Джон Толкин - Хоббит, или Туда и обратно. Избранные произведения

Тидвальд
Угу, угрюмый,
но вовсе мертвый малый.
Нимало не страшусь я
клинков и копий данов:
коль ад их взял,
пусть щерятся и щурятся.
Тащи вот этого!

Торхтхельм
Глянь, нога какая!
Долга и толста —
в обхват, как три бедра!
Тидвальд
Так я и думал.
Склони-ка голову и смолкни.
То вождь наш, Тотта!

Да, он. Вернее, то,
что от него осталось
по воле Неба: ноги,
длинней которых не было на свете.

Торхтхельм
(Голос его возвышается до песнопения).
Главой он был превыше
увенчанных короной
шеломов вражьих,
был он тверже духом
и сердцем чище, чем
точеные мечи,
испытанные в битвах,
был он
дороже злата.
Вождь, безупречный
в войне и в мире,
праведный судья,
податель щедрый,
подобный государям
златых времен,
он этот мир покинул.
Любимый Беорхтнот,
взыскуя Божьей славы,
ушел от нас.

Тидвальд
Ты хорошо сказал!
К узорам строк
не зря, знать, человека
влечет в печали.
Но сначала — дело,
плакать будем после.

Торхтхельм
Однако, Тида,
ведь это меч его!
Я заприметил сразу
златую рукоять.

Тидвальд
Да ну! И взять никто не взял?
Вот чудо! Впрочем,
испорчен напрочь он.
Да! мало что осталось
от старого меча,
и вождь так изувечен —
узнать нельзя.

Торхтхельм
О, звери! О, язычники!
О, злое горе!
Глава отсечена,
а нам остался остов,
и тот истерзан сталью.
И столько крови —
Не бой, а бойня!

Тидвальд
Вот тебе и битва.
Не хуже тех,
которые воспеты,
в которых Фрода пал
и Финн убит был.
Земля тогда
рыдала, как сегодня,
и в звуках струн
доныне слышен стон.
Давай-ка, шевелись!
Теперь осталось
нам унести останки.
Ты — за ноги!
Так. Подымай. Тихонько.
Вот так. Еще повыше.

Торхтхельм
Хоть изувечена,
но вечно будет мила
нам плоть его.

Внемлите,
англы и саксы,
от лесов на закате
до скал приморских!
Пала крепость,
жены плачут,
разожжено кострище —
пылает пламя,
путеводный светоч.
Курган насыпьте, в коем
мы упокоим кости,
и тоже щит и меч
положим,
златы латы,
богатые одежды,
блескучи кольца,
сколь ни есть,—
их, люди, не жалейте
для мужа лучшего:
он другом благородным
народу был,
чад привечал своих
и домочадцев тоже,
и людям всем
был любящим отцом.
Любил он славу,
и добыл он славу.
Курган его да будет зелен,
доколь земь и море,
помин и песнь
пребудут в мире этом.

Тидвальд
Нехудо спето,
песносказитель Тотта!
Видать, недаром
трудился ты ночами,
когда одни во мраке
не спят лишь дураки.
Сам я не прочь поспать
да позабыть печали.
Но мы-то — христиане,
хотя и тяжек крест,
не Беовульф у нас,
а Беорхтнот, — ему
не будет ни кургана,
ни погребального костра,
пойдет в уплату злато
аббату доброму,
монахи отпоют,
отслужат мессу
и под ученую латынь
проводят ныне
вождя, коль мы дотащим.
Ну и тяжесть!

Торхтхельм
Мертвых
к земле гнетет.
Ох, спину ломит,
дыханье сбилось!

Тидвальд
Болтал бы меньше,
устал бы меньше!
Однако до подводы
уж недалече. Ну, давай —
раз-два — вперед!
Да в ногу! В ногу —
так будет легче. Ну!

Опять споткнулся, дурень?
Гляди, куда идешь.

Торхтхельм
Да погоди ты, Тида!
Послушай, ради Бога,
и погляди.

Тидвальд
Куда глядеть-то, парень?

Торхтхельм
Туда, налево.
Там что-то темное,
как тень во тьме,
она темнее неба.
Пригнулась и крадется.
А вон еще! Их двое. И на вид,
как выходцы из ада
или тролли.
То ли идут, то ли стоят.
И шарят, шарят
ужасными руками.

Тидвальд
Ночные нелюди?
Да нет… не видно…
Пусть ближе подойдут.
Тут колдовские зенки нужны,
чтоб распознать,
где нелюди, где люди.

Торхтхельм
А ты послушай, Тида.
Слышь, голоса —
то будто стон, то бормот,
то будто смех.
Все ближе, ближе.

Торхтхельм
Ишь, и вправду, там кто-то есть.

Тидвальд
Завесь фонарь!

Торхтхельм
Положим тело наземь,
ты тоже рядом ляг,
нишкни, окаменей.
Они подходят…

Эй, вояки!
Вы к драке поспешали,
да опоздали, видно;
чтоб не обидно было,
не прочь я вам помочь,
хотя б и ночью.
За это дело
недорого возьму.

Ах, грязная свинья!
Да я тебя!
Да вот тебе!
Эй, Тида, слышь,
уже не убежит —
я уложил его.
Хотел он сталь найти,
а сталь нашла его
ему же на погибель.

Тидвальд
Эх, потрошитель пугал,
тебе меч Беорхтнота
не добавил, знать,
отваги? Хватит хвастать!
Да вытри насухо —
не на таковских кован
такой клинок,
и тут был ни к чему:
тут в морду кулаком,
пинком под зад —
и ладно.
Ничтожнейшие твари,
но за что же
губить их зря
да и трубить об этом?
Иль мало мертвых здесь?
Заметь, будь это дан,
кичиться было б чем
в тот час, заметь, когда
проклятых татей
рать где-то рядом;
вот кто мне ненавистен:
и нехристь, и крещеный
равно отродья ада.

Торхтхельм
Тут, рядом, говоришь?
Идем! Скорее! Как-то
о том я не подумал.
Убийцы бродят
бок о бок с нами.
А вдруг со всей округи
сбегутся шайки,
а мы шумим.

Тидвальд
Мой смелый меченосец!
Не норманы то были.
Ночью им
зачем тут быть?
Убить и взять добычу
успели днем, и пусто
поле это.
Теперь, наверно,
пир в Ипсвиче у них,
иль к Лондону ушли
на длинных лодках
и там за Тора пьют
и топят горе,
исчадья пекла, в пиве.
А эти — попросту
голодные бродяги,
бездельники и воры.
Дерут, что могут, с трупов:
срам и мерзость,
подумать стыдно.
Эй, ты чего дрожишь?

Торхтхельм
Уйти б отсюда!
Прости, Господь,
меня и наши дни,
когда одни лежат
средь гнили, не погребены,
иные же, как волки,
страшась и алча,
без жалости приходят
обдирать и грабить
братьев мертвых.
Гляди, вон там!
Там тень как будто —
то третий тать.
Вот дать бы и ему!