Ирина Нельсон - Кома. Первая и вторая книги. [СИ]

Книжка отправилась в сумку. Я шагнул ближе, наклонился над его телом и, положив руки на бледный лоб так, чтобы все пальцы встречались на середине, зашептал ему на ухо:

— Через кровь Адама родилась смерть, через кровь Христа родилась жизнь, сон раба Божьего Дадли, прекратись. Раб Дадли, открой глаза, тебя не ждут небеса. Если сейчас глаза не откроешь, сон не прогонишь — умрешь без покаяния и без отпевания. Вставай, просыпайся и поднимайся.

Я продолжал начитывать заговор, а нити дрожали, пульсировали серебристым светом, расплетаясь. Коленки подогнулись. В ушах зашумело, закружилась голова. Рядом раздался неуверенный тихий голос Дадли, доносящийся как будто из глубокого колодца:

— Мама? Что случилось?

Приборы пискнули. Я перевел взгляд на них, пытаясь разобраться в данных. Так, ну, состояние тела у него определенно улучшилось. Вот только у меня не получилось распутать узлы до конца. Некоторые вообще затянулись сильнее. Н-да… Чтобы распутать эти гребанные узлы, часть связи между телом и душой придется обрезать. А я не смогу заниматься нитками и одновременно держать Дадли здесь. Волк мне в этом ни черта не поможет — тут моя личная сила нужна. Блин. И предков не позовешь, они давным-давно мертвые. В мире живых они его не удержат, только оборвут нити окончательно. Тут нужны живые маги. Те, кто как минимум смогут прикоснуться и увидеть…

Лавгуд!

Я подскочил. Она же говорила, что видит магию и может с ней работать! Вот кто сможет мне помочь!

— Миссис Дурсль, Дадли сейчас стало лучше, но я один не справлюсь. Разрешите привести помощницу?

— Если это поможет Дадли, можешь привести хоть всех демонов Ада.

— Дадли, — я повернулся к душе. Дадли со страхом разглядывал собственное тело и подпрыгнул, когда услышал меня. Ага, осознал, что случилось. Уже хлеб. — Оставайся у своего тела. За пределы здания не уходи. А лучше вообще из палаты ни ногой.

Я вырвал из тетради листок и накарябал Луне записку. Надеюсь, она не оставит меня в беде.

— Что ты такое? — пробормотал Дадли. — Я… Я не смогу нарушить твой приказ. Почему?

— Я шаман. Кричер, покажись. Отнеси эту записку Луне Лавгуд и, если она согласится, перенеси сюда… И знаешь, — я сощурился, переводя взгляд на перепутанные нити. Дух — магия… — Приведи-ка сюда еще и Гарри Поттера. Только по-тихому.

Тот соткался в углу, поклонился и исчез.

Гарри был невероятно рад покинуть Дурслей. После нападения дементоров всё покатилось к черту. Тетя билась в истерике и проклинала весь волшебный мир, в особенности племянника.

— Лучше б это случилось с тобой, мерзкий мальчишка! Это все ты!.. Все из-за тебя! — кричала она, заливаясь слезами и заламывая руки.

После этих слов Гарри замер, широко открытыми глазами глядя на тело Дадли, уложенное дядей Верноном на диван.

Уже должна была прибыть скорая, когда в раскрытое окно влетела сова и скинула перед ним письмо из Министерства. Это стало последней каплей для дяди Вернона. Он впервые за долгое время поднял на Гарри руку. Громовещатель от Дамблдора тоже оказался некстати, добавил синяков на теле и окончательно убрал краски с лица тетушки. Судя по всему, в тот момент ей больше всего хотелось выкинуть нелюбимого племянника из дома, но страх перед магами был сильней. Дурсли заперли Гарри в его комнате, а сами поехали в больницу вслед за скорой. «Разгребать твое дерьмо», как куртуазно выразился дядюшка.

Баюкая вывихнутое запястье, Гарри пытался осмыслить то, что с ним случилось. Он, в принципе, понимал чувства своих родственников и не особо злился на них. Дадли было жаль. Несмотря на их непростые отношения и травлю в начальной школе, кузен не заслужил такой судьбы. Лучше и вправду смерть, чем такое «овощное» состояние.

А еще ему было мучительно стыдно. Он оказался настолько слаб, что не справился, не смог противостоять своему самому большому страху — дементорам. Он сумел вызвать Патронус слишком поздно, и, когда тот отогнал этих мерзких тварей, всё уже случилось.

Следующие сутки слились в нескончаемое мучение: родственники совсем его не кормили и постоянно попрекали, болели синяки и ссадины от побоев, запястье распухло и не гнулось, и у него поднялась температура, а доступа к лекарствам или зельям не было. Постоянно хотелось пить.

Момент, когда Тонкс и Люпин забрали его, Гарри принял с облегчением. Вот только Дадли… Надо спросить у Вадима, вдруг ему можно помочь?

На Гриммо его первым делом напичкали зельями, вправили запястье и, дав полчаса на то, чтобы привести себя в порядок, отвели к Дамблдору.

После года занятий окклюменцией Поттер стал усидчивее, сдержаннее и наблюдательней. Вообще, он стал больше внимания уделять деталям, особенно это касалось реакции окружающих. И эти детали его не радовали. Несостыковки в словах и поступках, в реакциях, а иногда и откровенная ложь просто бесили, но Гарри старался держать лицо. Его пытаются использовать? Что ж, посмотрим, как у них это получится. Он сделает все, чтобы не стать телком на веревочке.

Директор внимательно выслушал его версию событий, задумался и, ничего не сказав, отправил к друзьям. Гарри и не протестовал, но его неприятно кольнуло нежелание директора делиться информацией. Старик явно знал о случившемся с ним и его кузеном больше, чем рассказывал. И это вовсе никакая не случайность. Вся накопленная за эти два дня злоба заклокотала внутри при виде этого лицемерия. Мудрый, всё понимающий взгляд директора вызывал почти неконтролируемую ярость.

В течение года Поттер часто вспоминал встречу с Вадимом в кафе, его слова об одноразовом герое. А приехав в школу, стал сопоставлять известные ему факты со словами окружающих…

Первым неприятным открытием стало поведение Рона и однокурсников. Затем последовал закономерный вывод о том, что люди видят только то, что хотят видеть, и верят в то, во что хотят верить. Вторым открытием, на сей раз приятным, стала поддержка Гермионы, Вадима, а затем и Малфоя. Вот уж чего-чего, а от последнего он этого никак не ожидал. Вообще, за этот год Гарри порядком подрастерял свою наивность и веру в людей. Зато маска смелого, но наивного и простоватого гриффиндорца была безопасной и удобной. Иногда Гарри ловил себя на мысли, что не зря, не зря Шляпа предлагала ему Слизерин.

Правда, к маю становилось всё сложнее сдерживаться. Иногда хотелось наорать на всех, убежать и скрыться. От друзей, однокурсников, от странно понимающего Малфоя, который непонятно с чего вдруг стал помогать, от проблем и ответственности — но потом удавалось взять себя в руки и вернуть трезвость мысли. До новой вспышки ярости.

Мир магии открывался с новой, омерзительной стороны. Однажды Гарри вспомнил слова Волхова о свободе воли и отсутствии выбора даже в любви. Как он возмущался, мол, в любой аптеке приворотного тридцать три вида — покупай, не хочу. Тогда он только посмеялся, а теперь задумался и пообещал себе быть осторожнее.