Дарья Беляева - Воображала [СИ]

В этих масках было другое, не земное уродство, а нечто пришлое. Я подумала, была ли у сестры такая маска. Если да, то как она выглядела и сохранилась ли? Отчего-то мне казалось, что они никогда не повторяются, кроятся каждым человеком для себя в порыве яростного и не совсем нормального вдохновения.

Связь идущих Путем Зверя с нашим богом была неизмеримо ближе, чем моя. Может, дело было в том, что иррациональные стороны бога и людей, которым они посвящали себя в целом чувствительнее.

Я прошла к окну, чуть отдернула занавески и увидела солнце над головой. Однако, в помещении светлее не стало. Ощущение было странное. Даже экран телевизора дает освещение, пусть и блеклое, ненадежное, так что солнце за окном при всей своей реальности казалось мне картинкой в книжке. Мой мозг словно не мог считать эти противоречивые сигналы, солнце было настоящим, но свет его оставался снаружи. Я задернула шторы, посмотрела на Северина, но не решилась задать вопрос.

Он сказал, снова легко поняв мой взгляд.

— В дни наших служений случаются некоторые аномалии подобного толка. Это эффект присутствия. Но вам нечего бояться, моя императрица. Ведь это и ваш бог.

— Я не боюсь, — сказала я. — Просто удивилась.

Я и вправду не боялась. Тревожилась, а кроме того, мне было противно. Дом моего детства с милыми вещами, окружавшими меня, словно наполнялся какой-то невидимой субстанцией, как будто мироздание здесь дало течь.

Итоговое сочетание чувств могло напоминать страх, но им не было. Я никогда прежде не видела, как служат богу-Зверю, и в то же время моя сестра поклонялась ему, это происходило рядом со мной, но без моего присутствия. Было привычно, и в то же время ново.

Неприятные же чувства вполне объяснялись моей собственной верой. Ребенок был неспокоен, но я не хотела класть руку на живот, словно показала бы этим свою слабость. Я вдруг почувствовала себя среди зверей, и мне не хотелось быть беззащитной.

Вернулась Кошка. У нее в руках был поднос с фруктами, и я узнала тот самый, который стоял на столе, когда мама пила кофе и рассказывала нам о смерти нашего брата. Приход Кошки отчего-то меня успокоил, у меня пропало ощущение, что все здесь — мои враги.

Все они были моими должниками, и от меня зависели их жизни.

Кошка принесла виноград, нарезанные апельсины, арбуз и дыню, сочную черешню и рубиновую клубнику. Все это было таким аппетитным, таким безупречно красивым, и я подумала, что внешний вид и соблазнительность фруктов играют роль скорее не для меня, а для них, для тех, кто голоден и страдает от жажды.

В этом была своя ирония — ограничивать себя в главном из желаний, несущем жизнь в твое тело, удовлетворяя прихоти. Я не считала происходящее вполне подобающим, однако же мне хотелось остаться.

Отчасти из-за естественного темного любопытства, мне хотелось увидеть, как служат нашему богу такие близкие, и в то же время такие далекие принцепсы, идущие Путем Зверя. В конце концов, я могла быть одной из немногих, кто встретился с темной частью своего народа лицом к лицу.

Разумеется, это вызывало интерес. С рациональной точки зрения я чувствовала себя в полной безопасности. Вряд ли они могли чем-либо меня шантажировать, ведь это я укрывала их, я владела самой главной их тайной — местонахождением.

О том, что они могут причинить мне вред и речи быть не могло. Моя жизнь была жизнью Империи, а люди, идущие Путем Зверя, при всей опасности их дороги — не самоубийцы. Я была в абсолютной безопасности, и я понимала это.

В то же время иррациональная тревога только больше раззадоривала пожар любопытства. Мне хотелось проверить себя на прочность, доказать, что я не боюсь собственной тени и способна на то же, на что и сестра. Хотя бы смотреть.

