Юлия Славачевская - Третий — не лишний!

— Как рируны, — хихикнула Алекто. — Жесты они понимают. Определенные.

— А-а-а, — успокоилась я.

— Высокая леди, — подскочил к нам малец с двумя небольшими кошельками. — Это ваш выигрыш. Вы в следующем месяце приезжайте. Будет ярмарка и много приезжих, которые еще не знакомы с вашими животными.

— Договорились, — кивнула Алекто, небрежно перекидывая мне один из тяжелых замшевых кошельков с неприметной анаграммой.

— Спасибо, — обрадовалась я неожиданным деньгам, ловя личное бренчащее богатство. — А…

— Алекто, — яростно прошипел Эмилио, усаживая девушку в повозку. — Зачем ты снабдила Марусю деньгами?!! Мы на что?!

— Каждой женщине нужен в этом мире твердый оплот, — мило улыбнулась славная девушка. Покрутила плечами и шеей, разминая их, и спокойно закончила умную мысль: И это кошелек, набитый золотыми монетами, если кто-то не понял.

— Высокая леди! — жалобно позвал один из нанизанных на рога. — Мы уже можем идти?

— Да не вопрос, — легко согласилась Алекто. Поглядела по сторонам и взревела: — Стража!!!

Не то ослики, не то кони аж присели. На ее крик мгновенно примчалась ватага стражников, скорей всего, карауливших неподалеку.

— Эти добрые люди и славные приезжие уже готовы идти в тюрьму, — сообщила страже девушка, запихав старшему в руку монетку. — На первый раз… Если хочешь работать в чужом городе, — поучительно сказала дева, глядя в упор на стражу, — глав местных цехов надо знать… — Перевела огненный взор на понурившихся конокрадов: — Потому что иначе во второй раз они поедут на кладбище.

— Высокая леди та-ак добра, — отреагировал просящий, когда его осторожно снимали с рогов и передавали по цепочке следующему стражнику. Вскоре наступило равноправие: каждому воришке по потной подмышке.

— Видишь, как мало нужно человеку для счастья, — заметила Алекто, помахав рукой удаляющейся процессии. — Всего лишь отсутствие рогов.

— Бриллиантовая слова, — согласилась я с ней.

Мы выехали с рынка и потащились в сторону дома по дороге, поддерживая ничего не значащий разговор, поскольку рядом крутились два коршуна, которых давила жаба.

Не успели мы войти в дом, как к нам навстречу выскочила Амели и мрачно приказала:

— Быстро собирайтесь! Через час вас отвезут.

Филлипэ вопросительно поднял правую бровь.

— Иначе рискуете застрять, — объяснила почтенная дама. — К нам скачет гонец с приказом полностью перекрыть выходы в порт и в море до выяснения особых обстоятельств.

— Понятно, — нахмурился Филлипэ, мгновенно помрачнев. — Мы скоро будем готовы.

И дальше все закрутилось со скоростью света. Мужчины быстро сгребли пожитки с помощью слуг. Мы наспех попрощались с Ронаддо и семьей Амели и вышли, сопровождаемые Тисси.

— Я провожу вас до судна, — объяснила девушка. — Иначе капитан не выйдет в море.

— Спасибо, — ответил Филлипэ, усаживая меня впереди себя.

И мы помчались, как ветер, в сторону порта! Там Тисси нашла неприметную посудину, больше похожую на лоханку, чем на гордый флагман и что-то долго объясняла кивающему капитану.

— Все на борт! — спустя какое-то время махнул нам капитан, удовлетворенный объяснениями.

— Приезжай, — сжала меня в крепких объятиях Тисси. — С тобой весело.

— Постараюсь, — не стала я ничего обещать, не зная, где окажусь в следующий раз. В данный момент можно было планировать лишь отсутствие каких-либо планов.

Меня перенесли на судно. Вагердов оставили на попечение Рева и Тэна. И мы отплыли.

Я стояла, зажатая двумя мужчинами, смотрела на удаляющийся берег и думала о том, что мне еще преподнесет судьба.

— «Ты справишься, — заверил меня внезапно появившийся Хаос. — Нет ничего в этом мире, способного противостоять воле и упорству»

— «Есть, — буркнула я в ответ. — Два осла, что стоят рядом»

— «Возможно, — хохотнул бог. — Но не торопись судить, ребенок».

— Маруся, — притиснул меня к себе Эмилио. — Завтра ты познакомишься с моей семьей. — Глянул тепло на меня своими невозможно аметистовыми глазами-озерами: — Д ля меня очень важно, чтобы ты им понравилась.

— Понимаю, — ответила я. — А для меня важно, чтобы они понравились мне.

— А то что? — насторожился Филлипэ.

— Ничего, — пожала я плечами. Толку все шовинистам и баранам объяснять? — Эй, куда вы меня потащили?

Но кто б меня спрашивал?

Дальше в полумраке маленького кубрика началась эпопея «Трое в лодке, не стесняясь собаки», но эта часть жизни в мире с ненормальной рождаемостью так мне надоела, что я на этот раз о ней умолчу.

Нет! Не умолчу!

Когда в тебе сразу двое — молчать не хочется. Хочется орать. Что — неважно. Или «уйди, противный, ты мне внутри мозоль натер!» или «Не останавливайся, давай еще!». Я орала и то, и то поочередно.

Мои партнеры решили играть в этот день роль льда и пламени. Эмилио на фоне предельно, необычно жесткого Филлипэ, казался мягким и покладистым, но когда я подняла глаза на своего «светлого» мужа, то чуть не испугалась. Глаза убийцы. Светлые глаза убийцы с то расширяющимися, то сужающимися черными точками зрачков. Словно ядовитая змея перед самым броском, дикий зверь перед тем, как кинется грызть горло.

Я так и не поняла, на кого сердились Эмилио с Филпипэ, но точно не на меня. В этот раз они были нежны до умопомрачения, но держали меня крепче крепкого, под звуки мерной качки и ударов весел, передавая меня друг другу и постепенно раздевая.

Когда на мне практически ничего не осталось, я осталась в бесстыдно расстегнутой спереди мужской рубашке. Меня положили спиной на лавку, голова легла на колени Филпипэ, а Эмо взялся со всем пылом изголодавшегося за пару дней мужчины доводить меня до состояния несопротивления. Сначала меня обтерли слабым розовым уксусом. Не скажу, что в восторге, но какой ни есть — а все-таки антисептик. Потом долго и тщательно вытирали льняным полотенцем, попутно вылизывая некоторые части языком.

Естественно, Филпипэ присвоил себе верх, а Эмилио — низ. Сиреневоглазый выглядел, словно кот, дорвавшийся до валерианки. Даже мурчал и терся о ноги и живот, как огромный кот.

А Филпипэ ласкал мне только рот, шею и грудь, но так, что через пять минут его ласк я превратилась в безвольное желе. Даже обидно как-то. Другая на моем месте после стерци и того, что случилось, давно бы стала фригидной и от нее бы отстали, а я неправильная какая-то: им каждый раз удается меня раздразнить, довести до потери самообладания.

Так и в этот раз. Ну не могу я их ненавидеть, когда они так заглядывают мне в глаза, не получается. Из двух пар глаз — сиреневых и синих на меня заглядывается сама Преданность и Ласка, у меня язык не поворачивается с ними воевать.

Ага, до следующей выходки, когда наши понятия общего блага расходятся далеко и надолго.