Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Клейменный встал напротив умирающей Джайи.

Воздух заплясал вокруг него синеватыми и золотистыми искрами, над головой медленно завертелся призрачный венец, наполняясь слабым свечением.

Один томительный миг сменился вторым, третьим, четвертым…

Пальцы мальчишки коснулись лба девушки — и всё потонуло в ослепительном сиянии. Оно поглотило комнату, людей, постоялый двор, джунгли, весь мир и растворило в себе.

Больше ничего не существует и не имеет смысла.

Вокруг разливается приятная благодать, одаривает бескрайней, всепоглощающей любовью и снимает с души все омертвевшие слои, добираясь до сути, до опаляющего ядра.

…Когда удалось прийти в себя, Хара непонимающе закрутила головой, силясь понять, где она.

Тело словно не принадлежит ей, кажется чужим, неудобным, тяжелым. Руки висят плетьми, колени дрожат. В висках отдается гулкими ударами пульс, в ушах шумит.

Люди — как их зовут? почему они здесь? — вокруг нее производят впечатление бездушных статуй — ни движения, ни вздоха. Даже их кожа мраморно-белая, поблескивающая, неживая.

Наконец, её взгляд упал на кровать.

Воспоминания навалились океанским потоком, захлестнули сознание, придавив тяжестью отчетливых образов.

Больной-Дживат-джунгли-рабы-постоялый-двор-каменные-деревья-странная-хворь-жилистый-помощник-Гетин-Залтет-зовите-меня-просто-Залт-мать-и-её-ребенок-боль-смерть-клейменный…

Она вскрикнула и схватилась за голову.

И не сразу осознала одну простую вещь: на Джайи нет крови. Та выставила руки перед лицом, затем её дрожащие пальцы коснулись шеи, груди, заскользили по чистой рубахе. Ни вздувшихся вен, ни страшных черных пятен на коже.

Она… здорова.

Хара медленно, целую вечность, поворачивается в сторону Теша.

Когда отыскала его взглядом, то брови сошлись на переносице.

У него тоже ни следа болезни.

Получается, клейменный вылечил мать и ребенка?

Словно в ответ на её мысли тот захихикал и бросил:

— Ты ничего не понимаешь, сука.

Сияние вокруг него погасло, а венец растворился сизым дымком.

Время подгоняет. Если не поторопиться, то скоро настанет месяц ясных звезд и в храме забьют тревогу. Всегда все шло по плану, порой, конечно, случались некоторые шероховатости, но раньше они не задерживались так надолго. И, разумеется, в обители знали, как вести себя на случай, если их хозяйка не вернется к сроку, к кому обращаться и кого посылать на другой конец мира. Так или иначе все геткормейские священнослужители связаны между собой незримыми узами ответственности и взаимовыручки — одному делу служат.

Однако Хара не хотела, чтобы в поисках её переворошили весь Великий Карлаг.

Надо как можно скорее добраться до ближайшего портового города Оранеша и отправить птицу с посланием. Есть, конечно, вероятность, что ту перехватят или сообщение не доберется, но иного выбора нет. Сейчас ни в коем случае нельзя впутывать в эту ситуацию кого-либо еще.

Сама заварила, сама и расхлебывай.

После исцеления Джайя и Теш практически на следующий день покинули постоялый двор и отправились… куда? Хара не знала. Пыталась выяснить вместе с Залтетом, но не добилась никаких ответов. Поведение матери с ребенком было необъяснимым и странным, однако и без того хватало забот.

Дживат пошел на поправку, хотя по четыре раза за день его рвало омерзительно черной слизью. И ему по-прежнему требовался тщательный уход. Капитан больше не бредил и не лихорадил, находился в сознании и мог говорить — грозился встать на ноги как можно скорее, отчитывал за медлительность Зела и пытался скрасить вечера веселыми историями. Даже нашел общий язык с Гетином — тот теперь не стеснялся заходить в бунгало по любому мало-мальски значимому поводу.

Хара только радовалась этому, так как мужчины рассказывали байки из военного прошлого, спорили о правильном построении фаланг, какие доспехи выдержат удар джиарист-пехотинцев и играли в шаматху, невесть как появившуюся в богами забытом постоялом дворе.

Дети-рабы, к удивлению, тоже нашли чем себя занять: охотились на открытой террасе за сверчками и дразнили диких обезьян. Умудрились даже втянуть в игру нескольких взрослых. И утром, и днем, и вечером то и дело до ушей доносились радостный визг ребятни и сдержанный смех её воинов, когда удавалось поймать в самодельные силки какую-нибудь мохнатую тварь.

Беспокоил только клейменный.

Во-первых, до сих пор не было понятно, как он умудрился избавиться от кандалов и сбежать незамеченным в номер матери с ребенком. Это попросту невозможно, так как её стражники целыми сутками следили за любыми перемещениями рабов, блокировали пути к навесным мостикам. Во-вторых, Хара испугалась того волшебного исцеления. И не могла найти этому вразумительное объяснение.

Зачем клейменный убил её стражника в Миокмее? Зачем пугал во время перехода в джунглях? Дразнил, обзывался, провоцировал… а потом вылечил Джайю и Теша? Что он хотел этим сказать? Да и как вообще ему удалось устроить подобное представление? Маги на такое не способны. Они всегда работают в связке. А здесь…

Хара вспомнила те ощущения, когда золотистый волшебный свет проник в неё и добрался до самой сути души. Чистая незамутненная радость, переполняющая благодать, истинное счастье — и исходит это от сквернословящего опасного мальчишки.

Не сходится.

Надо как-то достучаться до клейменного, понять его.

Она найдет к нему ключ.

…Хара долго ворочалась, мысленно убеждала себя заснуть и слушала протяжный храп Дживата прежде, чем недовольно откинула одеяло и поднялась.

Ночной мрак разгоняет свет выглядывающей луны, раскидывается на полу длинными серебряными полосами, которые уродуют тени качающихся ветвей деревьев. Факелы и лампы давным-давно погасили. Постоялый двор затих и будто бы умер — ни звука, ни шороха.

Хара распахнула дверь и вышла на открытую террасу.

Из-за духоты лучше не стало. Вокруг куда ни кинь взор, чернеют опостылевшие джунгли. Хоть воплей обезьян не слышно — и то радость.

Впрочем, сегодня и без них не удается заснуть.

Мрачные мысли не дают покоя, повторяются снова и снова, будто вознамерились замучить её.

Надо перестать обдумывать и уже просто принять решение — через несколько дней их отряд должен выдвигаться. И так засиделись.

Из оцепенения Хару вырвали странные шуршащие звуки, словно коготки скребутся по дереву, противно, омерзительно, непрерывно.

Она прислушалась — похоже, в соседнем бунгало, там, где дети-рабы, что-то происходит.

Тяжело вздохнув, решительно направилась туда.

Доски навесного мостика заскрипели под её ногами, немного раскачиваясь из стороны в сторону. Пальцы хватаются за натянутые веревки, кожу трет грубая бечева. Где-то в районе солнечного сплетения неприятное онемение, позвоночник покалывает.