Сергей Куц - Вор и убийца

Мое же сердце неистово колотилось, я крепко сжимал пистоли и ждал развязки. Второе пленение имперцами — плачевный итог, уж лучше пасть здесь! Да, я боялся пыток! Но я не трус! Я вор! Я флибустьер!

Я вспоминал Костяной Краб, Конрада Дамана и Вермана, Чекко, Лоиса, Дино… и других. Распалив себя, глянул на Велдона со смесью жалости и сожаления: его удел — молитвы, наш — бой.

— Теперь тише, — Тейвил поднес палец к губам, — ни звука!

Оконные проемы, затянутые воловьим пузырем, пропускали лишь свет. Ричард сделал кинжалом небольшой разрез, для наблюдения за происходящим во дворе. Я поступил так же.

В ворота въехали трое рейтаров. Имперцы явно были навеселе: смеялись и перекликались на огсбургском наречии, ехали, считай, без доспехов. Каждый из троицы всадников был облачен в шлем без забрала и кирасу. Наплечники и набедренники сняты.

— Позвольте, — едва слышно произнес Томас Велдон, приблизившись ко мне. Он хотел посмотреть во двор.

Ричард выпучил глаза и махал рукой, чтобы монах оставался на месте, да только инквизитор никак не желал внять ему. Я пожал плечами и подвинулся к другому краю окна, где проделал новое смотровое отверстие.

Через круп белого жеребца, ступившего в ворота первым, было перекинуто завернутое в холст тело. Женщина или девушка, и, скорее всего, живая. Когда двое других рейтаров покинули седла, один из них довольно хохотнул и хлопнул по месту, где должны были быть бедра. Кавалеристы стащили пленницу с коня и бросили в снег. Та молчала, не шевелилась. Возможно, я поспешил, решив, что она еще дышит.

— Неужели!.. — с жаром прошептал Велдон.

Я непонимающе уставился на него. Инквизитор неотрывно смотрел в крохотное отверстие в оконном пузыре. Побелевшие от натуги пальцы церковника с силой сжали нательный крест.

Спешившиеся рейтары вскочили на коней и убрались со двора. Третий принялся набивать трубку табаком. Пленницу, что ли, сторожит? Рейтар выглядел совершенно расслабленным. Имперец по-хозяйски обвел взором ферму и пустил первое дымное кольцо.

А за частоколом еще два десятка огсбургских рейтаров! Гомон, который они подняли, доносился в дом и без магии. Звякнула сталь, это Ричард наполовину обнажил палаш, тут же вернул его в ножны и снова вытащил из-за пояса пару короткоствольных пистолей. На мгновение драгуна пробрала дрожь, но на лице по-прежнему была маска уверенности и спокойствия. Я не мог уловить, охватил Тейвила азарт или это был случайный страх, какой любого пронимает перед схваткой, где или ты, или тебя.

Я боялся. Черт возьми, двадцать всадников в черных латах в двадцати шагах! Но я готовился драться и рвать им глотки! Не ради высоких идеалов, а просто чтобы завтра жил я, а не они. Кровь и песок! Угораздило же пойти прямо в западню! Я зло покосился на Велдона.

Раздался выстрел. Проклятый пепел! Что там? Рейтар во дворе встрепенулся, напрягся на миг. Снаружи раздался гогот двух десятков луженых кавалерийских глоток, и он вновь вальяжно уселся в седле.

Рейтар не обращал внимания на двор и избу, в которой мы затаились, что крайне безрассудно в только что оккупированном краю. Он либо безмерно глуп, либо сопротивление окончательно сломлено, либо его попросту не оказывали с должным упорством. Неспешно пыхая дымными колечками, кавалерист задумчиво трепал гриву своего жеребца. Имперец оживился лишь тогда, когда во двор въехали еще полдюжины всадников.

Трое из них были снаряжены весьма основательно. Почти полный рыцарский доспех: шлем с откинутым забралом, двойная кираса, полная защита рук, длинные набедренники с наколенниками и крепкие сапоги, усиленные стальными пластинами. Рейтшверт, кинжалы и несколько пистолей. На боку черного жеребца, ступавшего первым, приторочен чехол с аркебузой. Вороная масть жеребца — под стать доспеху наездника. Такие же черные, как и у остальных, латы, но щедро и с тонким вкусом отделанные серебром. Шлем украшен плюмажем. Не иначе как полковой оберст и пара рейтаров из штабного эскадрона.

Трое других облачились куда проще, почти так же, как первые, заехавшие во двор. Всадники чуть расступились, чтобы пропустить за частокол крестьянскую подводу. Просторный двор в один миг стал довольно тесным. Офицер и двое тяжеловооруженных всадников остановили коней у завернутой в холстину пленницы, почти загородив ее от нашего взора. Неприметная крестьянская телега с худой кобылой в упряжи замерла в шести-семи шагах от крыльца. Возница в высокой мятой шапке, горской куртке и шароварах слез с телеги и, обнажив голову, учтиво поклонился, что вызвало бурный смех имперцев. Громче всех над тщедушным невысоким мужичонкой хохотал офицер.

— Та самая телега, — произнес Тейвил, — что на дороге стояла.

Со двора послышался еще один залп гогота. Я посмотрел в миниатюрный разрез. Крестьянин все так же ломал шапку, а рейтары продолжали бурно веселиться. Да они все хмельные!

— Гард, — негромко позвал отец Томас, — это Пол Андар. Пол Губошлеп. — Губы инквизитора дрогнули. — Бог двуединый, волею Твоею и по благодати Твоей доверил Ты рабу Своему чадо. Молю Тебя, спаси и сохрани…

Церковник торопливо зашептал молитву о заступничестве и помощи детям. Я удивленно воззрился на него, решительно отказываясь понимать, что побудило инквизитора обратиться со столь неуместной в нашей ситуации просьбой к небесам. Велдон молился, опустив глаза к дощатому полу, и я не мог поймать его взгляд, чтобы найти в нем объяснение странного поведения церковника. Чертов монах! Я снова клял Томаса Велдона, и, наверное, не в последний раз. Слишком часто мотивы его поступков оказывались непонятными.

Гомон во дворе стих.

— Где моя дочь? — громко, с легкой хрипотцой, спросил Пол Андар.

Крестьянин по-прежнему мял в руке свою шапку, но вопрос задал требовательно и без страха. Я с невольным уважением посмотрел на сутулую фигуру лесника. Его голос как будто принадлежал другому человеку.

Рейтарский офицер поднял руку в кожаной коричневой перчатке, и новая волна бурного веселья заглохла в зародыше.

— Что? — спросил имперец, наигранно выставив вперед белую бородку, остриженную клинышком, по-огсбургски. Офицер находился в преклонных годах, но это не мешало ему уверенно держаться в седле, как и подобает любому дворянину.

— Где моя дочь? — снова произнес крестьянин, и опять без намека на страх.

— Ты как с его сиятельством говоришь? — Один из телохранителей поехал на лесника, доставая плеть.

А седой офицер-то графскую шпагу носит, точно полковник. Следовательно, два десятка рейтаров в его свите — совсем немного для военного времени. После падения Бранда минуло несколько дней, и имперцы уже ничего не опасались в окрестностях города. Получалось, что арнийские силы разгромлены в пух и прах, а Загорье и не думало оказывать сопротивление. Помрачневшее лицо Тейвила намекало на похожие думы.