Виктор Рябинин - Жили-были

— Дед, — сказал разумный, гуляючи прямо по столу и зорко на всех поглядывая, — гони эту тать в три шеи, нам тут острожных жандармов с собаками только и не хватает. Жили в беззаконии на отшибе у казны, и дальше будем жить, как бог пошлёт, но без глупства и слёзных соплей к пропащему.

А как без дури, если к жалости с сызмальства приучен? Старуха чуть не плачет, Колобок с Ёжиком возле ног вьются, радуются свежему человеку да и Машка глазом косится на прихожего, как на обновку. Вот и не устоял хозяин, вот так и появился новосёл, в устоявшемся подворье. А вскорости и нарадоваться на него не могли. Домашнего приюта у бедолаги не было, потому и спешить некуда, а до работы разбойник был злой. Надоело, стало быть, бока-то в застенке отлёживать. С утра за топорище и пошёл, то сруб подправить, то крышу подлатать, то соседского барана ухайдокать, а то и гусиную шею свернуть на чужом подворье. Правда, под мостом в засаде не замечался, да и без этого забот полон рот. Словом, никакой работой не брезговал и никого в помощники не манил. Всё сам да сам, как в темницах попривыкал, а потом, сам понимай, если что не так, то в отсидку одному отправляться, а не тянуть всё семейство! Ни Старик, ни, упаси бог, Старуха с Машкой, не то что ножик поднести, так даже на дневной промысел с ним не ходили. Бродяга один на один с проезжим купцом иль разночинцем на тракте про ночную дорогу для порядка выведывал. Самолично по округе атаманил. Одним своим названьем, что Кудеяр, страх наводил и на пешего, и на конного. Так что и года не минуло, а уже было с чем и на ярмарку в Чебаркуль съездить, и Машке на приданое отложить, а что кашу-малашу не на постном масле стали готовить, так это, вроде, как и не в счёт.

— Хорошо зажили, — бывало говаривала Старуха, ласково оглядывая Кудеяра.

— Но ненадолго, — осаживал Мальчик-с-пальчик с непроходимой грустью в тонком голосе.

— Зато все вместе рядком сядем, — успокаивала Маша, уже успевшая приглядеться вплотную к атаману.

Старик же только матюгался и сплёвывал через левое плечо, но в Мальчика всегда промахивался. А Колобок с Ёжиком беспамятно гонялись друг за другом, и жизнь продолжала проистекать в прежнем русле аж до полного ледостава на могутных сибирских реках. А вот по первопутку и нагрянули в эти края охотники за головами, кои за великую мзду ловят беглых каторжников и препровождают в острог безо всякого разговора с убиенным. Подошли они без лишнего шума на снегоступах, заняли позицию вкруг дедовой заимки с трёхлинейками Мосина на изготовке. Один фельдфебель вытянулся на бруствере во фрунт и вострубил как лось, не своим голосом:

— Выходи бродяга Кудеяр, обложили мы твоё логово со всех сторон. Не губи деда и всю кротость его, а то подожжём ко всем чертям округу, чтоб и следа вашего нигде не осталось.

Не стесняясь костерил воинский начальник беглого атамана и даже холостой выстрел для острастки произвёл. В ответ же, ни уха, ни рыла никто не кажет, то есть молчат сожители и не выдают тюремного беглеца.

А всё Маша-растеряша:

— Не выдавай, деда, друга сердечного, не оставляй меня, бабушка, в одиночестве, коли буду на сносях. Имейте совесть порадеть за сирых. Зачтётся это вам на том свете, и тем, и более, что вам не долго ждать, — и всё это с рёвом и сморканием в подол.

Тут и Кудеяр помог:

— Будем живы, — заверил основательно, как природный верховод, — не только вас за личной оградкой упокою, но и хозяйство не разорю, раз козу с овцематкой уже завели. Тут и будет ваш корень славиться, а мы с Марией такое развесистое дерево жизни воспитаем, что потомства хватит на целую деревню.

Один Мальчик-с-пальчик головку ниже плеч свесил:

— Солдат нагнали маловато, да и пушек у стражников нет. Наказывал же перелётному ворону, чтобы каркал во всё горло и наводил на след цельную войсковую дружину, а не охотников за наживой. Даже без походной музыки похоронного марша припёрлись. Какая же тут будет неминуемая победа?

И лишь Колобок с Ёжиком катались по углам и без слов радовались жизни в её сиюминутном проявлении.

Старик, видя такой нерушимый расклад сил, скомандовал, как в японскую при Порт-Артуре:

— Занимай оборону, как в воинской тактике прописано и где кому сподручней! А ты, старая, тяни из подпола пулемёт-максим и другой припрятанный огнестрел системы Бердан. Сейчас воевать будем по стрелецкому уставу и кто во что горазд, — и тут же провёл мобилизацию ополчения.

Дед по молодости был чёрным копателем, к тому же военное дело знал хорошо, а потому оружейный арсенал прятал не только в подвале, но и на чердаке. Поэтому отбить мог не только пешую или конную атаку, а даже дать отпор пластунам и минёрам. Вот и залёг самолично с пулемётом в красном углу под иконами, а остальных добровольцев разогнал по секретам у печи. Клацнули затворы и воинство начало выверять прицел.

— Надо бы в чистое переодеться, — всунулся с советом Мальчик-с пальчик, оставшийся без ружья не у дел и вздохнул так не по росту, будто случайный прохожий на чужих похоронах. Да с такой тоской вышло, что Колобок с Ёжиком с испугу закатились в самую пыльную пыль под печкой.

Но на такие пленные слова никто не обратил внимания, так как каждый ждал своего победного либо смертного часа, а не то и контузии на всю голову или что пониже. Однако, час тот всё никак не подходил, хоть уже близились третьи сутки осады. Враг не спешил с приступом, а порох сырел.

На пятые сутки Старик встал из-за пулемёта и сказал оборонцам:

— Пойду до ветру, а заодно гляну на супостата, — и, надев свежую рубаху, шагнул за порог.

В избе нависла тягомотная тишина, а во дворе грянул выстрел. Старую хватил Кондратий, и она упала головой под образа, а Кудеяр с Марией начали в обнимку прощаться, как перед дальней дорогой. Мальчик-с-пальчик грустно качал головой, наблюдая печальную картину конца кормильцев, а Колобок с Ёжиком устремились к дверям в поисках выхода из ситуации. Но как раз в этот момент дверина сама собой слетела с петель и в проём протиснулся охотный человек из зверобоев, а следом хозяин тайги Михайло Потапыч и сам Старик, без кровинки в лице, но живой по всем признакам. Зверобой со всеми за руку перезнакомился и заодно поставил на ноги Старуху, а медведь, сняв с плеча берёзовый короб с пирожками, сел на лавку, будто весь свой век тут сиднем сидел. Старик же тот час полез под пол за четвертью браги и жбаном крепкого пива, что давно припасал для непрошенных гостей или первого татарина. Маша не растерялась и начала метать прямо на стол из печи съедобные закуски и другую снедь, навроде сбитня и овсяного киселя. Кудеяр же разлил по стопкам остатки самогонки, которыми крепились во дни осады и томления духа.

Выпили, как водится, как на Руси повелось. Михайло Потапыч не пропустил и от удовольствия крякнул, словно весной в берлоге, а Старуха сразу зарделась маковым цветом. Маша пригубила, но на Старика вместе с Кудеяром и Зверобоем с первого раза и вовсе не подействовало. После браги разговорились, словно век не видевшись.