Сергей Куц - Вор и убийца

— Мастер Дреон. Хозяин гостиницы, где я пребывал на постое, — произнес Тейвил и осенил трактирщика знамением. Тот был мертв. — Как же он угодил сюда?

Я равнодушно пожал плечами, оставив офицера около покойника. Рядом слишком много живых мертвецов, чтобы сокрушаться над каждым умершим. Гремя цепью, продолжил протискиваться к костру. У огня было тесно, все, кто мог самостоятельно передвигаться, жались поближе к теплу. Ричард Тейвил потерялся где-то в толпе. Если судить по красным камзолам, здесь у драгуна много знакомцев.

Протянув руки к огню, размышлял, что же делать дальше. Ничего путного в голову не шло. Яркое солнце и голубое небо, столь редкие в последние предзимние дни, угнетали сильней, чем небеса, затянутые тучами. Небосвод словно насмехался над людским отчаянием.

Вокруг меня вдруг оживились, забухтели. Со стороны казарм приближалась процессия. Колонной по двое топали аркебузиры в посеребренных кирасах и шлемах, начищенных и ярко блестевших на солнце. Похоже, мне довелось лицезреть знаменитый «Серебряный полк»: отборные вояки из огсбургских ветеранов, последний резерв имперцев на поле боя и личная охрана августейших особ и военачальников. К нам пожаловала большая шишка, за спинами аркебузиров маячили несколько фигур в богатых одеждах.

— Чертовы «Серебряные», — зло процедил Тейвил, подтвердив мою догадку. Он снова появился около меня.

«Серебряные» встали широким полукругом перед оцеплением из мечников и стрелков. Блестящие латы, одинаковые отглаженные мундиры, ладно сшитые из дорогой ткани, и высокомерные лица демонстрировали превосходство имперской военной организации над арнийцами и их наемниками, израненными и грязными. Впрочем, рундаширы и арбалетчики, что стерегли пленников, недалеко ушли от поверженного противника.

Рядом послышалось перешептывание, люди еще интересовались тем, что происходит вокруг.

— Сызнова сам герцог Альбрехт пожаловал.

— Правда, что ль, он брат императора?

— Тебе не все ли равно, доходяга? Гляди, и Даман рядом, вот бы кому в глотку вцепиться!

Да, он был там. Важно тряс щеками по правую руку от высокомерного вельможи, вокруг которого почтительно порхали высокопоставленные офицеры. Герцог Альбрехт Огсбург и предатель Даман. Интересно, он все еще губернаторствует? Я сидел у костра всего в полусотне шагов от оцепления и прекрасно видел, как бегали глазки Конрада. Не очень-то ему по душе находиться перед солдатами короля Герарда, пусть они и скованы цепями.

После нескольких слов, сказанных герцогом Даману, тот шагнул вперед, чтобы сделать какое-то заявление. Поверх груди Конрада Дамана лежала орденская лента двух цветов: белого и желтого. Имперская награда нашла своего героя.

Заговорить Даман не успел. Неожиданно для меня прозвучали первые слова молебна. Отец Томас Велдон громко запел об упокоении усопших на поле брани, ему вторили другие инквизиторы. Герцог пренебрежительно скривился, Даман растерянно крутил головой, а какой-то генерал в камзоле с золоченым шитьем выкрикнул, чтобы прекратили немедленно.

Его не захотели слушать, пленные поворачивались лицом к Велдону и начинали молиться. Те, кто был в силах это сделать. Некоторые становились на колени. Взгляды огсбургцев уткнулись в затылки. Я зашептал слова, которые предназначались двуединому Богу, но небеса не могли меня услышать, донимало другое. Я осторожно оглянулся. Против моих ожиданий ни у одного из имперцев губы не шевелились, что очень странно. Подданные империи славились своей набожностью.

Я искоса глянул на Дамана. Вот он! Рукой подать. Но еще ближе сегодняшняя клятва. О Харуз! У меня снова появится неоплаченный долг — я сокрушенно посмотрел на кандалы — с этим не сбежишь. Хотел было дать себе еще один зарок, но после… потом. Когда буду на свободе. Лишь утешался мыслью, что крайне интересные бумаги Дамана спрятаны в надежном месте, они обязательно лягут на стол королю Арнии. Хотя после сдачи Загорья гнилой душонкой владельца писем не удивить, а тем более после того, как я перережу ему горло. Я непременно прикончу его! Однако содержимое бумаг перечеркнет планы больших и влиятельных людей в Ревентоле, которые заодно с Конрадом Даманом. Мне этого достаточно.

Песнопение закончилось. Отец Томас опустил сложенные в молитвенном жесте руки и с вызовом посмотрел на герцога Альбрехта, а затем перевел взгляд на Дамана. Взор инквизитора стал испепеляющим.

Когда бывший генерал-губернатор арнийского Загорья вновь выступил вперед с заготовленной речью, Велдон и его инквизиторы демонстративно повернулись к предателю и огсбургцам спиной. Отец Томас направился к тяжелораненым со словами благословения; изредка он клал на склонившуюся перед ним голову ладони и замирал. Целительская магия! Только сил инквизитора не хватит, чтобы помочь хотя бы каждому десятому из страждущих.

Конрад Даман все еще говорил, его унылая речь сводилась к призыву присягнуть императору Карлу и была мало кому интересна. Пленники не обращали на него внимания и копошились в огороженном квадрате так же, как и до появления блистательных кирас имперцев, словно бы тех и не было. Голодным, замерзшим, израненным людям огсбургцы опостылели. Здесь были только те, кто в безнадежной ситуации не сдался на милость захватчиков, они не собирались покоряться и сейчас.

Я бы назвал подобный выбор глупостью. Одно дело в бою сражаться до конца, другое — спасти свою шкуру, изобразив видимую лояльность новой власти, когда бой уже проигран. Будет же возможность удрать из покоренного графства или хотя бы затаиться, а так… Шансов у них нет! Сам бы я уже протискивался к имперцам, чтобы изъявить свою верность огсбургской короне, кабы не перспектива внезапно воскреснуть прямо перед поросячьими глазками изумленного Дамана. Меня останавливало лишь его присутствие, только он, а не какое-то глупое благородство. Для вора что Огсбургская империя, что Арнийское королевство — все едино. Тем паче что королю Герарду Пятому я не присягал, а Николаса Гарда и вовсе расстреляли во имя королевского правосудия.

Вот и получается, что сбежать не могу и единственный путь на свободу — это покорность императору Карлу. Я размышлял над тем, как поступить, чтобы избавиться от оков, когда по загону для пленных побежала рябь вялого возбуждения. Сюда сунулись четверо рундаширов и подофицер, который принял меня и Тейвила у орков. Подофицер определенно кого-то искал, он крутил головой и стрелял взглядом над головами пленных. Имперцы искали барона. Ему опять заломили руки и под басовитые проклятья потащили пред светлые герцогские очи. Подофицер остался тут, рядом со мной.

Бросив лейтенанта в двух шагах от Альбрехта Огсбурга, генералов и Дамана, солдаты вернулись. Кажется, они возвращались по мою душу… Проклятый пепел! Так и есть! Подофицер указал заостренной бородкой на мою закутанную в плащ фигуру. Пнув кованым сапогом для острастки, мне тоже заломили руки. Спустя четверть минуты я стоял перед важными огсбургцами, опустив голову. Кровь и песок! Мое положение стремительно менялось: от плохого к худшему!