно приспособлен разгонять этот запах лучше, чем его коллеги в любом другом автомобиле.

Я ловлю взгляд Нисы в зеркале заднего вида, я вижу, как плоть слезает с ее губ, когда она говорит:

— Да пошли они! Я серьезно! Я никогда к ним не вернусь!

Офелла закуривает явно не первую сигарету, пальцы у нее дрожат, но слушает она внимательно, монолог Нисы явно к ней обращен.

— Да, я никогда не стану полноценной, как взрослые! Не закончу свою инициацию! Ну и ладно! Не больно-то и хотелось становиться частью этого общества! Я и так не собиралась убивать Марциана!

Я не улавливаю суть разговора, потому что застаю его середину, однако мне нравится, что убивать меня не хотят.

— А что случится, если ты не вернешься в Парфию?

— Когда я смогу пить чужую кровь, мне нужно будет опустошить донатора. Тогда я стану взрослой и возрастет моя связь с нашей землей. Наш народ может делать с Саддарвазехом удивительные вещи. Подземные города не только техническое достижение. Эта земля благоволит нам. Родители показывали мне пару трюков, но я вполне смогу жить и без связи с Саддарвазехом и всем моим дурацким народом. Когда мы все решим, я собираюсь больше никогда их не видеть.

— Ты на всю жизнь будешь связана с Марцианом?

— В общем-то, да. Наверное, позже я смогу пить и другую кровь, но пока Марциан жив, он будет для меня главным источником.

Я говорю:

— Смотри, ты можешь жить так, а когда я буду старый и на смертном одре, выпить всю мою кровь и стать взрослой. Как тебе это?

— Доброе утро, — говорит Офелла.

— Извините пожалуйста, я задремал.

— Если слезешь с меня, я не стану требовать компенсацию за причиненный моему здоровью ущерб.

Я поднимаюсь слишком резко и едва на ударюсь головой о крышу машины. В прошлый раз она была открыта, но если бы так продолжалось сейчас, нам в лица летел бы острый песок.

— О, все в порядке, Марциан, — говорит Юстиниан. — Извинись перед моим коленом, и мы в расчете.

— Прости, колено Юстиниана.

Ниса и Офелла усмехаются. Их обеих немного видно в зеркале заднего видна, и на лицах их появляется выражение, которое у девочек со школы означает скепсис по отношению к мальчикам.

Два таких разных лица — живое и мертвое, и одинаковое выражение на них, надо же.

— Мы уже решили куда едем?

Ниса мрачнеет, мотает головой.

— Из пустыни. Это-то в любом случае. Дальше подумаем.

Мы молчим, а Ниса вдруг ударяет кулаком по рулю, вызывая негодующий рев клаксона.

— Знаете, что самое обидное? Я теперь даже порыдать не могу из-за того, какие у меня дерьмовые родители, так что теперь мои эмоциональные проблемы усугубятся.

Офелла выбрасывает сигарету в окно, и она пролетает мимо меня, а потом падает на асфальт, чтобы навсегда там остаться.

— По крайней мере, у нас есть машина, — говорит Юстиниан. — Можем устроить драматическую дорожную историю в поисках неведомого. Как вам эта идея?

— Я все еще злюсь на тебя, ты в курсе?