Сергей Барк - Каста [СИ]

Мидарэ выглядел успокоенным. Всем имуществом владел и распоряжался Верховный жрец, который был скромно упомянут в качестве отца нерадивого сына. Это означало, что, как и сам Мидарэ, Лиадро Годрео знал о случившемся и имел на этот счёт однозначное мнение, о котором красноречиво говорил присланный подарок.

— Красиво, — произнёс он, раскрыв небольшую инкрустированную шкатулку и разглядывая пару жемчужных серёг.

Пусть раджаны предпочитали простоту, омегам, особенно юным, не отказывали в маленьких удовольствиях. Чем моложе был омега, тем сильнее было желание украсить себя побрякушками. Взрослея, подарки, подобные переданному Хюремом, прятали в сундуках, оставляя для особых случаев среди домашних или для очень личных вечеров с альфами.

— Могу я передать, что извинения приняты?

— Да, — соблаговолил Мидарэ, и голос его наполняло уже неподдельное спокойствие: омега снова ощутил опору под ногами. — Передавайте Лето наше почтение и пожелание скорейшего выздоровления. Если желудок продолжит беспокоить, Лето всегда может воспользоваться услугами нашего травника. И, конечно, Виро благодарит за подарок.

Хозяин дома поднялся, за ним последовал Хюрем.

— За какой подарок? — в комнату, запыхавшись и чуть подволакивая за собой правую ногу, влетел подросток-омега лет четырнадцати.

— Доставили подарок от Лето, — ответил Мидарэ.

— А где же он сам? — омега, юный и смазливый, с огромными голубыми глазами и впалыми щеками, выглядевший будто ел слишком мало или только что перенёс болезнь, огляделся, но не увидел никого кроме незнакомца.

— Он неважно себя чувствует, но ничего серьёзного. Я потом тебе расскажу. После того, как ты выпьешь лекарство, оставленное Шиторо в твоей комнате. Он не стал мешать вам с друзьями. Поторапливайся, а я пока провожу нашего гостя.

Мидарэ ловко обошёл вниманием Хюрема, ни разу не упомянув его имя в присутствии сына, что, впрочем, могло с лёгкостью объясняться незначительностью омеги. Но, несмотря на происхождение, простаком Хюрем не был, и понял, что родитель осторожничает намеренно. Вероятнее всего, в этом доме знали о том, что происходит в жизни Лето, коль скоро он был названым женихом. Появление рядом с альфой постороннего омеги могло расстроить юного Виро.

— Что с ногой? — прямо спросил Хюрем, как только подросток, неуклюже переваливаясь, скрылся в переходах.

— Несчастный случай три года назад. Виро всегда был чрезмерно подвижным ребёнком и однажды умудрился свалиться с утёса. Ничего серьёзного за исключением повреждённого колена. Теперь он вынужден пить отвары, чтобы унять боль, — Мидарэ с досадой закусил губу. — Однако эскулапы подтвердили, что это не помешает ему дать здоровое потомство. Лиадро, как и Лето, не отказались от брака после несчастья, — твёрдо закончил омега, выше поднимая подбородок и глядя на Хюрема свысока.

Собственное дыхание оглушало — сбившееся, полное напряжения, надрыва. Рассмотреть, что вокруг, не было ни единой возможности. Перед глазами мелькали ветви, хлестали по щекам, пока Лето нёсся, не разбирая дороги, совершенно не видя, куда ступает впотьмах, грозя переломать себе ноги.

Лето не видел, кто гнался за ним, но чувствовал намертво прилипший к затылку взгляд, скуливший нетерпением вонзить зубы в сочное мясо, разорвать на части когтями, напиться крови… И ещё долго обгладывать белые кости, пока не прискучит, чтобы переломить их одним мощным нажимом челюсти и проглотить, словно Лето никогда не существовал.

Холодная испарина облизывала голодным языком. Ужас заглушал мысли, превратив сознание в спасавшегося бегством зайца; но как бы отчаянно ни бежал Лето, изо всех сил ударяя пятками оземь, сколько бы ни работал локтями, он уже знал, что всё бесполезно. Чудовище играло с ним, наслаждаясь погоней, у которой мог быть только один исход.

Зверь давно подстерегал свою жертву; принюхивался, изучал повадки. Таился целую вечность ради этого броска. Одного-единственного. Ещё миг, одно жалкое мгновенье — и преследование оборвётся визгом, боль вопьётся в тело и начнет безжалостно истязать плоть, пока агония не сожрёт остатки разума нестерпимой мукой и Лето станет молить о смерти…

Он резко распахнул глаза и сел. Спрятал лицо в ладонях, глубоко потянул носом воздух, заставляя себя успокоиться усилием воли. Беспокойное сновидение одолевало всё настойчивее.

Ещё в детстве Лето часто посещал один и тот же сон. Он шёл по лесу незнакомыми тропами, понимая, что держит путь прочь от стен города, но не имея понятия куда хочет попасть. Эта бесцельная прогулка, которая начиналась приятно и даже умиротворяюще, заканчивалась тем, что Лето вдруг осознавал, что в чаще он не один. И, наверное, это не должно было вызывать тревогу — какие только звери не водились в лесу, но Лето больше не мог думать ни о чём, кроме своего невидимого преследователя, наблюдавшего из укрытия.

Не сбавляя шаг, Лето озирался и всматривался в каждый куст, за каждый пригорок. Шум по-прежнему наполнял собою лес, под густые кроны проникали зеркальные пятна солнца, но как бы ни вглядывался Лето, отыскать опасность он не мог. И всё же чувствовал смертельную угрозу, ускользнуть от которой не было ни малейшей надежды. Он всё продолжал брести вперёд, углубляясь в чащу.

Чем старше становился Лето, тем сильнее сгущались тени его сновидения. Ветви поблекли, собрав под собой клочья тумана, что клубились и вытягивались, пока однажды не проглотили последние лучи, уступив место мраку. Всё отчётливее ощущал Лето чужое присутствие, всё меньше мог разглядеть перед собой, пока не стало видно ни зги. Бесшумно ступавший по его следам зверь разросся до размеров чудовища, расстояние сократилось до одного прыжка. Оно уже дышало в затылок, и вот Лето узнал, что такое леденящий душу страх. Страх заставил его спасаться бегством, заставил позабыть обо всём, кроме желания спасти свою жизнь. И Лето бежал. Бежал не оглядываясь.

Лето ненавидел этот кошмар, с раздражением понимая, что тот всё чаще является к нему по ночам.

Бросив взгляд на соседнюю сторону кровати, он привычно не обнаружил Хюрема. Словно дождавшись момента, когда о нём вспомнят, омега возник в комнате, бесшумно прикрыв за собой дверь. Увидев, что Лето уже проснулся, он больше не пытался вести себя тихо, подошёл к сундуку, распахнул крышку и стал стаскивать грязную одежду.

— Снова кошмары? — спросил Хюрем, роясь в чистых вещах.

— Ерунда, — отмахнулся Лето, недовольный тем, что наблюдательность омеги не знала предела.

За то время пока они с Хюремом делили ложе, Лето дважды просыпался в холодном поту, и вот снова ему пришлось пережить загонявшую сердце погоню. Всё было бы не так обидно, если бы не позорный страх, овладевавший Лето в такие моменты. Страх — чувство, неведомое воину-раждану. Страх — чувство запретное. Что подумает о нём Хюрем, узнай он, что его альфа — его истинный — боится несуществующей тени?