Макс Мах - Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба [сборник litres]

Мышонок ушел. Придет ли когда-нибудь еще? Карл этого не знал, зато знал теперь другое, Леон из Ру ушел туда, откуда не возвращаются. Настоящий Леон. А тот, кто сидел еще совсем недавно напротив Карла, освещенный светом живого огня и говоривший с Карлом голосом Мышонка, это все-таки уже не Леон. Карл не знал, кто это был или, быть может, что , но рациональное знание и знание сердца – разные вещи. Инстинкт художника трудно обмануть, да и тот, кто приходил к его костру, те, кто посетил Карла сегодня на Гуртовой тропе, не пытались казаться тем, чем не были.

Мышонок.

При мысли о друге, казалось, закипела в жилах кровь, и красный туман встал перед глазами. Таких сильных эмоций Карл не испытывал с тех пор, когда полгода назад увидел на Льняной улице толпу разбуженных среди ночи, испуганных людей и решил… Боги! Тогда его воображение нарисовало образ мертвой Деборы, и ужас от необратимости случившегося, разрушил стены уверенного спокойствия, которые Карл возвел вокруг своей души. Холодная ярость затопила его целиком, и он был готов залить Сдом кровью и утопить в этой крови.

Карл сидел перед костром, смотрел на огонь, но видел сейчас залитое мраком холодное ущелье в Мраморных горах, черные камни и черные тела, разбросанные, как попало вдоль узкой тропы, ведущей от перевала к долине Пенистой. Черные камни, черные тела… и черная кровь на камнях. Где-то там умирал сейчас маленький нескладный человечек, которого много лет назад он, Карл, прозвал Мышонком. Леон никогда на него не обижался, вообще ничто и никогда не омрачало их дружбы.

Ничто и никогда.

Карл снял камзол, вздернул к плечу широкий рукав белой рубахи, и, вынув из ножен Синистру, резко полоснул кинжалом по левому предплечью. Протяжно «закричал» клинок, и басовито откликнулся на его вопль Убивец. Хлынула кровь. Секунду Карл безмятежно смотрел на то, как она заливает руку и капает на камни, потом встал и, протянув руку к костру, пролил кровь в огонь.

«Тебе! – сказал Карл мысленно. – Все, что могу».

Ему показалось, что те же самые слова произнесли вслед за ним – на своем особом языке – меч и кинжал, и огонь в костре вспыхнул ярче, чем прежде, как будто кровь Карла могла гореть, подобно маслу или смоле. Еще секунду он стоял над огнем, ощущая кожей жар, источаемый пламенем, и одновременно чувствуя тот ужасный холод, который пьет сейчас последние капли жизни из беспомощного тела друга. Потом положил ладонь правой руки на рассеченную кожу и, закрыв глаза, представил, как день за днем, медленно, но неуклонно, затягивается, заживая, эта рана. Такие вещи удавались ему нечасто, а себе он смог таким образом остановить кровь всего лишь дважды за всю свою долгую жизнь. Но сейчас Карл об этом даже не подумал. Он просто сделал то, что подсказывала интуиция, и не ошибся. Когда, через несколько минут, он отнял ладонь от левого предплечья, от глубокой раны, которую сам же себе только что нанес, остались лишь свежий розовый шрам да засохшая старая кровь.

Сердце успокоилось, и кровь уверенно бежала по жилам. Карл ничего не мог сделать теперь для своего друга и, значит, должен был отложить свою боль в сторону. Бесцельная ярость разрушает душу и не приносит облегчения.

Он опустил рукав, надел камзол и прислушался. Ночь была тиха, а те слабые звуки, что все-таки ловило его чуткое ухо, не таили в себе очевидной опасности. Карл втянул носом воздух ночи, но и в нем не нашел ничего настораживающего. Тем не менее, поразмыслив, он решил не оставлять коня на произвол судьбы. « Играющий с Судьбой, платит дороже », – считали в Загорье. А в Илиме говорили еще более определенно: « Не играй с Судьбой в кости, все равно проиграешь ». Вспомнив эту старую поговорку, Карл только усмехнулся. В самом деле, в его случае она звучала весьма двусмысленно. Но и оседлывать коня, тушить костер, идти сквозь ночь на поиски Марта не хотелось тоже. Впрочем, тихой ночью человеческий голос слышен далеко, а свист и того дальше.

Карл встал, обернулся в ту сторону, где – по его расчетам – должен был находиться аптекарь из Семи Островов, и громко свистнул. Свистел он по-убрски, длинно и протяжно, с усилением звука в конце, то есть так, как свистят обычно убру, собирая своих в ночной степи. « Я здесь. Жду тебя! » Что-то в этом роде. Повторив свист трижды, он выкрикнул еще и имя Строителя, надеясь, что Март услышит – если, конечно, находится там, где должен был находиться – и поймет. В том, что аптекарь поймет призыв правильно, Карл не сомневался. Лишь бы услышал.

Он постоял еще немного, прислушиваясь к голосам ночи. Затем достал из кармана камзола кисет и стал неторопливо и тщательно набивать трубку. Запах табака внес приятное разнообразие в палитру ночных ароматов, и Карл неожиданно для себя улыбнулся. Он с удивлением обнаружил, что даже такая безделица, как привычный запах, способна улучшить настроение человека, пережившего в течение одного лишь одного дня несколько отнюдь не простых встреч с теми, с кем уже не предполагал увидеться никогда, а напоследок узнал о смерти старого друга из его собственных, казалось бы, навсегда закрывшихся уст.

Перед тем, как раскурить трубку, Карл еще раз призывно свистнул в окружавшую тьму. Прошло несколько секунд, и откуда-то, со стороны дороги, послышался тихий отклик. Карл не ошибся, Март действительно знал убрскую «лошну» – пастуший свист. Услышав знакомое, « Иду, оставайся там, где стоишь », Карл усмехнулся и вернулся к костру. Однако прошло никак не менее четверти часа, прежде чем Март преодолел наконец разделявшее их расстояние и появился перед Карлом во плоти.

– Доброй ночи, господин мой Карл, – поклонился Март, шедший пешком, ведя своего огромного коня в поводу.

Март мало сейчас походил на скромного аптекаря из Семи Островов, каким увидел его Карл всего полгода назад. Встреть Карл здесь – на Гуртовой тропе – Марта впервые, принял бы, пожалуй, за сельского дворянина или за отставного офицера. Впрочем, нет. Такой ошибки он бы не допустил. Наверняка посмотрел незнакомцу в лицо, и тогда непременно встретил бы особый взгляд желтовато-карих глаз. Март был другим, он стремительно менялся с тех пор, как когг капитана Грига унес их от берегов Илима навстречу судьбе. И дело не только и не столько в одежде, которую носил сейчас Март, и не в тяжелой сабле на его боку, а в том, что и лицо аптекаря изменилось, и изменение это не являлось следствием усталости или необычного освещения. Здесь было что-то другое, гораздо более сложное и глубокое, связанное, возможно, с резко изменившимися обстоятельствами его жизни. Теперь Март выглядел старше – но все-таки не на свой истинный возраст – серьезнее, тверже, значительнее. Это был уже совсем другой человек, вот в чем дело. Это был человек, внешность которого пришла в соответствие с его сутью, происхождением и миссией.