Сергей Барк - Каста [СИ]

Лежать оказалось неудобно. Задрав простыню, прикрывавшую тело, Виро увидел, что его ногу стискивают две плоские деревяшки, удерживаемые верёвкой. Точно так же ему лечили ногу, когда он упал с обрыва. Должно быть, отец заметил опухоль и позвал лекаря.

Заёрзав, Виро обнаружил, что боль ощущается не так остро, как вчера — его, скорее всего, успели напоить травами. Только свезённые локти горели огнём, быстро заставив вспомнить ночную вылазку, не увенчавшуюся успехом. Виро стало стыдно. Не за то, что не сумел, а за то, что посмел думать.

С того дня всё шло своим чередом, словно и не было той страшной ночи. Никто ни о чём не спрашивал, и Виро терялся в догадках, что же случилось после того, как сознание ему изменило. Виро покорно проводил время взаперти, позволяя Хюрему за собой ухаживать. Они никогда не разговаривали, ограничиваясь словами о необходимости встать или сменить простыню.

Виро выдержал такую жизнь однажды, переживёт и снова. О том, зачем он это делает, Виро старался не думать, решив сосредоточиться на мысли, что он остался в семье единственным ребёнком. Пусть он не мог порадовать отца или папу, но и делать то, что бы могло их расстроить он больше не хотел.

С того дня, как Хюрем перешёл в дом Дорто, жизнь изменилась не только для Виро, но и для Лето. Отныне альфа жил от заката до рассвета, встречаясь с Хюремом в скрытых от любопытных глаз уголках Барабата, а иногда и вовсе за пределами городских стен. Ночи, когда Хюрем отдыхал, казались невыносимыми, заставляя Лето ворочаться без сна в надежде, что следующий день промчится быстрее, чем предыдущий.

Теперь, когда Хюрема больше не было рядом в гарнизонах, Лето стал рассеянным и несобранным, получая нагоняй от старшего субедара по несколько раз на дню. Карафа злился, но не спешил докладывать жрецу, и Лето понимал, по какой причине. Зато ничто не могло остановить командира от выдачи нерадивому подопечному наказаний столько, сколько тому вздумается.

И ни разу Лето не забыл изобразить недовольство на собственном лице, но делал это исключительно для порядка. Старший субедар и помыслить не мог, как рад Лето занять себя чем угодно, лишь бы скоротать время до ночи. Иногда, забываясь, он бегал больше, чем было велено, и отрабатывал приёмы до седьмого пота, попросту растворяясь в упражнениях, пока мысли его, целиком и полностью, принадлежали Хюрему.

Предоставленный самому себе, Лето не раз мысленно возвращался к моменту, когда увидел стрелу, летящую в грудь омеги. То, что он пережил в тот миг, было несравнимо ни с чем, что ему доводилось испытать прежде. Решение закрыть Хюрема собой было единственно важным. Ни разу он не пожалел о том, что сделал, даже если бы это, в конце концов, стоило ему жизни. Наоборот, он был рад тому, что поднялся в то утро следом. Чутьё заставило выхватить нож и броситься наружу в следующий миг.

Оставалось недоумевать, каким образом Хюрему удалось вернуть его с того света. Лето давно знал, что его половина скрывает множество тайн, но омега каждый раз не уставал удивлять. Смутно, но Лето всё же помнил, как пребывал на грани жизни и небытия, как не забыл и того, что постоянно ощущал присутствие омеги. Оно словно тянуло его в одну из сторон — в ту, где находился Хюрем; и Лето откликнулся, отринув вечный покой.

И пусть сейчас Хюрема не было рядом, но всё же омегу не отняли. Да, теперь их разделяла площадь анаки, но лишь до того момента, пока он не приведёт Виро в свой дом. Главным виделось то, что отец не встал между ними. Опасность, конечно, угрожала Хюрему, и исходила она от семейства Дорто; но Исидо был далеко, а значит, всем станет заниматься Мидаре. Расчёт был на то, что последнему ни за что не справиться с Хюремом. И Лето, и Зариф Карафа говорили об этом с омегой, всячески призывая того оставаться настороже.

Однако сердце альфы было не на месте. Даже сейчас, ожидая Хюрема под сенью серебристых тополей на укромной полянке, которую они облюбовали для встреч, Лето не мог насладиться зыбкой прохладой летней ночи, приятно касавшейся кожи. Он ждал омегу и, чтобы почувствовать себя лучше, использовал связь. Связь, способную дотянуться до Хюрема в любой точке долины — так сумел он поднатореть в необычном умении ощущать свою пару.

Хюрем быстро приближался. Ещё немного терпения, и они снова воссоединятся. Волна спокойствия тут же коснулась груди. Лето хотел поговорить с Хюремом о важном событии, как только тот появится, — и сделал это, стоило любовникам поприветствовать друг друга горячим поцелуем.

— Я должен тебе кое-что сказать, — выпалил Лето, когда губы их на миг разомкнулись.

Альфа прекрасно знал, что за пламя вспыхивает между ними, как только они оказывались наедине, и потому, если он хочет поговорить, следовало торопиться.

Хюрем замер на мгновенье, раздумывая, тратить ли драгоценное время на слова. Прочитав мысли пары, Лето заговорил, так и не дождавшись ответа:

— Я решил, что стану просить отца поженить нас с Виро в этот праздник Касты. Событие и без того громкое, так что небольшая церемония не должна привлечь слишком много внимания. Уверен, что после случившегося этого не хочет ни одно из семейств. И тогда мы с тобой будем вместе.

Хюрем улыбнулся, и Лето показалось, что на раскрашенном тенями лице проступила задумчивая печаль.

— Ты не одобряешь? Я говорил с Карафой, он тоже не слишком обрадовался, но признал резон. Уже на днях я собираюсь говорить с отцом, — Лето с волнением уставился на Хюрема.

— Отчего же, — вымолвил наконец тот. — Ты прекрасно всё придумал. Надеюсь, твой отец согласится.

— Уверен, что согласится! Может, не сразу, но должен. Если же упрётся вдруг и скажет, что я хочу вернуть тебя слишком быстро, тогда будем говорить про праздник зимнего солнцестояния. В крайнем случае, это должно случиться, стоит Виро отпраздновать совершеннолетие. Так, в общем, и делается, если омега давно выбран. День рождения Виро в конце последнего летнего месяца. Кстати, нужно об этом не забыть, — продолжал трещать Лето. — Но в этом году ему только пятнадцать, а это значит, что ждать ещё долго…

— Как ты себя чувствуешь? — перебил словесный поток Хюрем, касаясь груди Лето.

Раскрытая ладонь легла поверх материи, которая скрывала шрам. Хюрем часто спрашивал, беспокоит ли Лето затянувшаяся рана.

— Я чувствую себя прекрасно, — не лукавя, раз за разом откликался Лето, и его рука ложилась поверх пальцев Хюрема; забота любимого ласкала душу. Как же здорово было любить и быть любимым!

Хюрем уловил изменившееся настроение и не стал медлить, позволяя рукам нырнуть под одежду Лето. Взгляды коснулись друг друга так, словно оба они переместились на другую грань восприятия. Такую, где ни одному из них уже не требовались слова. Лето лишился рубашки, Хюрем прильнул губами к изувеченному клочку кожи, которому уже никогда не стать гладким. Альфу не смущало такое внимание, как не стыдился он и шрама — первого настоящего шрама. Пусть он был получен не в бою, но эта метка для него была милее любой награды — знак того, что он сумел защитить собственную пару.