Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Он замотал головой, прогоняя навязчивые, спутанные образы.

— То было и прошло, — раздался знакомый, милый сердцу голос — её голос. Давно позабытый, задавленный в глубинах памяти. Принадлежавший женщине — нет, скорее девушке — из совсем другого времени и пространства. Когда он был счастлив. Когда жил. — Хватит, любимый. Ты делаешь самому себе больно. Не впускай отца в свое сердце, ему там нет места. Держись, сопротивляйся. Помнишь, как вместе мы с этим справлялись? Просто представь что-нибудь хорошее. Меня, например. Помнишь ту фиолетовую шелковую рубаху без рукавов? Как она красиво на мне сидела! Борись!

— Ты тоже мертва, — сказал Релин, глядя вдаль. — Никого не осталось. Тебя здесь нет. Ты лишь голос в моей голове. А твой истлевший хладный труп давно сожрали черви. Я не хочу никого слышать. Оставьте меня в покое!

— Не прогоняй меня, мой милый. Я тебе сейчас нужна — и не спорь. Я прихожу, когда ты нуждаешься во мне. И всегда буду приходить, потому что я твоя жена. Твоя любовь. Твой утерянный смысл жизни. И пусть я не существую, но образ мой живет в тебе. Я ничем не отличаюсь от настоящего человека! Пожалуйста, не отрекайся от меня!

— Заткнись-заткнись-заткнись! Тебя не существует! Умолкните все!

— Назови моё имя. Хватит, мой милый, от прошлого можно убежать, только если примешь его. В твоей жизни есть отец и была я. Не загоняй себя в яму, прошу! И я тебе обещаю: всё выправится, станет хорошо. Самая темная ночь перед рассветом, помнишь, любимый?

— Ты мертва, — с нажимом в голосе повторил он.

Перед мысленным взором предстала она, его первая жена. Его Сая. Вот она лежит на животе и играется пальчиком с линией смятых простыней. Из одежды на ней — только шелковая юбка, едва прикрывающая бедра. Молочная кожа — удивительно, как она умудрялась не загореть, хотя большую часть времени проводила на солнце — выглядит безупречной, мраморной — ни шрамов, ни прыщей, ни складок. Сая опирается локтями о кровать, отчего её спина сексуально выгнута. Длинные черные волосы каскадом растекаются на простынях. Милые сердцу веснушки приковывают к себе взор. Всё в ней безупречно, любимо. И можно рассматривать бесконечно. Узкие плечи. Длинные аристократические пальцы. Зеленые, точно агаты, глаза, в которых всегда тонешь, исчезаешь и начинаешь мямлить как идиот. Тонкая талия…

Сая умерла при родах. Её больше не существует.

Релин споткнулся о камень, упал на колени. Подниматься не стал, погруженный в диалог с призраком.

— Перестань уже видеть только плохое. — Голос жены наполнился странной печалью и болью. — Ты себя так погубишь. А тебе надо жить, понимаешь?

— Я теперь бессмертный. Мне ничего не страшно — ни клинки, ни яды, ни вода, ни огонь, ни старость.

— Можно ходить на двух ногах, разговаривать, есть, но всё равно быть мертвым. Твоя душа, любимый, по-прежнему уязвима. С тоской ты так и не справился. Приступы апатии будут продолжаться, даже несмотря на перспективы. А теперь представь себя через сотню лет — молодой, прекрасный, однако пустой, истлевший. Без жажды жизни.

— Что за повелительный тон, Сая? Сделай то, сделай это — я не ребенок. Меня оскорбляет подобный разговор.

— Прости за правду: в нашей жизни я частенько исполняла роль матери. И хотя ты постоянно оберегал меня, заботился, следил, чтобы я ни в чем не нуждалась, однако сам нуждался в поддержке. Твоя тоска иногда полностью поглощала тебя. Ты тонул в ней. Вспомни, любимый, как днями напролет лежал в кровати и смотрел в потолок, ничего не делая. А ты ведь тогда еще даже не пил!

— Я стану другим. Со свободой пришли и силы.

— Хотелось бы в это верить, мой хороший. Но здесь нужно нечто большее, чем просто слова. Меня рядом с тобой нет, а потому ты должен сам себе помочь. Иначе бессмертие, твой дар, превратится в проклятие. Выжжешь себя изнутри.

Релин, сидя на коленях в песке, словно заново пережил те дни с Саей — полные светлых и грустных моментов.

Как они каждый закат встречали на крыше одной из башен дворца-крепости, разговаривая друг с другом о любви и наблюдая за умирающим днем.

Как порой проводили целые сутки в кровати, наслаждаясь своими телами, познавая друг друга, занимаясь сексом так, словно это был в последний раз.

Как по её просьбе он читал ей «Диалоги о героях» Агамерля и пошлые байки Тимелина, записанные на старых свитках, а она, тихонько сидя в плетеном кресле, смотрела на него как-то по-особому, будто видела в нем не просто её мужа, а человека, способного перевернуть целый мир.

Как они вместе лежали в теплой ванне и мечтали о ребенке. Который в итоге забрал Саю в загробный мир.

Всё пустота, тлен.

Всё бессмысленно и ненужно.

Хмыкнув, Релин зачерпнул ладонями горку песка и, не говоря ни слова, смотрит как та поблескивает на солнце. Несколько камней порезали пальцы, отчего кровь крупными гранатовыми каплями падает на колени, впитывается в грязные шаровары. Вокруг шепчет пустыня, но слов её не разобрать. Наверное, только кочевники смогли бы понять её послания, ибо она их мать, жена и дочь.

Я схожу с ума.

— Глупая сучка ничем тебе не поможет, — раздался в голове голос отца, резкий, хриплый и мало узнаваемый. — Она принесла тебе только боль. Ибо роду Львов запрещено спать с женщинами из низших сословий. Ты нарушил правило и получил заслуженное наказание! Я приказываю тебе, сын: возвращайся домой в Аккарат. Стань одним из моих слуг и, возможно, я прощу тебя.

— Ты не обязан выслушивать его тирады, — тут же вклинился голос Саи. — Он всего лишь человек, милый. Из плоти и крови. Ошибающийся, напыщенный, самовлюбленный и эгоистичный. Монстр, которого ты слышишь, лишь плод твоего воображения. Отринь его. И если станет легче, отринь меня! Только не сдавайся, борись!

Если бы в его теле еще оставалась влага, Релин бы заплакал, но смог выдавить лишь сдавленный всхлип. Тело повело в сторону, и он повалился в песок не в силах пошевелиться.

— Отстаньте… от меня… Вас нет.

— Ты пошел в свою никчемную мать, Релин! Она тоже ни на что не способна! Только пьет и трахается с молодыми парнями! Может, ты тоже из любителей мальчиков? Признайся, сын, член встает, когда видишь мужской оголенный торс? Да ладно тебе! Не морщись! Мне ты можешь сказать! Я ведь твой отец! А отцам доверяют такое!..

Договорить ему не дали, вклинилась Сая:

— Просто сосредоточься на своих ощущениях, любимый. Я здесь, я рядом, мой хороший, мой самый нежный. Слова остаются словами до тех пор, пока ты сам в них не поверишь. Твой отец может сколь угодно говорить гадости, но не в пускай их в сердце. — Она вздохнула. — Ты не должен возвращаться. Уходи как можно далеко. Рано или поздно дойдешь до людей. Только сторонись Аккарата.