Сергей Куц - Вор и убийца

— Он! Это он! — кричал Конрад. Хотя нет, более правильным будет сказать, что Даман вопил. — Герардова ищейка! Его прислали, чтобы следить за мной!

— Как видно, я прибыл сюда не зря, — с каменным лицом сказал Тейвил, когда Даман замолк, чтобы перевести дух. — Жаль, что оказался в Бранде слишком поздно.

Конрад Даман побагровел. Еще мгновение, и его снова разорвет поток истеричной желчной брани.

— Довольно, — отчеканил герцог.

— Ваша светлость, я всего лишь хотел… — попытался возразить Даман.

— Вы не услышали меня? — Герцог Альбрехт говорил с ноткой равнодушия в голосе, но в его глазах отчетливо мелькнуло раздражение. Когда Конрад Даман заткнулся, огсбургец перевел взор на лейтенанта.

— Это так? Вы посланы на север с… — Герцог замялся, подбирая нужное слово. Он изъяснялся на общем языке практически без акцента. — С тайной миссией?

Тейвил оставил обращенный к нему вопрос без ответа.

— Что ж, — после короткой паузы продолжил Альбрехт Огсбург, — у нас отыщутся те, кто поможет вам сделаться более сговорчивым. Уведите его!

Рундаширы повели барона прямиком к тюрьме. У входа в здание их нагнал кузнец, который принялся сбивать с ног Тейвила кандалы, однако ничего хорошего это ему не сулило.

Герцог Альбрехт заговорил с генералами на имперском наречии, Даман переминался с ноги на ногу в сторонке, а я обливался потом под шерстяным плащом. Про меня как будто забыли. Но нет, ненадолго. Меня толкнули и развернули лицом к герцогу и Даману.

Брат императора со скукой разглядывал мою небритую физиономию со ссадинами и синяками. Ну что за интерес допрашивать какого-то купца? Зато Даман превратился в большую толстую рыбу: таращил глаза и беззвучно открывал рот, силясь что-нибудь из себя выдавить. Экс-вице-король Заморской Арнии узнал меня с первого взгляда. Эх, лучше бы орки избили до неузнаваемости!

Альбрехт Огсбург заметил необычное поведение Дамана и теперь с гораздо большим любопытством смотрел меня. В свите герцога тоже не оставили без внимания происходящее, уж больно яркими пятнами пошел Конрад Даман.

— Ты, — наконец смог произнести Даман. — Живой!

— Да и ты, как погляжу, не издох.

Тирада, что последовала после этих слов, была достойна любого злачного места, какое только можно представить. Даман орал что есть мочи и даже попытался подступить ко мне, однако был остановлен одним из «серебряных». Кричал Даман без стеснения, на всю округу.

— Кто это? Вы знаете имя сего человека? — спросил герцог, как только Даман заглох на мгновение, чтобы достать платок.

Даман переводил маленькие глазки то на меня, то на имперца; постепенно он приходил в себя. Герцог терпеливо ждал, чего не скажешь о его свите. Высокопоставленные офицеры вовсю шептались позади Альбрехта Огсбурга и как будто насмехались над Даманом.

— Ваша светлость, — заговорил Даман, — это очень опасный преступник. Он вор, пират, убийца…

Конечно, Конрад загнул, назвав меня убийцей, но в целом мне было безразлично, что он плетет. Стало все равно, что произойдет со мной дальше; хуже, чем мог представить, точно не будет. Надо же так глупо попасться!

— …и надлежит четвертовать! — закончил свою речь Даман.

— Душа этого человека принадлежит церкви! Это дело церкви! — вдруг громогласно объявил отец Томас. Я и не заметил, как он очутился рядом с герцогом и теперь буравил меня взглядом. Его взор прожигал насквозь. Истинный инквизитор!

— Душа каждого из присутствующих здесь принадлежит империи! — Левый глаз герцога дернулся. Хорошее расположение духа и выдержка покинули его. Альбрехт Огсбург вплотную подошел к инквизитору и медленно проговорил: — А здесь я олицетворяю власть его императорского величества, и только мне решать, забрать эту душу либо поступить с ней иным образом.

Над окрестностями тюрьмы повисла гробовая тишина.

— Напоминаю вам, святой отец, о времени. Его величество Карл Первый милостиво даровал вам и вашим чадам три дня на раздумье. Готова ли инквизиция Северной марки…

— Инквизиция Арнийского Сумеречья! — Томас Велдон перебил Огсбурга своим железным голосом, от которого у обывателей Бранда тряслись коленки.

Герцог побледнел, но его пронял не страх, а ярость. Тем не менее, совладав с собой, он продолжил:

— Готова ли инквизиция… — Альбрехт старался говорить, избегая острых углов. — Готова ли инквизиция Бранда дать клятву верности его императорскому величеству?

Даже я был поражен: только что имперец предложил священнику подчиниться светской власти. Неслыханно! Церковь всегда стояла особняком от политических дрязг и войн. По меньшей мере матерь-церковь постоянно декларировала это. В любой стране духовенство подчинялось только папе — первосвященнику в Тиме и наместнику Бога Отца и Бога Сына в Орноре, но, видимо, в империи Огсбургов с недавних пор все обстояло иначе.

— Однажды я уже дал обет, — молвил отец Велдон. Он воспринял слова герцога очень спокойно. Скорее всего, слышал их не в первый раз. — Я давал обет двуединому Богу и матери-церкви. Новая клятва может быть только дьяволу!

Отец Томас Велдон невозмутимо сложил руки на груди и спокойно посмотрел в глаза Альбрехту Огсбургу. В лицо герцога, олицетворявшего власть его императорского величества, как он сам выразился, было брошено страшное оскорбление. Я покосился на троицу инквизиторов, сбившихся кучкой в дюжине шагов сзади, перед цепью оцепления. Они держались, стараясь сохранить невозмутимость, но церковникам было очень не по себе.

Герцог не выдержал взгляда черных глаз инквизитора. Он вернулся к своей свите, метнув через плечо подофицеру, притащившему меня и Тейвила:

— Этого тоже увести!

Кинув на меня злой мстительный взгляд, довольный Даман засеменил за имперцами.

— Я настаиваю! — Велдон сделал несколько шагов к огсбургцам, пока его путь не преградили двое «серебряных». — Он совершил тяжкий грех! Он не только сбежал из тюрьмы, но и помог проклятому избежать упокоения!

Герцог замер и спустя один удар сердца резко развернулся на каблуках. Пальцы правой руки его светлости тарабанили по эфесу шпаги.

— Я велел увести его. — Он все же справился с эмоциями и заговорил ровным тоном. — В каземат, где разберемся во всем, а ваше время, святой отец, истекает завтра.

Альбрехт Огсбург, его свита и аркебузиры ушли. Мне велели идти к полевой кузне, где солдаты не спеша и без суеты, которую демонстрировали перед высоким начальством, освободили от цепей. Я все время помышлял о бегстве, однако солнце светило ярко, кругом было полно имперцев. Я обреченно поплелся за подофицером, у которого снова появилась толстая тетрадь. За спиной на чужом наречии о чем-то спорили два конвойных рундашира.