Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

Да где же?!

Повинуясь чутью, свернул в сторону лагеря ветеранов. И шагов через сорок встал, точно врезался в невидимый купол — увидел меж трех шатров, как разговаривают Вор и Черный.

Гушарх держится на расстоянии от новобранца, что-то кричит злое, лицо искривлено в ярости, ладонь лежит на эфесе меча — вот-вот прольется кровь.

— …не приближайся! — донеслось. — Попытаешься убить меня, жалкий выродок? Подходи ближе — узнаешь, какая кара ждет тех, кто идет против воли царя! Такие как вы, деревенщина, не чураетесь грязных методов, да? Собираешься зарезать, пока никто не видит? Я и не в такие ситуации попадал — атакуй!

Вместо ответа Вор поднял левую руку, пальцами начертил в воздухе сложный знак.

Блеснуло.

Вокруг его кисти заплясали две миниатюрные фиолетовые звезды, слились в одну, превратились в подрагивающий огненный иероглиф. Тот, пылая и то приобретая устойчивые очертания, то расплываясь в горящей кляксе, подлетел к лицу Черного, вспыхнул разноцветными искрами.

Гушарх не закричал от боли — его лицо разгладилось, взор стал пустым и безликим. Плечи поникли, и сам он словно сжался, уменьшился в размерах.

Вор принялся что-то шептать, делать руками сложные пассы.

В какой-то момент Черный кивнул, развернулся и побрел дальше как ни в чем не бывало.

Хен, боясь попасться, нырнул влево, вжался, насколько это возможно, в стену шатра.

Магия! Наш новичок — колдун!

Его сердце учащенно стучит, отдаваясь пульсацией в ребрах и в висках. От волнения сперло дыхание.

Он ожидал увидеть что угодно — словесную перепалку, бой на мечах, скрытое убийство и даже мольбы о пощаде — но только не такое.

А если Вор его заметил?

Тоже нашлет пылающий иероглиф?

Надо убираться отсюда подальше.

Хен отлепился от стены и побежал к своим.

Через месяц армия снялась с лагеря и направилась по широкому тракту к Костяной Степи.

Гушарх отряд Болтуна так и не тронул, его угрозы оказались пустыми. Сам он делал вид, будто их не существовало. Что устраивало всех.

Хен так и не рассказал про колдовство остальным, предпочитая помалкивать. Вор шутил, ввязывался в авантюры и ничем не выдавал себя.

По крайней мере, пока…

Когда опостылевшие джунгли наконец выпустили их из своей зеленой клетки листьев и ядовитых лиан, они вздохнули с облегчением.

Привыкшие к вечному сумраку глаза щурились на ярком солнце, а кожу приятно покалывало. Теперь больше не сдавливали с двух сторон деревья — вокруг простиралсяогромный пологий холм, вычищенный от растительности. Воздух звенел от магии — это ощущалось в легком онемении кончика языка, в пробегающему между лопаток холодку, в странных шуршащих звуках, хотя никаких животных — например, грызунов — здесь быть не могло.

С высоты холма открывался прекрасный вид на простирающийся в низине храмовой городок, обнесенный каменной стеной. Поблескивали шпили и купола школ Певцов, взгляд ласкали оранжево-красные черепицы крыш, до ушей доносился раскатистый гул колоколов. Оштукатуренные каменные стены, пилястры, кружевные окна, базилики — всё это вызывало чувство отчетливого узнавания.

Там, в низине раскинулась миниатюрная копия Кулгера — их храмового города, их далекой родины в пустыне.

Найват, облегченно выдохнув, направился по пыльной дороге, дабы поскорее очутиться в спасительной тени высоких стен, глотнуть холодной колодезной воды и немного перевести дух.

Идущий по правую от него сторону, Ренай сначала положил ладонь на больную почерневшую руку, а затем поправил перевязь с мечом. Постоянно оборачивался, будто боялся слежки. Круги под глазами стали отчетливее, налились чернотой — впрочем, как и у Найвата. Кошмары не перестали их мучить даже после того, как они выбрались из кипарисового леса.

К стенам храмового города жались двухэтажные, огороженные дворами, кирпичные домики — довольно ухоженные, крепкие, богатые. В отличие от остальных школ Певцы разрешали простым смертным селиться рядом с ними — в конце концов, кто-то должен был обеспечивать их немаленькое хозяйство. Повара, уборщики, мельники, банщики, погонщики скота, прядильщики и кожевенники — все состояли из обычных людей.

Окунувшись в приятный шум и гам — купите, милчеловек, селедку! хорошая! не желаете ли, великий господин, чтобы я вычистил пыль с вашей хламиды? кувшин со сладкой водой всего за один обол! — Найват и Ренай вошли в широко распахнутые тяжелые городские ворота.

Каменные глыбы накрыли их спасительными тенями, подул приятный легкий ветер, остужающий разгоряченную кожу и щекочущий виски.

На их пути не встретился ни один стражник, но оно и неудивительно — колдунам не от кого защищаться, их мощь столь неоспорима, сколь и велика, а любую иноземную армию они учуют задолго до того, как та выйдет из лабиринта джунглей.

Оказавшись за стенами, Найват остановился и широко улыбнулся, наслаждаясь накатившими эмоциями.

Он дома! Прекрасная мысль, боги их дери!

Вот красуется горельефами на фасадах длинное двухэтажное здание библиотеки, вот приземистая галерея, окруженная в натуральный рост скульптурами видных ученых, путешественников и колдунов, вот там вдали казначейский корпус, вот выглядывает краешек школы Шепчущих. С центрального рынка доносятся крики.

И всё такое знакомое, родное, привычное, уютное… Будто и не пропадал долгие месяцы в мертвых кипарисовых лесах.

Вокруг снуют туда-сюда подростки-ученики и их взрослые маги-учителя. Первые, заглядываясь на пеструю галдящую рыночную толпу, рассказывают о концепциях атомарных фактов, о совокупности истинности всех мыслей мира, о доказательности логического и нелогического, вторые же молчаливо слушают, подсказывают, если надо.

Такие вот недолгие прогулки на воздухе разрешаются будущим колдунам утром, днем и вечером, дабы «проветрить» мозги, дать краткую передышку, хотя обучение не останавливается ни на мгновение. Даже расхаживая по городку, они обязаны отвечать на вопросы учителей — до тех пор, пока знания не превратятся в интуицию. В остальное время ученики корпят над книгами, изучают десятки наук — каллиграфию, фехтование, математику, геометрию, эдикты, придворный этикет — и готовятся к испытаниям.

Вместе с Шепчущими по мощенным каменным улицам ходят и татуированные Поющие, но те выглядят хмуро, не разговаривают друг с другом, направляясь по своим делам. Молчаливые, спокойные, немного даже пугающие.

Некоторые из них, проходя мимо, что-то бубнят под нос, делают пассы руками — в отличие от многих они всегда полностью погружены в себя и живут в собственных мыслях, лишь изредка возвращаясь в реальность. Таков их удел.