Сестра. Вот в чем была суть, начало и конец всего. Эти люди были последним, что связывало меня с ней, и я хотела быть причастной к той жизни, которой жила она.

Я хотела увидеть то, что она скрывала от меня.

От этой мысли все стало легко и приятно. Я протянула руку и взяла вишню. Косточка из нее была хирургически точно вынута, так что ягода даже умудрилась сохранить свою форму. Фрукты были искусно разрезаны, очищены от всего, что могло бы вызвать неудобство и разложены практически в художественном порядке, так что смена красок и форм на широкой тарелке играла роль, словно кусочки ягод и кусочки фруктов были мазками на картине.

Взяв хоть что-то, эту картину с неизбежностью предстояло разрушить. В этом и была суть.

— Почту за честь посмотреть на ваши обряды, если вы приглашаете меня остаться, — сказала я.

— Моя Императрица, — сказал Северин. — Для нас честь даже видеть вас. У меня будет к вам просьба. Не нарушайте молчания, ведь там, откуда пришел наш бог, не говорят.

Я ожидала, наверное, чего-то более впечатляющего. Люди Зверя представлялись мне запредельно развращенными, какими-то карикатурными аристократами из чувственных фильмов, однако их ритуал оказался проще и сложнее одновременно.

Сначала я подумала, что меня ожидает самая скучная вечеринка на свете. Никто не произносил ни слова, и очень быстро тишина стала для меня приятной. Эти люди, казавшиеся мне чудовищами, просто отдыхали в гостиной. Северин перебирал густые и прекрасные волосы Эмилии, Кошка не спеша курила, растягивая удовольствие от сигареты и выпуская дым в сторону окна, Кабан полулежал на диване, расстегнув пиджак и рубашку, всем своим видом демонстрируя расслабленность, Волчица и Зайка пританцовывали, словно здесь была музыка, которую я не слышала. В этом танце, однако, не было ничего жуткого. Он не был ритуальным, не взывал к богу. Просто способ размять тело, получить удовольствие от своего физического существования. В этом не было ничего зловещего, ничего садомазохистского. Люди расслаблялись, приводили в порядок мысли, и я бы сама не отказалась к ним присоединиться.

Я и не заметила, когда все начало меняться. Переход был медленный, едва заметный. В какой-то момент люди Зверя один за другим застегнули прорези для рта на масках, но еще некоторое время расслабленная тишина продолжала успокаивать меня и их.

Волчица и Зайка стояли рядом, теперь они обнялись и некоторое время были похожи на по-человечески нежную пару. Потом я заметила, что Зайка касается плеча Волчицы, и что под ее ногтями расцветают линии порезов, заботливо-ровные, словно оставленные кистью художника.

Я не видела выражений их лиц, и от этого все казалось еще более сюрреалистичным — две девушки проявляли друг к другу нежность, но одна из них причиняла другой и боль, которая однако не разделяла их и не пугала.

Потом я услышала громкий и хлесткий в тишине звук пощечины. Северин ударил Эмилию, но это не было проявлением неприязни, потому что она продолжала лениво гладить его плечи, затем сняла с него халат, скинув его на пол. И я поняла, они просто выполняют каждое свое желание, мельчайшие побуждения преобразуют в действия. Кошка сидела на коленях у Кабана, но в этом не было ничего сексуального. Она вдруг потянула руку к своей маске и вжала пальцы в лезвия железных зубов, оказавшиеся поистине острыми. Они оставили на ее пальцах набухшую, похожую на зернышки граната, кровь. Она с девичьей игривостью обернулась к Кабану и вытерла кровь о его некрасивое, покрытое шрамами тело. В их с Кошкой взаимодействии не было ничего подчеркнуто сексуального, даже кокетство казалось детским, однако зрелище казавшейся мне юной даже для принцепса, полуголой девушки на коленях у изуродованного мужчины все равно вызывало отвращение.