Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Хен сжался, словно враг уже обрушился на них. Колени предательски задрожали; пальцы до белизны сдавили рукоять короткого меча; дыхание перехватило. Прячущийся в его голове трусливый голосок заорал от страха, потребовал бежать без оглядки с поля боя.

Рыжий пошатнулся, цветисто выругался. Остальные братья-тунолары зароптали; по рядам прокатились испуганные крики и проклятия.

— Ты видел Мирта? — спросил Болтун Вора. — Где остальные? Я их потерял, они рядом?

Вор пожал плечами.

— Сейчас нужно думать о себе, — ответил он.

— Но… Я… Мы должны бежать…

— Нет, мы выстоим.

Он сказал это столь убедительно, что страх чуть притупился. Даже тунолары вокруг перестали испуганно озираться, ища в толпе командиров.

Колесницы пустынников покатили в их сторону…

Люди все-таки не выдержали напряжения, и строй распался. Новобранцы, никогда не участвовавшие в больших сражениях, попытались разбежаться, поддались панике. Защищенные лишь бронзовыми кирасами и легкими пластинами на коленях и локтях, они толкаются, сминают своих же, топчут, пытаются протолкнуться через строи недрогнувших ветеранов-джиаристов. Страх превратил их в обезумевших животных.

Хен, Рыжий и Вор практически сразу потонули в толпе.

Где-то рядом затрубили боевые рога; сквозь крики ужаса донеслись приказы капитанов. Свои же тунолары, пробегая мимо, задевают плечи, едва не сбивают с ног. Человеческий поток уносит назад, к тяжеловооруженным харистам. Вокруг безумие, хаос. И потому, когда колесницы пустынников врезались в людей, стало только хуже: косы сразу же собрали богатый урожай, крутящиеся шипы превратили первые ряды туноларов в куски мяса. Полилась кровь. Крики страха сменились воплями ужаса. Некоторые из туноларов бросили копья, мечи, щиты, упали на колени, воздавая молитвы и обливаясь слезами, — и стали легкой жертвой.

Хен поспешил за Вором, тот повел их через толпу, — ничего не оставалось, как довериться ему, потому как он сам потерял всякую ориентацию в пространстве. Они начали ловко лавировать между воинами, чудом уходя от линии атаки. Рыжий не гнушается отталкивать щитом, подсекает копьем тех, кто мешает ему пройти. В отличие от Вора у него не получается быть столь проворным, поэтому он берет решительностью. Некоторые воины после столкновения с ним уже не встают с земли, зажимая кровоточащие носы или держась за переломанные конечности.

— Это же свои! — заорал Хен. — Нельзя так!

— Потом будешь возмущаться, — бросил Рыжий.

— Я не позволю!

— Ты жить хочешь или морду мне набить?

Ответить не получилось: Вор резко обернулся, крикнул, чтобы они не отставали.

Страшно залязгало железо, словно великан начал греметь тяжелыми цепями, и через миг толпу прокосила вражеская колесница, оставляя за собой кровавое, шевелящееся месиво. Закованные в броню лошади топчут воинов, пробивают копытами доспехи. Крутятся лезвия на массивных колесах. Стоит кому-нибудь из туноларов оказаться рядом с ними — и его разрывает на части, отрубает руки, сносит голову.

Хен замер не в силах даже вздохнуть. Время замедлило бег. Взгляд выхватывает детали: кровь, ошметки кожи, волосы на рифленых стенках колесницы, кишки, намотанные на спицы, блеск легких пластинчатых доспехов возничих. На фоне этой стальной махины люди кажутся маленькими, ничтожными.

Рядом просвистела стрела, едва не угодила в шею. Хен очнулся, вздрогнул. Некоторые из харистов в строю натянули луки и попробовали убить пустынников, однако у них ничего не получилось.

— Давайте ближе к нашим! — крикнул Вор, пытаясь перекричать шум битвы.

— Нас не пропустят, — сказал Рыжий.

— Доверься мне.

Лавируя в толпе, они практически успели добежать до тяжеловоруженных джиаристов, когда сзади раздался характерный металлический грохот. Повинуясь инстинкту, Хен резко прыгнул в сторону, приложился плечом о землю. Зубы клацнули друг о друга, отдаваясь резью в скулах. Раненный бок обжег острой болью. Колесница пустынников, грохоча и разрезая воздух острыми косами, размытым силуэтом проскочила мимо, обожгла лицо горячим.

Рыжий — его надсадный крик врезался в уши миллионами игл — страшно заорал. Кажется, захрустели чьи-то кости, чавкнуло.

Боясь потерять собственный меч, Хен вскочил, бешено завертел головой. Колесница оставила после себя кровавую дорогу из смятых тел. Кто-то еще из умирающих пытается подняться, не понимая, что остался без ног. Кто-то стонет, тянет переломанные культи к ночным небесам, словно перед гибелью хочет коснуться ярких звезд. Но большинство не двигается. Взгляд переместился на Вора — тому удалось отскочить от смертоносных лезвий и шипов и теперь склонился над кем-то… Рыжий!

Хен подбежал, ожидая увидеть искромсанное тело друга.

Рыжий зажимает ладонью длинную рваную рану на ноге, из вспоротого плеча свисают лохмотья кожи, пятнают черно-алым рифленую кирасу. Видимо, колесница проскочила мимо него, задев лишь по касательной. Чудо — да и только.

— Нам повезло, — сказал Хен.

Вор помотал головой.

— Я так не думаю. Если не поторопимся, он истечет кровью. Тебе придется его понести.

— Ладно… хорошо…

— Я попробую нас защитить, отдай мне меч.

— Ты оставляешь меня без оружия?

— Иного выхода нет. Ну же! Надо спешить.

— Не знаю, хватит ли мне сил. Меня самого задело…

— Тем более ты должен отдать меч.

Затрубили боевые рога пустынников — протяжно, гулко. Вражеская армия пришла в движение — так, что задрожала земля под ногами. Грохот доспехов, ржанье коней пересилили стоны, крики и мольбы о помощи. Рыжий скривился от боли, попытался подняться самостоятельно, но ничего не получилось. Кровь сочится из его пальцев, стекает по тыльным сторонам ладоней, мажет кисти, а затем падает на песок. Хен положил руку друга себе на плечо и помог ему встать. Вес того прижимает их к земле, к тому же раненый бок пульсирует болью — тут как бы самому не упасть.

Нераспавшиеся в суматохе ряды геткормейцев-ветеранов направились на врага. Тяжеловооруженные харисты ощетинились длинными копьями, вытащили полуторные клинки шогрии, джиаристы закрылись массивными прямоугольными щитами. Оглядываясь по сторонам и стараясь не уронить Рыжего, Хен застыл в ожидании команды Вора.

— Будет тяжело, — только и сказал тот.

Как им удалось не погибнуть под прессом двух — своих и чужих — армий, помнилось смутно. Творившейся хаос и ужас на время задавил разум, разбудив животное начало. В памяти сохранились лишь какие-то неясные обрывки. Разлитый в воздухе запах смерти — тяжелый, давящий, комком застрявший в горле. Страшный грохот, режущий уши. Безбрежный океан безумия — куда ни кинь взор, всюду кипит сражение, льется кровь, звенят клинки. При столкновении обе армии разрушили строи. Кто стоит перед тобой — друг или враг — не разобрать. В темноте люди кажутся дикими зверьми, монстрами из самых глубин пекла.