Сергей Куц - Вор и убийца

Инквизитор склонился к столу с приспособлениями для пыток. Он снова перебирал их, бормоча что-то неразборчивое себе под нос.

— Не поминай лихом, Христофер, — прошептал Ричард.

— Гард. Николас Гард.

— Пусть будет Гард.

Тейвил уронил голову на грудь. Его пересохшие губы произносили слова молитвы. Не хотелось верить, что он сломался, но я и сам был на грани отчаяния. Нам суждена мученическая смерть, и небо проявит неслыханную милость, если мы умрем быстро. Проклятый пепел! В отличие от Ричарда, я не мог вспомнить молитвы! Взывал к милости Бога Отца и Бога Сына, а в голове только сквернословия и богохульства. Небеса никогда не примут мою черную душу! Ей уготована дорога в ад!

Монах по-прежнему звенел железками.

За дверью послышались шаги. Я превратился в слух, моля двуединого Бога, чтобы шли к нам. Хотя бы это, Боже! Я готов был надеяться буквально на все, чем бы это ни оказалось, даже на чьи-то шаги! В дверь настойчиво забарабанили кулаком.

— Открывайте! — прогремел требовательный железный голос Велдона.

Монах в черной рясе не подал вида, что происходит что-то, стоящее внимания.

— Отворяй, тварь, — прошипел Тейвил. Его церковник услышал, он резко вскинул подбородок и уставился на барона змеиным немигающим взглядом.

— Открывайте! — снова забарабанил по дубовым доскам отец Томас. — Именем… У меня личное распоряжение его светлости насчет заключенных!

Упоминание герцога Альбрехта подействовало на имперца. Через несколько мгновений он открыл дверь, но при этом встал так, чтобы загородить вход в камеру.

— Отец Франс, — произнес Велдон. За его спиной стоял кто-то еще.

— Отец Томас, — ответил огсбургец, учтиво склонив голову, но не сдвинулся с места.

Ничуть не смутившись, Велдон шагнул вперед и едва не уткнулся своим носом-картошкой в ястребиный клюв имперца. Бросилось в глаза, что их рясы разных цветов: черная у отца Франса и коричневая у Томаса Велдона.

— Немедленно пропустите! Его светлость поручил принять исповедь у всех узников, которые захотят покаяться перед смертью. Вы, отец Франс, будете мне препятствовать?

Имперец неохотно отступил на два шага. Вслед за Велдоном в камеру зашли еще двое инквизиторов в коричневых рясах. Огромные, крепкие, широкоплечие. Монашеские рясы смотрелись на них чужеродно. Типичные трактирные вышибалы, даже выражение лиц соответствующее. Напускная маска равнодушия и глаза, не блещущие особым интеллектом.

— Братья из монастыря Маунт, — сказал Велдон, — отец Брендон и отец Джон.

— Зачем они здесь? — Рука инквизитора в черной рясе сжалась в кулак и непроизвольно дернулась к кресту, вышитому над сердцем. Его вывели из себя, хотя отец Франс почти смог сдержать всколыхнувшее душу раздражение.

— Они со мной, — то ли пояснил, то ли указал отец Томас.

Один из монахов аббатства для проклятых душ нес тугой сверток, который сейчас прислонил к стене, чтобы не мешал разобраться с дверным замком. Когда тяжелая дверь захлопнулась, второй громила в церковной рясе решительно направился к овальному столу и начал бесцеремонно копошиться в пыточных инструментах.

Всплеснув руками и зло обронив несколько слов на имперском наречии, огсбургец бросился к своему имуществу.

— Выходит, вы оба здесь, — несколько задумчиво сказал Велдон, приблизившись к нам. Его слова показались непонятными. Что значит — оба?

— Отец Томас, — смирено произнес Ричард, — я…

— Погодите, лейтенант, — перебил его священник. — Сначала мне хотелось бы узнать у вас обоих одну принципиальную вещь.

— Что? — непонимающе спросил Тейвил.

Пожалуй, я впервые наблюдал растерянность на физиономии барона, да и мне самому был не очень-то понятен поступок Велдона. Отец Томас слыл и на деле являлся весьма строгим ревнителем устоев матери-церкви. Немыслимо, чтобы он вот так бесцеремонно оборвал покаяние, тем паче у смертника.

Зашевелились подозрения. Не разыгрывают ли инквизиторы дешевый спектакль? Но мне было глубоко наплевать на драматургию церковников. Я хотел жить!

— Святой отец, что вы хотели узнать? — заговорил я. Сейчас его уши услышат все, что только пожелают. Я сыграю в их представлении, тем более что о моих настоящих тайнах Велдон даже примерно не ведает.

— Тебя зовут Николас Гард?

Начало разговора не слишком безобидное. У королевского правосудия к человеку с таким именем имеется немало вопросов, увы, не только в Арнии. Но в нынешней ситуации отпираться казалось бессмысленным, я согласно кивнул.

— Ты вор. — Отец Томас задумчиво почесал свою седую короткую бородку и сделался очень похожим на университетского профессора. — Даман уверяет, что еще и опасный разбойник, флибустьер. Словам предателя особой-то веры нет, да…

Велдон замолк, не договорив.

А в выражениях он не стесняется! Чего инквизитор хочет добиться? Или сказанное не уловка, святой отец говорит искренне? Священник подошел близко ко мне и уставился в глаза, наши переносицы почти соприкасались. Его взгляд беспокойно бегал, но оставлял то же тягостное ощущение, как в нашу первую встречу.

— Верить Конраду больше нельзя, — сказал отец Томас. — Да только ты уже сбегал из этой тюрьмы. Жить хочешь, Гард?

— Кто же не хочет, святой отец? — Неожиданно я понял, что слышу собственный хриплый голос. Словно со стороны и как будто чужой.

— А ты, лейтенант? — Инквизитор оставил меня и теперь буравил взглядом драгуна.

— Хочу!

— Верно ли говорят, что барон Ричард Тейвил прибыл сюда не просто из столицы, а из Тайной палаты?

Собственная палата тайных дел его королевского величества! Это если полностью произнести название сей особой канцелярии. Там служат королевские ищейки, которые суют нос во все мутные дела и оберегают монаршую особу от заговоров. Поговаривали, что все личные телохранители короля из них. В ревентольских кабаках байки о невероятной крутости дворян из Тайной палаты, чьи имена конечно же скрывали от публики, по популярности прочно занимали второе место после похабных анекдотов.

Тейвил не ответил. Велдон тоже молчал. Тишина продлилась несколько долгих томительных секунд, потом отец Томас начал мерить камеру шагами.

— Император Карл Первый — еретик! Почти два года назад имперская церковь присягнула на верность трону. Хотя нет. — Велдон яростно посмотрел на собрата в черной рясе. Губы имперца шевелились, глаза горели огнем, но он сохранял безмолвие. По обе стороны от иноземца в позах цепных псов застыли великаны отца Томаса. — Нет! Отступники дали клятву и служат даже не трону, а семье Огсбургов! Дьявольского отродья! Ибо сказано: богу — богово, а кесарю — кесарево!

— Забываешься! — выкрикнул отец Франс, сделав шаг вперед, но был остановлен. На его плечи легли пудовые ладони двух маунтских братьев. — «Дело церкви есть служба роду человеческому». Ты знаешь, отец Томас, кому сии слова принадлежат. Мы служим людям, а не папе в Тиме, ибо не важно, кто предстоятель нашей матери-церк…