Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Повисла неловкая тишина.

Первым нарушил её Залтет:

— Один из ваших рабов, паренек лет двенадцати, сильно бушует? Я видел у него клеймо на лбу.

Холод волной окатил её с ног до головы.

— Если есть какие-то проблемы… — начала она.

— Не волнуйтесь, госпожа, я не суеверный. И ни в каких демонов и проклятых не верю — за свою немаленькую жизнь зла навидался только от людей. Именно они корень всех бед. Хотя, конечно же, старайтесь не светить мальчонкой, другие постояльцы могут испугаться, а мне проблемы ни к чему. Поменьше выводите его из бунгало, если это возможно…

— Вы пришли ко мне из-за клейменного? — напрямую спросила Хара.

Хозяин двора помотал головой, некоторое время обдумывая, как лучше ответить.

— С болезнью-то мы потихоньку справляемся, Ахар. Многие идут на поправку. Даже у вашего капитана жар спал и вены больше не напоминают сытых пиявок. Врачеватель знает свое дело, он хоть и старый, но еще из ума не выжил… — Он запнулся. — Но… попали ко мне мать с сыном. Оба даже встать с постели не могут, бредят и днем, и ночью. И выглядят, если честно, паршиво. Похудели сильно, кожа приобрела омерзительный зеленоватый оттенок и воняет от них… Старый пердун уделяет им больше всех внимания, последние дни не выходит из их номера. И так пробует, и сяк — ничего не получается. А я приметил у матери с сыном серебряные обручи на головах, значит, из Геткормеи, бедняжки. И вы тоже, госпожа! Ну, и смекнул: может, вы знаете молитву какую или попросите богов по-особому, как у вас принято в царстве.

Хара на некоторое время замолчала, пытаясь переварить услышанное.

— Залтет, я…

— Мы к ним ненадолго заглянем! — перебил её хозяин двора. — Я отведу! Насчет болезни не переживайте! Как уверяет врачеватель, она не заразна! Да вы и сами знаете: столько дней ухаживаете за капитаном, а ничего не подцепили. Мне за ребенка обидно! Совсем еще малец, жизни не видел. И не могу я позволить, чтобы он вот так умер здесь — в чужой стране, в каком-то спрятанном в джунглях постоялом дворе! А всё к тому идет! Я и сам, пока никто не видел, молитву Сеетре, Жаатре и великому Баамону прочитал, но не сработало — может, веры недостаточно или перепутал чего.

— Вы добрый человек, — сказала Хара, улыбаясь. — Но чем я смогу помочь? Я занимаюсь лишь купеческими делами.

Несмотря на ситуацию, она продолжает играть свою роль. Нельзя и намека давать на истинное положение дел. В этой глуши вряд ли за ней следят шпионы Карлага, но не стоит забывать о безопасности детей. Нужно обставить всё так, будто она нехотя поддалась на уговоры Залтета, а не побежала, сверкая пятками, помогать нуждающимся.

— Всего лишь одна молитва, госпожа. У вас же в Геткормее принято перед сном разговаривать с Великим Баамоном?

— Я ничего не могу обещать…

— Разумеется! Я не настолько обезумел. Это просто попытка.

— Ладно, — сдалась Хара. — Ведите.

Хозяин двора, чуть ли не подпрыгнув от радости, направился по навесному мостику в сторону большого двухэтажного домика, построенного на трех стволах каменных деревьев.

Едва поспевая за гигантом, ей пришлось ускорить шаг.

Зел окликнул её, но она лишь махнула рукой и пообещала скоро вернуться.

Солнце-око висит над их головами, нещадно паля. Небо чистое, однако какое-то выцветшее, мутно-голубое, с дрожащей дымкой. Жара страшная, опаляет лицо и тело горячими волнами. А впереди, как назло, нет спасительной тени.

На террасе под коньками крыш Хару и Залтета провожают ленивыми взорами сидящие на скамейках здоровые постояльцы — сплошь загорелые толстяки в шелках и с бесчисленными перстнями на пальцах.

Небось, задаются вопросом, куда мы идем. Представляют себе всякое…

Решив, что перегрелась на солнце, она отогнала непрошенные мысли.

Несмотря на свою комплекцию, Залтет бодро поднялся по лестнице на второй этаж домика и мигом оказался возле нужной двери. Ей подъем дался тяжелее, и когда она доковыляла до хозяина двора, пот пропитал одежду.

Тут же приметила наглухо закрытые ставни номера, внутри диким зверьком шевельнулось беспокойство.

Всего лишь паника.

И ничего более.

Оглядевшись, Залтет толкнул дверь.

В нос тут же ударил тяжелый застоявшийся смрадный запах, пришлось тыльной стороной ладони зажать нос.

Впереди непроглядный мрак, полоска света выхватывает лишь сваленную в кучу тряпье и дорожную сумку.

Первым вошел хозяин двора — уверенно, быстро, решительно.

Донесся надсадный кашель, сменившийся хрипом. Скрипнули половицы.

Проглотив тяжелый ком в горле, Хара сделала шаг, оказалась в затхлом сыром сумраке тесного помещения.

Сердце ударило не меньше тридцати раз прежде, чем глаза привыкли к темноте.

И тогда стали видны очертания двух тел на одной кровати — большое и маленькое.

Пока она стояла в оцепенении, Залтет зажег с помощью кресала и кусочка кремня три масляные лампы на круглом столе — на стенах слабо задрожали огненные отсветы, оголяя влажные пятна и трещины, — затем тяжело доковылял до выхода и закрыл дверь, отрезая всё пути отступления.

Хара склонилась над кроватью.

К удивлению, мать и сын выглядят гораздо лучше, чем описывал хозяин постоялого двора и она себе представляла: да, сильно похудели, да, вены на шеях вздулись, да, кожу усеивают капли пота, а волосы скатались в омерзительные колтуны, но все равно не так страшно.

Жаль только, лиц не рассмотреть.

Открыты ли у них сейчас глаза? В сознании ли они? Наверное, нет.

— Вот уж как несколько дней не просыпаются, — ответил на её незаданные вопросы Залтет. — Буди-не буди — бесполезно. Вроде иногда ресницы дрожат, под веками двигаются глаза, однако…

— Тут нужен лекарь или маг, — сказала она. — Вряд ли молитва поможет.

Хотя посчитала иначе, но озвучивать, разумеется, не стала.

— Пока у нас нет никого, кроме старика-врачевателя. Рискнем.

— И то верно.

— Если надо, я выйду, госпожа.

— Нет-нет, можете остаться.

Хара облизала вдруг пересохшие губы, заозиралась по сторонам.

В отличие от её бунгало здесь места мало, едва они помещаются. Потолки низкие; если поднять руку, то легко коснешься их. Залтету приходится сильно пригибаться, иначе ударится затылком. Широкая кровать занимает большую часть пространства. В углу крепко сколоченный квадратный стол, на котором лежит в окружении масляных ламп бронзовое корыто с мутной пенистой водой. Недалеко от входной двери валяется сумка с тряпьем.

— Вы знаете их имена?

— Они, конечно же, представились, когда сняли эту комнатушку, но, если честно, я не запомнил. У меня вообще плохая память, госпожа.

Она кивнула, нервно потерла руки, покусала нижнюю губу.

Ладно, пора начинать, тянуть можно до бесконечности.