Елена Белова - Звездный дождь-2 [СИ]

— А мы?

— А что мы? Драконы каждый куст пропитали отсроченным пламенем. Полыхать будет еще как минимум сутки. Синерясые без дела не останутся.

— Рад за Орден, — холодно сообщает Тир, не отрывая взгляд от маленькой камеры и крохотных фигурок. — А еще больше буду рад, если мне объяснят, что это, Злиш побери, такое? Кто-нибудь слышал, чтобы Орден сажал змею в камеру к пленному магу?

— Странная змея…

— Но она вроде не кусает?

— А это точно змея?

— Найдем — обязательно попросим ее представиться! Зиррат ур Злиш, да где же это?

— Мрррррряуууу!

— Ой нет… смотрите…

— Злишево копыто! Явились…

— Что творится?

По зеленому «мячику» прошла тень, и фигурки стали таять…

— Нет! Аркат, не сейчас!

— Мустафир… — прошептали побелевшие губы бывшего безымянного. — Это Мустафир…

Когда-то крепость была грозной. Толстые стены и сейчас внушили бы уважение врагу… конечно, если бы враг их вообще заметил сквозь всевозможные дома, домики, торговые палатки, настилы-навесы, уйму разноцветных тряпок (флагов). Что поделать, за последние лет сто пятьдесят на обслуживании крепости вырос целый город. Сначала-то варня, шустро отстроенная родичем кого-то из собратьев, обслуживала только проезжих торговцев, потом рядом вырос постоялый двор (в хозяевах опять-таки родичи), потом лавочки. Еще через некоторое время рядом воздвигли одно из покаянных мест для отбытия грешниками наказания, и торговля дивно оживилась за счет этих самых кающихся. Кающимся-то, оказывается, так много надо. Начиная от молитвенных колокольцев и рубах особого покроя и заканчивая особыми духами «Ночи счастья» (ну а что? Каяться — так хоть знать, за что!). Попытки запретить все это безобразие, конечно, были, но безуспешные. Благочестивым братьям тоже хотелось вкусно поесть и хорошо отдохнуть после трудностей самоотверженного служения во благо божьей паре. Так что на извилистых улочках нового городка теперь можно было найти практически что угодно… если, разумеется при тебе есть деньги. Ну, или то, чем их можно заменить…

— Молитвенные колокольцы льешского стекла! Красота глазам, услада слуху и благосклонное внимание богов — и все в одной связке льешских колокольцев! Всего пять королевок!

— Услуги швей! Услуги швей и портных! Покаянные рубахи по фигуре, раскрой и шитье! И прочие услуги по желанию клиента…

— Фрукты… особые фрукты для передач кающимся… — и шепотом, — могу свести с собратом, который осенит пищу, нарекши фруктами хоть курицу, хоть рыбу…

— Баня и банщики! Молодость и здоровье для вас!

— Мажьи поделки! Амулеты на здоровье, на красоту, на удачу! Амулеты освидетельствованы Орденом Опоры на безвредность и осенены благодатью.

— Горшки! Горшки! Горшки!

— Башмаки, сапоги, туфельки женские, обутка детская! Башмакииииии!

— Целебные травы! От сгущения крови, от сыпей на коже, от набухания жил и желез! Целебные травы! Для желудка, для сердца, для дыхания! Купите, господин!

— Особые молитвы для кающихся. Действенные, именные…

— Ткани-ткани-ткани! Шелка хайтайские, иблик зартханский, тканина рацейская, сурового плетения и нежного! Улевская златоткань, златоградская паутинка! Ткани-ткани-ткани! Шерсть, парча, пряжа!

— Посещение крепости! Без очереди…

Несмотря на рассветный час, улочки никак нельзя было назвать пустыми. Кое-кто только возвращался домой с ночной отлучки, кто-то торопился на работу, а торговцы, казалось, и не ложились, наперебой хватая потенциального покупателя за рукав, шарф или пояс и наперебой предлагая свой товар.

Ррахон скользил по рядам незаметной тенью… нет, вовсе не по причине невидимости. Невидимость в стае… в толпе… не поможет. Пришлось вспоминать уроки Арханта-Ри и принимать дополнительный облик. Энергии на это ушла уйма, ведь что-то приличное получилось только с четвертой попытки. А еще надо было где-то добыть одежду и потренироваться в передвижении по-человечьи… трудно людям без хвоста. Равновесие не то. А еще пришлось унизиться до воровства — утащить эти смешные шкурки, которые люди зовут одеждой. И как ее носят? Неудобно до почесухи, хорошо хоть люди разные такие. За вон такого, в чистой и цветной шкурке, он бы не сошел, а за так называемого «оборванца» вполне. Неуверенная походка, какой-то мешок на плече и шкурка, что топорщится, не совпадая с телом, для таких, похоже, дело обычное. И запах болотных корешков (впрочем, с запахами тут вообще нерадостно, просто дышать нечем).

Вдобавок мешок можно ронять — тоже обычное дело. А значит, наклоняться за ним… и лучшей возможности оставить людям «отсроченное пламя» представить трудно. Срок «созревания» крови — три вспышки, плевка — восемь. Если оставить и то, и другое, отвлечение внимания гарантировано человекам надолго. Трудно только настроить пламя так, чтобы не трогало живое. Это же не дыхание, отсроченным управлять трудно… зато можно снизить накал до минимума. Обжечь обожжет, но не смертельно, и даже шрамы быстро исчезнут.

Скорее. Скорее. Драконы могут порой ощущать отражения событий, отстоящих впереди на нити времени, и отчетливое ощущение «времени мало» не оставляло Ррахона, подгоняя и подгоняя…

— Возьми себя в руки! — бить Арката Тир все-таки не стал — такому даже слабый удар повредит, а не поможет. — Какой Мустафир? Латка, дай ему воды! Клод…

— Сейчас, — отозвался лекарь, приседая рядом на корточки. — Посмотри на меня, Аркат. Посмотри…

Темные от зелени пальцы легли на виски.

— Спокойно. Все хорошо. Лата, погоди с водой, глянь в мой мешок, там пузырек такой, Мариткиной ленточкой завязанный… видишь?

— Есть.

— Капни в кружку пять капель. И тащи сюда.

— Не надо…

— Думаю, все-таки надо, — голос Клода был подчеркнуто спокойным. — Это мирная настойка, вреда не будет. Просто поможет.

— Не надо зелий, — Аркат отдернул голову, отстраняясь от кружки. — Я сейчас, я еще попробую…

Он дернулся встать, и Тир едва успел схватить его за плечо, усадить. Не ухвати — упал бы…

— Куда? У тебя ж руки трясутся! Что ты в таком виде сможешь с этими оттоками-контактами?

— Как есть. Мы должны… Он же там! — темные глаза бывшего безымянного остановились на зависшей у лица кружке, и он вдруг вцепился в нее обеими руками, рывком поднес к губам и выпил, казалось, в один долгий дрожащий глоток. — Мы как-то должны… Он же сейчас там, с вашим другом… Мустафир, — и мучительное, на выдохе… — Он меня укрощал…

Теперь Дан понимал, почему люди иногда помышляют о самоубийстве. Он думал, что умеет терпеть боль. И верил, что не сломается, какую бы подлость не подбросил лишний бог, что бы с ним ни было. Ошибся… он просто не представлял, не догадывался даже, до какой мерзости может докатиться человек.