Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

— Что-то странный какой-то оазис, — скептично заметил Теш. — Обычно к нему за тенью и водой сползаются все дикие звери и птицы.

— Ты прав, — кивнула Хара. — Вот только этот оазис был создан великим Баамоном, отцом всех богов. Специально для нерадивого толстого сына Смерча. Чтобы проверить его. — Она провела пальцами по щеке. — Так вот… Человек-обезьяна полюбил виноград. По ночам согревал лозы теплом своего дыхания, с помощью пальмовых листьев набирал воду и поливал засохшую землю вокруг них. И приказал себе наплевать о голоде, хоть это и было тяжело. Виноград наполнился силой, плоды его стали большими, спелыми, сочными, кожица — тонкой, буквально лопалась от одного прикосновения… Наелся до отвала Ифоотра, а излишек потратил на изготовление вина, которое затем продал каравану торговцев, случайно наткнувшихся на оазис. Пошла слава по всей земле о толстяке-обезьяне — слухи добрались даже до царей. Все жаждали попробовать терпкое, вкусное, наполненное слезами и потом вино. И вознес Баамон Ифоотру. И сделал богом пиров и веселья…

Мальчонка заявил:

— Нечестно! А где обещанные чудовища?

— Теш! — возразила его мать, легонько толкнув локтем его в бок.

Хара растянула губы в хитрой, лисьей улыбке.

— Так я еще не закончила, — сказала она. — Мы же не узнали судьбу другого брата Ифоотры! Фаарон после того, как поругался с человеком-обезьяной, наткнулся на деревушку, в которой по ночам лев со змеиным хвостом крал и убивал детей. Ну, и конечно же, решился помочь! Храбро уничтожил чудовище! Слава о великом охотнике пошла по долинам, городам и горным деревушкам. Сами цари обращались к Фаарону, чтобы тот раздобыл шкуры редких животных. А после человек-ястреб стал богом…

— Ну во-о-от… — грустно протянул Теш. — Я думал, будут подробные описания того, как человек-ястреб сражался с чудовищами!

— Я говорила, что история не такая, какие обычно рассказывала, — заметила Хара. — Но в ней есть и монстры, и боги — всё честно.

Мальчишка кивнул, хоть и остался недоволен.

Его кожа на руках покрыта бисеринками пота, переливается маленькими звездами в пламени свечей.

Несмотря на кажущееся выздоровление, он еще совсем слаб.

От усталости он лег, накинул на себя одеяло. Вены на руках опять вздулись.

Его мать запричитала, принялась гладить его по голове дрожащими руками — она сама едва держится. Даже малейшие движения вызывают боль. В этом странность хвори: она то отпускает, то возвращается, пожирая все силы.

Хара поднялась со стула и начала хлопотать над больными, поправляя им подушки, нанося мазь на вены и накладывая компрессы. В который раз подивилась красоте Джайи, даже не видя её лицо: тонкие изящные пальцы, аристократичные кисти, лебединая шея, талия, которой позавидует даже девочка, плавный изгиб плеч, две каштановые косички, перехваченные обычным обручем, длинные ноги.

Странная все-таки парочка эта мать с ребенком.

Как только им станет лучше, надо будет их обо всем тщательно расспросить.

Хара вздрогнула, когда Джайя схватила её ледяными пальцами за кисть.

— Ты ведь не купчиха, — принялась шептать та. — Не купчиха! Я сразу догадалась! Все в тебе выдает геткормейскую храмовницу — манера держаться, речь, даже твои истории про богов и чудовищ… В особенности они… Пообещай, что если с моим ребенком что-то случится, ты не бросишь его! Теш не выживет в одиночку! Он еще многого не понимает…

— Я не могу…

— Пообещай!

— С тобой ничего не случится, дорогая. Вот увидишь. Скоро вы оба поправитесь.

Но она ошиблась.

Гетин ворвался в её бунгало без стука — просто распахнул дверь плечом и с порога заявил:

— Джайя умирает!

Она тут же вскочила с кровати и, бросив печальный взгляд на тяжело сопящего больного капитана, вышла в ночь.

Дальше всё как в тумане: бессмысленные вопросы Гетину, невнятное бормотание в ответ, раскачивающиеся под ногами мостики, визгливые крики попугаев, жгущие глаза отсветы факелов на стенах, двухярусный большой дом, скрипучая лестница наверх…

И вот они стоят перед номером Джайи и Теша.

В тесном помещении не протолкнуться — возле стола, чуть пригибаясь, возвышается Залтет, врачеватель звенит склянками и ругается возле кровати, толстая помощница что-то втолковывает плачущему бледному Тешу, который едва сам стоит на ногах.

Хара, оттолкнув локтем хозяина постоялого двора, зашла внутрь.

От едких запахов лекарств и тяжелого медного смрада защипало нос.

Взгляд выхватил лежащую на кровати Джайю.

Её тело страшно трясет от конвульсий, изо рта бурным потоком течет пузырящаяся кровь — черная в свете масляных ламп. Всё вокруг заляпано разводами и каплями — одеяла, стены, пол.

От вида ревущей, царапающей скрюченными пальцами собственное горло матери внутренности холодеют. Реальность застывает и словно распадается на лоскуты. Ужас сковывает тело, проникает в каждый потаенный уголок сознания и пронзает нечеловеческой болью.

Больше ничего не существует — только эта тесная комнатенка, заполненная людьми, только корчащаяся на простынях девушка с серым размытым пятном вместо лица, только испепеляющий душу животный страх.

— У нее внутреннее кровотечение! — словно сквозь толщу воды донесся голос врачевателя. — Все-таки один из сосудов в горле лопнул!

— Она не должна умереть! — пробасил хозяин двора. — Я выкину тебя на улицу, старый болван! И скормлю рысям!

— Залт, пожалуйста, не мешайся! — это уже жилистый Гетин.

Она уловила легкое колебание воздуха за спиной, по щекам словно нежно провели костяшками пальцев.

Обернулась.

И первые несколько ударов сердца отказывалась поверить в происходящее.

Глаза её подводят.

Не может быть.

Глупость какая-то…

Но клейменный стоит в углу комнаты — свободный от пут, без мешка на голове. Пространство будто изгибается вокруг него, расширяется, исходит волнами, потому что в столь тесном помещении он не смог бы спрятаться и уж тем более его нельзя было не заметить.

Хара сглотнула вязкий ком в горле, попыталась отшатнуться, позвать на помощь, отгородиться, однако тело не послушалось её. Точно кто-то высосал всю волю, превратил её в бездушную оболочку, куклу.

Мерзко хихикая, мальчишка сделал шаг к кровати Джайи, и свет масляных ламп усилился, на тоненьких глиняных носиках заплясали длинные языки пламени.

Тени скукожились, прячась по углам.

Запахло свежестью и приятными ароматами фруктов.

Хозяин постоялого двора ошарашенно что-то пробормотал за спиной Хары. Врачеватель, ощутив движение по правую руку от себя, повернул голову, заметил незваного гостя и непроизвольно отшатнулся к стене — его словно связали невидимыми путами.