Елена Белова - Звездный дождь-2 [СИ]

Вроде и обычный случай, вроде и ничего особенного паренек не сделал, так, шайку заболтал… всего лишь.

Но когда они вырвались из развалин Синтарина с двумя мешками на всех, таща раненого дракона и полуживого мага, именно Дан где-то раз за разом раздобывал еду на всех… и ухитрился откуда-то приволочь одежду, башмаки для южанина и какой-никакой котелок для супов. Именно Дан смог прочистить мозги Клоду, так что лекарь перестал наконец мучиться из-за вынужденного убийства, и с Сином постоянно возился. Именно Дан вечно что-то придумывал, устраивал, при этом все так легко, с улыбочкой… так легко…

Хоть бы у парнишек получилось тебя вытащить, Дан.

Вечер словно втекал в долину — медленно, неспешно, потихоньку притапливая в синих облаках тускнеющее солнце, заполняя овраги сероватым, влажным, пахнущим тиной туманом.

Туман крался по земле, мягко кутая кусты и деревья, осторожно скользя по глади озерца… драконов он окутывал не сразу, сначала робко обтекая по бокам, тая рядом с ноздрями, потом смелел, поднимаясь волнами, и накрывал с головой, оставляя вместо живых гор только размытые темноватые пятна.

Он плыл мимо спящей под навесом Мариты, заботливо укрытой деревенской рядниной (и связанной — тоже бережно и заботливо). Спала она глубоко и спокойно, не чувствуя боли, не видя снов — как спит смертельно уставший человек…

Крался мимо Тира, который уже успел и поспать пару часов, и проснуться. И сейчас размышлявшего над тем, что делать, если Дан все-таки не объявится в снах. Его не могли взять под контроль быстро, не такой он человек, но могли просто не давать спать — если «закладка» растрепала орденцам про этот способ связи. Как его тогда искать?

Кружил вокруг Клода, игриво трогая холодными клубами. Напрасно стараясь, кстати, потому что туман лекарь не любил. В родной Улеве всякий знал, что белая пелена часто несет с собой кашель, легочные хвори и одышку. А уж туман, перемешанный с дымом, и вовсе беда. Может, потому сейчас и дышать-то как-то… затрудненно. Это не тревога, это просто туман. Скорей бы в сон, но его очередь только через два часа. Может, они все-таки неправильно распределили время? Шансов на то, что Дан будет спать этой ночью, не особо велики — на общем обсуждении, глядя в сторону, Тир сказал, что орденцы наверняка захотят пленного… расспросить. Поэтому пусть первой поспит Латка… а потом уж остальные. Чем ближе к рассвету, тем шансы выше. Может, и так, ведь ни Лата, ни Тир Дана не увидели…

Неужели и правда допрашивают?

Туман накрыл и Латку, замершую — ноги подобраны, руки обнимают колени — рядом с Маритой. Она редко плакала, ведь проку от слез никакого, разве что глаза красные потом… От слез синяки не пройдут, отец не подобреет. Но изредка, когда на душе совсем уж тяжко… как сейчас. Она так надеялась, что Дан окажется там, во сне, что с ним… что он… а его не было. Не было. И плохо ей стало от этого, до того плохо, что она совсем не удивилась, когда на коленках, обтянутых серой материей, стали расцветать темные звездочки…

— Не плачь…

Ой. Девушка быстро прижала к ладошки к лицу, растирая мокрое по щекам.

— Син? Ты же спать должен?

— Проснулся, — вздохнул южанин.

И… и что? Латка забыла дышать. Что ж Син молчит-то?

— Нет его там, — виновато проговорил Син. — И Мариты нет. Только не плачь, пожалуйста, Лата…

Нет его. Нету…

Что-то ворохнулось в груди. Горькое, острое, почти невыносимое, настолько, что совсем неважно стало, будет ли прок от слез. Просто невозможно стало ни смотреть, ни говорить, ни думать — она уткнулась в рубашку Сина, закусила пальцы, зажмурилась… и почти задохнулась, и когда в белой вспышке, вдруг полыхнувшей перед глазами, мелькнуло удивленное лицо Дана… а потом погасло вместе с сознанием.

В форте Сассуор в двадцатый раз проверявший браслеты Дан изумленно вскинулся, когда тесную комнатушку буквально затопили запахи каких-то южных трав и аромат печеного хлеба. На пушинку даже показалось, что он видит Латку, Латку, которую почему-то обнимал Син… но руку резко дернуло, обжигая болью, «альтернатива» грянулась со стены, угодив в крысиную нору, и видение пропало, обдав на прощанье ароматом спелых яблок…

— Нничего себе фокусы! — ошеломленно проговорил Дереш-младший, обнаружив, что возвращаться привидевшееся не собирается. — Мне что, теперь уже не только запахи мерещатся, но и призраки доставать будут?

Призраки остались безмолвны. Точнее, призрак — тонкий бледный росток, деловито пропихнувший из трещины в полу блеклую зеленоватую головку и старательно потянувшийся к предполагаемому солнцу. Прямо рядом с постелью мага… если, конечно, настил из досок, правда, прикрытый кучей соломы, можно назвать постелью.

— Это что еще за… приятель, а ты адресом не ошибся? Тут с солнцем проблемы… да и с водой тоже.

Росток, уже успевший развернуть два первых листка, на пушинку замер, потом качнул стебельком и снова принялся за свое нелегкое дело. Он явно не считал проблемой отсутствие солнца.

— Ну как знаешь, — озадаченно выговорил Дан, пытаясь сообразить, что это такое сейчас было… и есть, между прочим. Он что, с Латкой даром поменялся? Или как?

Ссадина на руке болела и кровила. С трудом оторвав глаза от ростка (тот отрастил еще два листика) он опустил глаза и едва не вскрикнул. Чем бы ни была странная сила, след от нее остался. Конечно, она могла бы быть и поласковей — в левого запястья будто ножом срезали кусок кожи, но Дан в претензии не был. Потому что темное железо браслета… его тоже срезало. Теперь он держался на тонкой, не шире пальца младенца, полоске…

Х-холодно… тут так часто холодно…

Особенно в воде. Откуда здесь вода? Холодная…

— Син! Син! Да открой же глаза, Злишево копыто! Что ты опять вытворяешь?

Глаза открыть трудно. Слабость такая, будто сутки без продыху иблик таскал. Но приказ звучит очень жестко. Приходится открыть. И сразу напороться на яростный взгляд старшего.

— Что ты с Латкой сотворил, зиррат тебя накрой! Что это за лужа и какого Злиша вы в ней валяетесь?

Лужа? Да это целый бассейн! Настил под навесом, погасшее кострище, его мешок с небогатыми вещами — все было в воде. И девушка. Ее смотрел лекарь. Отведя с лица мокрые волосы, он торопливо проверял глаза и сердце, слушал дыхание, а она отпихивала его руку и бормотала непонятное.

— Я кого спросил? Что вы тут делали? — старший был сердит. Вода быстро превратила землю в грязь, и эта грязь щедро украсила прибежавших на шум.

— Я не…

— Подождите. Где ты взял это? — перебил седоволосый. И, не обращая внимания на грязь, осторожно присел рядом, неотрывно глядя на кусок серого металла, проткнувший кожу. От ранки расходились боль и нехороший холод, и Син торопливо выдернул «занозу». Протянул седому. Но тот не взял, только посмотрел, как на ядовитую змею.