Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Релин умирал уже три или четыре раза — точно он не помнил. И каждый раз рыхлое солнце высушивало из него всю влагу. Смерть была тяжелой и долгой. Сначала от жажды саднило горло, появлялись звуковые и визуальные галлюцинации — мерещились обезьяны на барханах, над головой кружили стаи грифонов, — а потом наступал черед настоящей боли. Скручивало живот, голова раскалывалась. Все заканчивалось тем, что он падал на песок и, трясясь от лихорадки, хрипя, умирал в агонии. После оживал — просто приходил в себя. Стоял, непонимающе мотал головой, воспоминания о смерти казались лишь дурным сном.

Релин продолжал путь.

Местность вокруг менялась. Земля стала каменистой, с черными проплешинами обсидиановых осколков, дюны незаметно превратились в торчащие тут и там скалы, всё чаще попадались чахлые, тоненькие деревца, прижимающие ветки с редкими острыми листьями к стволам. Небо над головой приобрело бронзовый оттенок, а солнце наполнилось краснотой, точно кровью. Жара усилилась.

Релин часто натыкался на сложенные в пирамидки человеческие черепа в песке. Порой — на выбеленные ветром и временем скелеты. Из песка высились полуразрушенные колонны и руины давным-давно заброшенных храмов — поистине циклопических размеров, словно здесь молились своим богам титаны.

На полузасыпанных песком, лежащих на земле горельефах Релина провожали оскаленные морды чудовищ и позабытые герои. Пустыня была отнюдь не мертва: ночную тишину разрывали крики шакалов, в каменных углублениях таились змеи, а днем на границе видимости все время улавливалось стремительное движение, но стоило повернуть голову и взгляд натыкался лишь на унылый, пустынный пейзаж.

Заброшенные храмы сменялись редкими насыпными курганами, похожими на гигантские наконечники стрел. На их верхушках горячий ветер трепал бесцветные, серые полотнища. Многие караваны оставались среди здешних песков навсегда — гибли от сабель бандитов, от желудочных болезней, плохой воды или еды, — и выжившие или те, до кого каким-то чудом добирались вести о гибели родственников, друзей, почитали память умерших, воздвигая в пустыне каменные курганы. Безумие, рожденное горем.

Релин тешил себя надеждой, что еще чуть-чуть и путь приведет его к людям. Однако дни сменяли друг друга, а он продолжал идти. Ночи полнились шепотом призраков, страшными криками и хохотом. По утрам духи всегда оставляли после себя на песке бесчисленные следы детских ножек, а на каменных валунах — глубокие борозды от когтей. Хвала небесам, никто не показывался в темноте, в открытую не нападал, лишь пугал.

…Релин спрятался в тени кургана, давая себе немного времени передохнуть. Сегодня солнце нещадно палит. Как зависло в полдень, так и висит там, словно время ему не указ. Легкие обжигает горячий воздух, горло нестерпимо жжет. Липкие мерзкие капли пота стекают по лицу, на губах солоноватый привкус. Кружится голова.

Релин прислонился спиной к большому камню кургана. У него в запасе день или два, прежде чем сдохнет в очередной раз. Завтра будет едва переставлять ногами, поэтому много не пройдет. И вот свербит мыслишка убить себя, взять камень и садануть им по лбу. Затем оживет и бодренький пойдет дальше.

В песок рядом с ним ударила стрела.

Он тупо уставился на раскачивающееся древко и черное оперение, когда в воздухе опять засвистело. В левое плечо шибануло, тело развернуло, бросая на камни. Противно хрустнули позвонки.

Релин вскочил и побежал, желая обогнуть курган. С левой стороны до него донеслось радостное улюлюканье — с небольшой насыпи натягивают миниатюрные луки пятеро темных фигур. Подробнее их не рассмотреть из-за солнца, бьющего в глаза. Вжикнуло раз, второй, третий — стрелы смертоносными жалящими осами воткнулись в землю, чудом не задев его.

Он, держась ладонью за больное плечо, оказался на другой стороне кургана, медлить не стал, рванул к развалинам храма.

Ну же! Быстрее!

Рядом с ним песок поднялся облаком, возник широкоплечий бугай, весь замотанный в рваные тряпки, блеснул длинный клинок в его руке. И тут же засвистело лезвие.

Релин отвел ногу назад, сделал вид, что собирается убегать к поваленной колонне, но тут же кинулся на бугая, впечатал тому кулак в нижнюю челюсть. Враг замешкался, попытался отмахнуться. Этого времени хватило добежать до развалин храма и укрыться за полуразрушенной каменной стеной.

Частое, надсадное дыхание вырывается хрипами из груди, перед глазами прыгают разноцветные кляксы, летают красные мушки, сердце стучит как у перепуганного зайца. Раненное плечо пульсирует болью.

Облизав пересохшие губы и пытаясь не думать ни о чем, Релин схватил торчащее древко стрелы, попробовал вытащить из себя. Пришлось напрячь мускулы руки, челюсти свело, однако застрявший в плоти наконечник с противным чавканьем выскользнул из раны, заляпал кровью пол. Сознание помутилось, из глотки вырвался стон, полный боли. Словно в насмешку со стороны кургана докатилось торжествующее улюлюканье. Одна из пущенных стрел ударилась о стену, с тихим звоном отскочила.

Релин прикинул дальнейший план. Сколько у него времени в запасе? Как много людей напало? Как выглядели? Он припомнил морду бугая, встрепенулся — если удалось всё правильно рассмотреть в горячке боя, то перед ним из песка вылез один из восставших в Юкнимее рабов. Бронзовая кожа. Глубокие морщины на щеках. Бритая на аккаратский манер голова. Вытатуированный на лбу иероглиф, обозначающий символ раба. Запавшие глаза, затянутые черной пеленой.

Да, точно он!

Релин тихо выругался.

Похоже, ублюдки не поверили в его смерть и отправились в погоню. Чистой воды безумие!

Он прислонился спиной к переборке, коснувшись затылком каменных плит. Быстро осмотрелся. За долгие годы от храма сохранились лишь две несущие стены, за которыми он сейчас укрывается. Перед ним — развалины, поваленные колонны, засыпанная песком крыша.

Проклятье! Удобная позиция для врага, стоит выйти — и нашпигуют стрелами.

Он в ловушке.

Рядом с Релиным, возле входа в развалины храма, заскрипел песок. Релин вжался в стену. На напольные плиты легла тень бугая. До ушей донеслось тяжелое дыхание и шуршание одежд, обостренное обоняние уловило едкий запах мужского пота.

Он уже тут, рядом, пришел разрубить тебя , шепнул внутренний голос, всё больше погружая его в состояние животного ужаса.

Релин пододвинулся к выходу из развалин, сжал кулаки.

И как только в проеме показалась лысая голова, он бросился на противника. Саданул со всего размаха лбом по носу бугая, большие пальцы впились в его глаза, выдавливая их. Полный боли крик. Сморщенное, не по годам старческое лицо, застывшее в маске страдания. Нить слюны, повисшая на тонких, похожих на белесых червей, губах. Раб не успел даже вскинуть меч.