Евгений Абрамович - Медианн №2, 2019

Существо атаковало длинной серией ударов.

Маланфан справился с ними, едва не достав клинком спрятанный под маской подбородок.

Абарий отступил, легонько склонил голову, будто бы с интересом рассматривая противника.

— Недурственно для старого рыцаря и беспринципного убийцы.

Руки инквизитора тряслись. Непродолжительная схватка отдавалась в каждой мышце. Он постарел… давно. И телом, и тем, что когда-то было способно на бесчеловечные, жестокие поступки, ведомое слепой верой. Не судьба забросила его так высоко по лестнице иерархий: он сам сделал из себя генерального инквизитора.

«Для меня все кончено…» — подумал Маланфан.

Затем из-за его плеча вылетела стрела и пронзила шею Абария. Тот покачнулся, оступился влево, но устоял на ногах.

«Оже!»

Вторая стрела хирурга воткнулась твари в брюхо.

Шея и брюхо… За Богэ и Леруа.

Маланфан секунду смотрел на перья, торчащие из тела врага, словно обломки камышей, а потом ударил сверху вниз…

Клинок расщепил лишь воздух.

Каким-то непостижимым образом Абарий, раненный в шею, живот и ногу, отразил удар и даже исхитрился свалить инквизитора с ног.

Из разбитых в кашу губ текла кровь, в черепе стоял гулкий звон. Маланфан так и не понял, чем ему расшибли лицо: кулаком или рукоятью меча?

— Слуги никчемного бога, верящие только в ад на земле, — сказало существо.

«Он и есть тень».

Два красных уголька — глаза Абария — горели высоко над инквизитором. Он увидел блик света на стали.

Это не та смерть, на которую рассчитывал Маланфан. Если начистоту, он вообще не собирался умирать.

А потом сверху опустился тонкий клинок, и мир утонул в черной тишине.

Бога там не было. Не было ничего.

Вечер опустился на измученный город. Придавил наковальней. Некогда богатый и процветающий, ныне Авиньон прозябал в запустении. То и дело окрестности оглашали дикие предсмертные крики.

Судя по всему, петиция к Господу, отправленная испуганными горожанами, так и не дошла до него. Или же он предпочел оставить овец на растерзание бубонной проказе.

Студенты-теологи разглагольствовали об истинной подоплеке нагрянувшего несчастья. Им виделся сегодняшний день, полный тягот, лишений и боли, не иначе как испытание, коего заслужили немногие. И коль скоро Авиньон выбран местом всеобщей скорби, стало быть, жители его смеют надеяться на истинное спасение. Второе пришествие станет для них избавлением от всех тягот и страданий. Их мнение разделяли единицы. Грязные, голодные горожане потеряли надежду, их мысли и помыслы замкнулись внутри скорлупы чахнущей плоти. И каждый жил в ожидании самого худшего.

Лишь слухи о докторе-еретике и преследующем его генеральном инквизиторе подогревали хоть какой-то интерес к жизни и оттягивали стойкое ощущение надвигающегося хаоса.

Епископ заявил, что буйство страшной порчи давно бы сошло на нет, ибо Господь смилостивился над бедными авиньонцами и ниспослал избавление от болезни, но посланник дьявола упрямо распространяет среди жителей новые и новые семена заразы.

«Да не возропщите вы, жители славного Авиньона, услышав, что тяжесть выпавшей доли лишь укрепит нашу веру. Что именем Господа нашего утвердимся мы в любви к нему непреклонной. Что, несмотря на корчи дьявольские, ниспосланные тьмой, дабы устрашить нас и лишить надежды, мы вопреки этому станем чище, откроем души наши и, с надеждой смотря в вечное будущее, склоним головы наши…»

Страх просачивался сквозь щели в дома мирян, гудел в темнеющих коридорах суда, оборачивался криком и бегством, стоило зазевавшемуся прохожему столкнуться в тесноте проулка с изрыгающим зараженную кровь бродягой. Страх витал повсюду. Не заразиться сегодня означало лишь кратковременную отсрочку, зыбкую эфемерную надежду прожить еще. День, неделю, месяц. Болезнь уйдет, верили те немногие, кто искренне полагал, что Господь не оставит их, но и они не смели надеяться, ибо надвигающийся голод был страшнее самой страшной хвори.

Тень высокого худощавого человека мягко скользила по выщербленным стенам домов, по грязным улицам, извивалась в изорванном свете факелов. Человек миновал несколько кварталов, прежде чем сбавил шаг, поднялся по крутой лестнице, ведущей к высокому одиноко стоящему зданию.

Испуганное лицо молодого священника заискивающе глядело из полумрака коридора.

— Это вы, месье доктор? — вполголоса проговорил он.

— Его верный помощник, — ответил Суфиан.

— Помощник? — переспросил священник.

— Поверенный во врачебных делах. Извольте провести меня к больному.

Священник выжидающе молчал. Из темноты за его спиной появились силуэты двух солдат.

Суфиан попятился назад. «Западня!» Рука нащупала холодный эфес сабли. Фигуры солдат стали еще отчетливее.

— Хорошо, следуйте за мной, — наконец кивнул служитель церкви.

Они долго петляли по длинным коридорам с низкими потолками. То и дело попадались запертые двери — тогда священник, громыхая связкой ключей, неуклюже отворял их. Он сильно волновался. Видимо какая-то важная персона находилась в полушаге от смерти. Заскрипели очередные врата. Они вошли в овальный зал, в центре которого стоял каменный стол. — Оружие придется оставить здесь.

Изогнутый к обуху клинок сабли вспыхнул в отсветах огромного камина. И тут же превратился в мертвый металл — лег на стол в холодную тень ниши.

В комнате с наглухо зашторенными окнами царил полумрак, пахло какими-то снадобьями, винным спиртом и тем, что уже стало обыденностью — преддверием смерти.

В постели лежал епископ Авиньона. Суфиан сразу же узнал его. Воскресная проповедь на центральной площади города привлекла многих зевак. Изрыгая проклятья, он последними словами поносил мессира. И жаждал застать его в исцеляющем пламени костра святой инквизиции. И что теперь? Он жаждет совсем иного. Невообразимый поворот судьбы.

— Кто это? — выдавливая слова, словно гной, прошептал старик. Слабый свет то и дело выхватывал из полумрака его измученное лицо.

— Ваше святейшество, это поверенный того самого чумного доктора в бронзовой маске.

— Почему он?

— Доктор никогда не приходит первым. Прежде появляюсь я. — Суфиан наклонился к больному.

— Нехристь! Не тронь! — воскликнул епископ. — Уберите его! Уберите гада!

— Тогда я вынужден уйти. — Суфиан повернулся к двери. — Но знайте, его душа не вытерпит в теле и до утра.

Лицо молодого священника исказила судорога ужаса. Он отчаянно замахал руками. Епископ зашелся в приступе рваного кашля.

— Стой! — выкрикнул старик. — Стой… Держите его. — Епископ медленно стянул с кровоточащего тела покрывало. — Смотри…

Суфиан торопился. Уж очень щедрая плата ждала доктора в случае излечения епископа. Суфиан ухмыльнулся. Еще вчера епископ заходился в припадке ярости при упоминании доктора. Сегодня же он уже трясется от другого припадка, а визита мессира ждет как манны небесной.