Виктор Рябинин - Жили-были

— Это и есть человеческая любовь? — спросил догадливый Максимилиан у Гавриила, указывая на никчемную для застолья пару.

— Это только присказка, — разъяснил Софроний, — это только круженье головы от дурной крови, — молвил, ухмыляясь сквозь усы.

— А самая настоящая любовь начинается, когда свет потушат, — прояснил обстановку Дементий.

— Тогда туши свет, — вмешался Лазарь, — нам без света привычней, да и чего Калистрату томиться?

— Да он успел оттомиться с месяц назад на заднем дворе, — встрял со знанием дела в разговор Фаддей Карпыч, — но и девка получила со всех сторон ото всей радости. Как от суженого спереди на всю завёртку, так и сзади от меня орясиной по голой квашне. А не блуди раньше времени!

— Что вы, гости дорогие, всё расспросом занимаетесь. Лучше приглядитесь ко всему нашему хозяйству, — с непонятной пока, но дальней мыслью подступился к гостям Клим Савватеевич, никогда не упускавший своей выгоды. — Вон, гляньте лучше на моих дочушек. Который год на выданье. Что старшенькая Дуняшка, что младшенькая Таюшка. Серединную-то, Ефросиньюшку, я видать, всё-таки сбыл с рук, — и тут он хлопнул в ладоши, словно ни дать, ни взять, барышник на ярмарке.

То ли сговор был заранее, когда только угощаться начали, то ли по какому-то обычаю, мол, на всякий случай, но на середину избы выплыли две белые лебеди, но разного содержания. Одна ядрёная, как твоя кобылка на выпасе. Глазом так и стрижёт, юбка на репице ходуном ходит, коса до пояса, ликом чистая, как иконостас, хотя и поуже будет. Зато стать гвардейская, да с такой грудинкой вперёд, что и не всякий малолетка своею головой сравняться сможет.

— Вот это новоявление! — неволей вырвалось у Лазаря под одобрительный голос Клима Савватеича:

— Вижу, солдатик, понимаешь толк в живой бабе, знать столкуетесь. Тут тебе и закрома на всю зиму, и угощенье всем черпаком, а не одной ложкой.

Пока все мелко и угодливо смеялись шутке хозяина, Максимилиан охотился глазом за второй, по виду младшенькой сестрицей. Эта казалась мелковатой рядом со знойной гренадёршей, словно мерзавчик питьевой рядышком со штофом. Однако, всё было при ней для соблазнения. И глаз с поволокой, и телесные изгибы с обещанием радости, и опрятная ножка, что ненароком выглядывает из-под юбки, и алые губки в поджим при выдыхании с томлением.

— Хороша Маша, да, покамест, не ваша, — поддел Максимилиана всё тот же Клим Савватеич, почувствовавший скорое удачное обустройство жизни всей своей тройни. — Сватайтесь, гости дорогие, я препоны чинить не буду, — как бы шутейно заверил хозяин под одобрительный гомон собравшейся родни.

— Вот это да! — сдался и Максимилиан, чувствуя кружение в голове, то ли от видения перед глазами, то ли от малокровия во всём теле.

— Тогда в сговор сегодня и вступим, если за ценой не постоите, — тут же решил отец семейства и приобнял будущих женихов отеческой рукой.

Вот так и свершаются роковые ошибки даже при полной луне, когда у нечистых самая сила. Не знали и не ведали оборотень с вампиром, что с каждой лишней рюмкой даже потусторонняя сила воли слабеет, а женский пол становится всё желаннее и притягательней. Так повелось со дня сотворения мира, сразу после познания добра и зла, основ винокурения и законов перегонки браги обыкновенной.

И вот, когда, считай, все сроднились за общим домашним столом, Максимилиан с Лазарем с сожалением вспомнили о своей тёмной сущности и безо всякого страха, а от простой выпитой дури, признались хозяевам, кто они такие на самом деле и каков их суровый закон нелюдя. А чего уже было таиться? Лазарь давно уже не хотелось рвать в клочья честную компанию, а Максимилиану пить кровь почти что родственников. Вот и вышли из тайного указа Князя Тьмы, то есть, стали обживаться среди людского племени. Такое случается даже после пожизненной каторги, если кто вовремя отойти успеет. Девки от горестного известия заревели в голос, хоть и со значением своей первостатейности, а мужики призадумались от такой непогоды в доме. Что-то надо было делать, раз пришлые не против, а домашние на всё согласны.

— Надобно спросить у бабушки Алфимии, — первой опомнилась Фрося, озаботившись за сестёр, так как у неё с Калистратом всё складывалось удачно.

— Буди старую, — разрешил глава семейства, — может, в кои-то веки умное слово скажет.

Пока старую ведьму с печи сволакивали, пока положение растолковывали под неутешный рёв внучек, пока то да сё, глядь, утро в окошко стукается. Тут уже и пить особо некогда, а надо всем кагалом что-то решать. Но, вдруг, ветхая старица разверзла уста и прошамкала, отдыхая через слово:

— Что упыря, что вурдалака в человеческое чувство привести способы есть, но надо звать на подмогу отца Макария.

Пока кто-то из дальней родни бегал за церковным служителем, ближняя лишний раз устроила допрос приблудной нечисти:

— Своей ли волей, соколики, назад в человечий род возвернуться хотите? — спрашивали Алфимия и Клим почти разом. — И не станете ли блудить со вдовами и перестарками на выданье, когда человечью силу к любовной тяге почуете?

— Своей, и не станем, чтоб не сойти нам с места, если что не так, — отвечали согласием Максимилиан с Лазарем.

— А что до плотских утех, тятенька, то за них не переживайте, — в тон отвечала Дуня. — Мы с Таюшкой в своём одиночестве так вызрели, что на чужие юбки у них никаких сил не хватит.

И весь сельский праздничный табор согласно закивал головами, а дорогие гости в утверждение своих слов наравне с братьями хватили по жбану медовухи со сбитнем так, что глаз разгорелся с такой приятной силой, что даже Анфимия казалась женщиной вполне сносной красы.

Поп-расстрига, отец Макарий, не заставил себя долго ждать и, помолясь на красный угол, принялся за понятное ему дело. То есть ушёл со старушкой в сени и провёл с нею с глазу на глаз совещательный разговор. Уяснив суть вопроса, священный деятель воротился в избу и вынес свой приговор:

— Согласно церковной науке теологии, — начал он важно, — нам известны благостные и разумные способы обращения исчадий ада в человеков второй руки, так как в первый сорт их не пустят прежние грехи.

— Да хоть бы в любой отброс, но с нашим понятием, — вякнул было Клим, но сразу прикусил язык, встретившись с суровым взглядом отца Макария.

— Не кликай беду, хозяин, не толкай под руку, — наставил батюшка. — Я призван не выправлять неслухов, а направлять сбившихся с истинного пути в праведное лоно. Аминь!

— Изыди, сатана! — зачем-то невпопад икнул Клим Савватеич и стал топить горе в вине.

А Макариий вновь о чём-то пошептался с Анфимией, а затем веско произнёс:

— Для таинства потребуется свежая кровь!

— Это можно, — враз откликнулся Максимилиан, тяжело вставая из-за стола, — это с удовольствием, только покажи, кого кусать надо, — и он сверкнул белым клыком из-под верхней красной губы.