Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

И вскоре вдали замаячили, точно зыбкий морок, гранитные шпили Келигира — единственного города кочевников.

Любопытный травит байку о парне и купце-мужеложце.

Рассказывает в подробностях, как жирный властный торговец влюбился в юного героя, как всеми правдами и неправдами пытался затащить его в постель. Глупая и пошлая история. Но простой народ подобное любит. Рыжий, идущий рядом с Любопытным, прыскает со смеху. Даже Вырви Глаз, мой верный преданный друг, ухохатывается. Я же слушаю вполуха, натянув губы в притворной улыбке. Глаза слезятся от поднимаемой огромной толпой вояк серой пыли, в носу щиплет, а на зубах скрипит. Жажда дерет горло.

К постоянному шуму — бряцанью доспехов, ржанью лошадей, несмолкаемым разговорам — привыкаешь, перестаешь его замечать. Армия идет, оставляя после себя реки мочи и горы дерьма, а порой даже трупы тех, кому не посчастливилось умереть от инфекции, отравления или перегрева.

Я стараюсь, прикладываю все имеющиеся силы, рву внутренние жилы, пытаясь не замечать истинной картины — армия точно голодное, мерзкое чудовище из легенд. Ненасытное. Жаждущее крови. Готовое на всё ради неё. Светит солнце, летают птицы, люди радуются, смеются, травят смешные байки, не понимая одной простой вещи — они направляются прямиком на смерть. Лишь один из десяти выживет.

Так уже было много раз.

Но я был бы не самим собой, если бы не ловил вот такие моменты затишья, не наслаждался ими — пока возможно.

— …И вот, значит, запер торговец парня у себя в покоях. Куда деваться? Непонятно! — рассказывал Любопытный. — Прыгать в окно бессмысленно, слишком высоко, только шею свернешь! Кинжала или меча под рукой нет, не зарубить этого толстого любителя мальчиков! И как назло снотворное зелье действует, отнимает силы…

Последние его слова разлетелись гулким эхом, я вздрогнул и огляделся — окружающая реальность подернулась рябью. Лица размылись, потеряли привычные очертания, доспехи начали лучиться разными цветами. Звуки перемешались, вплелись странным диссонансом в общий гомон толпы. Все закружилось в бешеном хороводе.

Мне пришлось зажмуриться, позволить силе выдернуть меня из этого места и времени.

Затем — вспышка, полная тьма, наполненная ледяным, сводящим с ума холодом. Нет ни верха, ни низа — нет ничего. Будто падаю в циклопическую нору.

Не знаю сколько прошло времени прежде, чем меня резко выдернуло в свет. От ярких солнечных лучей я зажмурился, подождал, пока глаза привыкнут.

И уже потом осмотрелся.

Вокруг протыкают небо острые пики гор, воздух разряженный — приходится заставлять себя до предела вдыхать и выдыхать, отчего голова несколько кружится, а в висках стреляет. Впереди стелется широкая дорога, вымощенная потрескавшимися гранитными плитами. Спускается вниз с высокого склона и ведет в сторону заброшенного города.

— Учитель, с вами всё в порядке? — раздался детский голос — писклявый и режущий уши. — Дать воды?

Я опустил взгляд.

В шаге от меня стоит мальчишка. Уголки зеленых, будто изумрудных, глаз опущены, тонкие губы дрожат. Голова выбрита, гладкая, умасленная лысина поблескивает. Большие уши, тонкие брови, нижняя челюсть чуть выпирает вперед. Сам мальчишка тщедушный, худой; ударь — и сломаешь. Из всей одежды не знавший воды и мыла хитон. Один из ремешков сандалий порвался.

— Кто ты? — спросил я.

— Опять припадок, учитель? Может, тогда уйдем отсюда и вернемся в заброшенный дом? До тех пор, пока вам не станет лучше. Мне страшно!

— Бояться нечего.

— Но вы опять забыли, где находитесь! И меня не узнаете! Как вы победите чародеев? Я вам говорил, что сейчас не самое подходящее время! Мы проиграем! Пойдемте, учитель! Прошу, пожалуйста. Вы плохо выглядите — побледнели, глаза покраснели.

— Помолчи, мальчишка. Мне надо подумать.

Я подмигнул ему и осмотрел себя. Серые штаны-шаровары, просторная белая рубаха с короткими рукавами, какие носят в Аккарате, выцветшая хламида. Оружия нет — ни меча, ни кинжала, ни топора, ни копья. Впрочем, они мне и не нужны. На кистях бряцают костяные амулеты от сглаза. На маленькие шарики нанесены священные знаки — иероглифы, изображающие огонь и духов, плавно перетекают друг в друга, образуя причудливый узор.

Виски сдавливает, болезненно колит затылок.

Я вспомнил как зовут мальчишку.

— Жакерас, всё будет хорошо, — сказал. — Думаю, тебе не стоит лезть в заброшенный город — жди меня где-нибудь поблизости. Мы оговаривали место встречи?

— Да, учитель, но может мне стоит пойти с вами? Пожалуйста! Вам потребуется моя поддержка. Я не хочу сидеть в той пещере! Что я за помощник такой, если постоянно отсиживаюсь и прячусь! Помните, как сами мне рассказывали истории про других своих учеников — вот они, наверное, не отставали от вас ни на шаг.

Я замотал головой.

— Они не были столь юны, Жакерас. — Когда произношу имя, будто катаю его на языке. — Прими совет: наслаждайся покоем. Ты рано или поздно вырастешь и столкнешься со взрослыми проблемами. А сейчас просто отдохни. Я сделаю всё сам. И не хандри, ты похож на старика, когда грустишь.

Воспоминания всплыли из глубин памяти; эти места, горы, развалины наполнились смыслом. Еще мгновение назад не знал, почему так сосредоточенно смотрю на полуразрушенную циклопическую стену, однако сейчас понял — мне придется её штурмовать. Войти в замок мне не дадут без боя.

— Ты знаешь наш секрет, Жакерас, — сказал я. Слова вылетают сами собой, без моего контроля и ведома. — Помнишь его?

— Да, — ответил мальчишка. — Наши враги не знают, что вы бессмертный, учитель.

— Они просто не осознают последствия. — Я положил ладонь на его плечо. Через ткань хитона проступила острая ключица. — И даю слово: когда тебе исполнится тридцать лет, ты станешь бессмертным. И мне не придется больше переживать о твоей гибели. Молодость не осознает свою хрупкость, Жакерас, она считает себя неуязвимой, но это далеко не так.

— Простите.

— Ничего страшного. Я тоже таким был. Когда-то очень давно.

Я в прошлом — меня откатило на тысячелетие назад. И мне предстоит тяжелая задача — спасти мир от надвигающегося Откровения. Мои нынешние знания стираются, словно кто-то смывает мокрой тряпкой меловые записи на каменной ученической плите. Армия, марширующая по степи, Любопытный и его небольшой отряд, скорая война Геткормеи с пустынниками Немата уходят в небытие — по крайней мере, на время. Я больше не контролирую свое тело. Гигантская лавина забытых воспоминаний сминает меня, как горный поток — куст можжевельника…

Открыл глаза.

Скривил губы.

Из-за здешних экспериментов чародеев в холодных, похожих на старый синяк небесах наблюдается необычный оптический эффект — по обе стороны от солнечного шарависят две его миниатюрные копии. Они подрагивают на воздухе, дрожат. На вершинах гор стелется фиолетовыми клубами туман; в нем порой угадываются сгорбленные силуэты чудовищ.