Сергей Барк - Каста [СИ]

— Расскажешь?

— Не о чем.

Это постыдное для себя обстоятельство, пятнавшее безупречный образ воина, старательно культивируемый Лето, было последним, что он бы хотел обсуждать с омегой. И терзаний совести он по этому поводу не испытывал. Кошмар, в конце концов, был всего лишь сном, да и сам Хюрем не спешил распахивать перед Лето створы, ведущие в глубины его души.

Первые же ночи физической близости позволили завязать необъяснимое понимание, но вместо того, чтобы обрушить разделявшие двоих стены, острие недомолвок стало колоть грудь Лето всё сильнее, неустанно увеличивая нажим. С тех пор прошло больше месяца, и, несмотря на то, что теперь Лето ощущал настроение и состояние Хюрема как своё собственное, он по-прежнему чувствовал рубящую их миры пропасть.

Хюрем так и не признал истинность, как и не желал говорить о собственном прошлом, подкинув Лето ту же самую историю, которую успел рассказать старшему субедару. Никаких новых подробностей в выдуманной жизни не появилось; ничего, что помогло бы оценить Лето степень доверия и собственную значимость для омеги.

Конечно, Лето обещал быть терпеливым, обещал быть рядом и выслушать, когда Хюрем будет готов объяснить. Вот только альфа не рассчитывал, что молчание, не имевшее в его понимании достойной причины (что такого мог рассказать Хюрем, чего Лето — его половина — не смог бы понять?), растянется на такой долгий срок. Ещё меньше он представлял, что замок, висевший на сундуке секретов Хюрема, может вызывать столько точившей досады.

— Так и будешь бока отлёживать? — спросил Хюрем, бросая Лето чёрную тряпицу, похожую на широкий пояс.

Лето подхватил предмет на лету и, не задумываясь, повязал его на глаза. Он сделал это раньше, чем успел спуститься с кровати, чтобы занять боевую стойку и приготовиться к атаке, и виной тому была отнюдь не небрежность, за которую он мог жестоко поплатиться, точно зная, что случится в следующий момент. Стоило зрению погаснуть, как на него напали.

Лето ушёл от удара с новообретённой лёгкостью. Он знал, что справится, и не хотел облегчить себе задачу, занимая более выгодное положение. Когда Хюрем только начал свои необычные тренировки, Лето сильно доставалось: омега не делал послабления для своего любовника и истинного, не смягчал удары и не растягивал стремительность атаки. Учиться пришлось быстро, и успехи не заставили себя ждать, показывая Лето, как глубоко он заблуждался насчёт собственных умений до момента встречи с омегой. Однако, дело прошлое. Сейчас Лето уворачивался от коварных выпадов Хюрема, едва касаясь окружающих поверхностей.

Альфа откатился по полу в противоположный угол. Углы, изначально невыгодные, если не гиблые, места для боя больше не доставляли Лето сложностей. Комната была маленькой, и как бы хорошо он ни держался, рано или поздно его теснили, заставляя продолжать сражения меж бреющих размахи стен.

Сначала, следуя всем правилам, Лето избегал мышеловок как огня, а оказываясь в них, начинал уступать сопернику. В такие моменты Хюрем давил нещадно, только увеличивая напор. После одной из таких схваток Хюрем обронил, что ещё никогда не видел, чтобы кто-нибудь так неуклюже ворочался в углу, как это делал Лето. Задетая гордость заставила альфу задуматься и присмотреться внимательнее к тому, что делал сам Хюрем, оказываясь в незавидном положении.

Лето ждало потрясение. Вместо того, чтобы тратить больше сил на оборону и пытаться всеми правдами и неправдами выбраться из тупика, Хюрем забивался глубже, и уклонялся с ловкостью паука, пока Лето сбивал костяшки о камень стен, не в состоянии достать соперника. Лето потел в разы сильнее, когда должно было быть наоборот! С тех пор он не просто смотрел на Хюрема, но старался подметить каждое движение омеги, запомнить, обдумать и использовать самостоятельно.

Поначалу, осознав силы омеги, Лето стал уговаривать Хюрема тренироваться по ночам, во время тайных вылазок омеги, но тот отказался. Вместо этого он стал набрасываться на Лето в те моменты, когда альфа меньше всего этого ожидал. Лето мог пересекать двор анаки, направляясь на утренние занятия, когда у Пропилей ему в спину прилетал подлый удар. Ещё неприятнее было падать на каменный и влажный пол купальни, сбитым любимым приёмом Хюрема — подсечкой. Не важно, только ли Лето поел, или ему вставили со всем остервенением в зад, атака могла случиться когда и где угодно, впервые действительно заставляя Лето следовать главному наставлению старшего субедара — всегда оставаться начеку.

Шестое чувство, которое и так, по мнению Лето, было прекрасно развито, изменилось, и теперь даже лишённый зрения, он не испытывал ни капли неудобства. Он будто бы видел кожей: глаза словно выросли на каждом клочке плоти, даря постоянную бдительность, не требовавшую сосредоточенности. И пусть Лето с детства учился слепому бою, только теперь он стал по-настоящему «видеть». И случилось это благодаря Хюрему.

Не оценить такой дар Лето не мог. Пусть обида от недомолвок и сумела отыскать путь в сердце Лето, она была не настолько сильна, чтобы затмить понимание того, что Хюрем о нём заботится, даже если манеру такой заботы мало бы кто понял. Но Лето чувствовал Хюрема не так, как все вокруг, и знал, что удары были подарками воину, способными сделать его сильнее.

Второй причиной, убивавшей сомнения в истинности, были ласки омеги. Его взгляды, его прикосновения, страсть, вспыхивавшая заревом, стоило им остаться наедине. Всё это, и ещё мириады едва уловимых дыханий, скользивших в сторону Лето, шептали о священной связи, намертво привязывавшей одного к другому, желал того Хюрем или нет. Говорил об этом — или предпочитал молчать.

Лето должен был ждать; ждать, как обещал Хюрему, слепо веря в значимость некой причины, сковавшей язык омеги. Разум без устали твердил об этом, но жадная любовь требовала словесной капитуляции. Признания Лето законным альфой, словно так он мог ещё больше овладеть омегой — отобрать ещё одну часть его души. Часть, которую омега не желал отдавать ему. Своему истинному.

Лёгкий покалывающий морозец кусал лица и руки воинов, вытянувшихся стройными линиями вдоль южной стены гарнизонов в ожидании старшего субедара. Хюрем, замерев по левую руку от Лето, с любопытством стрелял взглядом, сразу подметив блуждавшее среди раджанов оживление.

Необычное возбуждение вряд ли объяснялось погожим днём, щедро разливавшим горячее солнце на припорошённый снегом двор. Хюрем бы спросил об этом Лето, но на горизонте уже показалась высокая фигура Зарифа Карафы, отряд ожидал приближение своего командира в почтительном молчании.

— Приветствую, отряд! — бодро пробасил Карафа, с прищуром оглядывая воинов.