Виктор Рябинин - Жили-были

— Придавите вурдалака, — приказал отец Макарий хозяйским братьям, — а лучше, скрутите поясами, пока во хмелю злостный пакостник. Да покрепче, чтоб не мешал таинству.

Братовья легко справились с заданием. Да Максимилиан и не думал противиться, а только попросил испить из чужих рук. Тут и Таюшка не растерялась, да напоила своего избранника кислым молоком для умягчения желудка и исправной работы кишок, как ей самой по человечьи мнилось. Не всё же медовухой наливаться, хоть с виду и полный мужик.

— Подайте петуха, — тем временем командовал отец Макарий, берясь за топор для расщепа лучины, — да несите родниковой воды с ключа, что с краю деревни.

Когда наказы были исполнены, расстрига после какого-то заклинания и песнопения в полголоса, отделил одним ударом петуха от гребнистой головёнки и, держа птицу за ноги, сцедил всю кровушку в оловянную чашку, долив её до краёв родниковой водой. А перемешав всё снадобье деревянной ложкой, сел в отдалении на лавку для отдохновения и набора сил перед обрядом, творя то ли молитву, то ли какой-то тайный наговор. Вскоре к нему присоединилась Анфимия и песнопение зазвучало благолепно на два голоса. Засим, отец Макарий молвил, севшим от высоко пения голосом:

— Приводить в чувство нетопырей будем поочерёдно. Братцы, держите вампирово отродье что есть мочи, а мы приступимся к другому дьявольскому отребью, нечестивому оборотню, ибо его час наступает первым.

С этими словами отец Макарий подступил к Лазарю, взял его крепко за руку и вывел на середину избы. Потом потребовал у хозяев стеклянный пузырёк и перелил в него из чашки кровяную болтанку, сколько влезло. Тем же временем Дуня подвинула к Лазарю табуретка, так как тот не стойко держался на своих ногах, и одной левой усадила мужика на отведённое место. Расстрига на это одобрительно крякнул и обратился ко всему собранию с особой торжественностью, словно в прежние времена с амвона:

— Оборотень по нашей науке — это умерший в детстве некрещённый отрок. Мы сейчас Лазаря окрестим, а через сутки узрим результат праведных трудов своих.

С этими словами он вылил на маковку Лазаря остатки сукровицы из чашки, обвязал его по рукам опояской, снятой со своих чресел, и приказал нелюдю:

— А теперь, не сходя с места, повторяй за мной: кровь волка, выйди прочь из меня, а новоявленная разбуди во мне прежнего хозяина. Сила тёмная, изыди от раба божия, чтобы человеком я стал, ныне освещённый полной луной и крещёный праведной кровью вместе с родниковой водой. Отныне буду братом я простым людям. И как сказал, пусть так и будет во веки веков, аминь!

А пока Лазарь исправно повторял заговор, древняя Анфимия обносила его домашнею иконой и творила крестные знамения, порой свершая коленопреклонения перед божницей и кланяясь до земли, без огляда на старые кости и прижитую годами немочь.

— А теперь, девушка, — обратился отец Макарий к Дуне после всего этого хоровода, — бери болезного под микитки и веди в полог на лежанку. Пусть сутки лежит пластом в тёмном углу. Если начнёт буйствовать, давай отхлебнуть понемногу снадобья из пузырька, что мы приготовили. Да не всё сразу истрачивай. Он, небось, не сразу человеком станет. С неделю изверга выворачивать будет, а потом, может быть, всё и наладится. Чему быть, того не миновать, как перед судьбой ни раскорячивайся. И в моей практике хорошие исходы случались. Так что будем надеждой питаться, авось да пронесёт.

С этим последним словом служитель культа, как равный, сел на лавку рядом с Климом Савватеевичем и начал столоваться, причащаясь крутым сбитнем.

— А с этим что? — немного погодя спросил хозяин, указывая на скрученного Максимилиана.

— Пусть пока полежит без памяти, — махнул рукой отец Макарий, — подождём полного восхода солнца, а там и навалимся на упыря всем миром.

— Может и приведём в чувство пособника Асмодея, — поддакнула и Анфимия со скорбию воззревши на связанную потустороннюю нечисть.

До полного утра застолье шло своим чередом, а когда весёлое солнце стало заглядывать прямо в окна, отец Макарий, обтёрши рушником уста после трапезы, сказал:

— Пора, ребятушки, браться за другого демона. Пребудет же с нами господня крепость и вся крестная сила!

— Осанна, — за всех пропела старица Анфимия и работа закипела.

— Чада мои любезные, — возвысил голос расстрига поп, — по нашему разумению выходит, что вампир внебрачное дитя порока, ведущее начало от распутной жизни прародительницы, а потому в нём адово зерно глубоко упрятано и требуются особые действия для искоренения дьявольского злака. Собирайте в избу боярышник, как в ягодах, так и в настое, да не поскупитесь и на чеснок. Только это богоугодное разнотравье и способно перекрыть тёмной сути вампира доступ в тело человека. А пока соберут ягоду и корнеплоды, заворачивайте эту тёмную ипостась, — и он перстом указал на Максимилиана, — в какую грязную попону, чтоб даже прорехи в ней не было, и ждите от меня команды.

Народ кинулся выполнять приказ отца Макария, а сам некогда честной праведник открыл окно на восход солнца и стал наблюдать за ходом светила.

— А как беса изгонять будем? — осмелился спросить Клим Савватеич, явно пугаясь неведомого обряда. — Кусать будем идола поочерёдно, как и они нас, когда в свою веру обращают?

Отец Макарий свысока посмотрел с замшелого пентюха и изрёк:

— Знай, Клим Савватеевич, если вамипира силой подержать на открытом солнце, он сам собой воспылает очистительным огнём, в котором и сгорит его дьявольская суть.

— А с кем же мне жить достанется? С огарком? — со слезой вырвалось у Таюшки. — Дуньке хоть и припадочный, но живой человек, а мне, так головешка?

— Пусть горит, — перебил отец доченьку, — лишь бы не в избе, а то после пожара долго отстраиваться. Мы же тебе другого сыщем, не хуже!

— Да при держите языки, — вмешалась долго пожившая и оттого много знавшая Анфимия. — Упыря снесём на берег реки. Как только гадина полыхнёт ярким пламенем, тут же его водой и зальём. Всего-то и делов, было бы о чём глаголить!

— Надо будет к болотцу отволочь, коли насмерть не жечь, — поправил отец Макарий. — Там вода тяжёлая, устоявшаяся, потому и тушить будет сподручнее. Так что останется и тебе что-нибудь, отроковица, — вроде как пошутил под конец поп, оборотившись к Таюшке.

Так и порешили нести тюк с Максимилианом к болоту, а когда доволокли, стали ждать команды от верховного на селе теолога. А он приказал боярышник и вязанки чеснока раскидать по берегу, сотворив преграду дьявольской силе, если она поспешит на помощь своему выродку, и потом самолично распаковал урода прямо под солнцем, допреж подозвав братьев к себе поближе, чтоб держать рабочую силу в видимости. И вот, никто из мужиков даже закурить не успел, как Максимилиан занялся огнём. Сначала мелким синим изо рта, как горит иной мужик в разгар горького запоя, когда лишь бабья прицельная жёлтая струя способна возвернуть его к жизни, а потом и весь Максимилиан заполыхал холодным синим пламенем.