Ефим Гаер - Спрятанные во времени

— Да-да, это вам не хухры-мухры из развалин, от которых только полы трещат, — подбросил дровишек Порухайло, намекая на всякую малонужную древность, которой занимался Кудапов. — Это, между прочим, новье, под заказ идет! А ты тут со своими финтами, впереди паровоза.

Кудапов вздернул подбородок и раздул ноздри, уже готовый ответить, но ему не дали:

— Как бы нам не прогреметь , а не загреметь плавным ходом куда-нибудь в Забайкальск, — кисло отозвался бухгалтер Клювин, взятый в штаб, чтобы не чинил потом препятствия при оплате. Единственный в мире человек, слюной которого можно прожигать камень.

До того он молча сидел в углу, откуда и подал голос. Бухгалтер физически страдал от вида всех этих чертежей, предчувствуя нутром смету — не какую-нибудь, но с огромным превышением, за которую объясняться потом до пены с фининспектором. Ему никто не сочувствовал. И вообще, он был в этом уверен, человечество его ненавидело (немногое, в чем он не ошибался, не считая годового баланса, который всегда сводил с первого раза назло ревизионной комиссии).

— А! Называйте что хотите и как хотите! Пусть теперь все летит в тартарары с вашим проектом! — с обидой сдался Кудапов. — Хоть жабой назовите, раз такие перестраховщики.

«По крайней мере, этот тоже, вроде Сторпилина, свой долг выполнил, отбарабанил для протокола, — подумали остальные. — Что же мы-то?».

— Оформите в протоколе голосованием, — умно подсказала Рюх, решая задачу «оптом».

— Без стенограммы только, — уточнил Порухайло.

— Да-да… Ты, Никитыч, там не особо языком-то… Сказал — сказал… Отметим в протоколе позицию в целом, обтекаемо. Так, Илья Сергеевич?

Илья, не приученный к бюрократии, согласно кивнул, желая прекратить спор и вообще всю эту галиматью. От жирного бутерброда и духоты его мутило, голова гудела от разговоров, и хотелось лишь одного — закрыть глаза и уснуть, проснувшись в своей квартире в нормальном времени среди относительно нормальных людей, выпить нормального аспирина и снова лечь спать. Он готов был строить хоть «Домик Барби» из леденцов, лишь бы от него все отстали.

Ужалов тем временем продолжал, проявляя чудеса стойкости. В нагловатом инженере-проектировщике он чувствовал личного врага, которого решил победить, не отдав ни пяди родной земли:

— Значит так, любезный: купол будет из нержавейки. Резон. В ногу со временем и по прочностным качествам. Заказ «Красному металлисту». Стекло «авиа» из Ленинграда поставим, — тут он с вызовом обвел взглядом комиссию, будто имел дело с непримиримыми противниками стекла и стеклодувов как класса. — Резчик чтобы их, от завода, это мы проследим. Прошу проект в сутки пересчитать! — институтский работник сморщился сушеным грибом, но сдержался. — Сметный расчет в первую голову, и сразу — на утверждение в Культпросвет. Вы согласны, Илья Сергеевич? — ядовито осведомился завхоз.

Главбух, услышав «сметный расчет», глубоко вздохнул.

Илья, насупившись как Бунша на русском троне 88 88 Иван Васильевич Бунша — один из главных героев популярной советской кинокомедии «Иван Васильевич меняет профессию» (роль играет Юрий Васильевич Яковлев). , изрек управленческий шедевр, спасавший председателей всех времен и народов:

— В целом согласен. Примите за основу для дальнейшей работы согласно нормам. Но, вы там посмотрите по срокам, товарищи, чтоб не слишком. И по смете тоже, — все, кроме упыря-инженера, одобрительно на него посмотрели: мол, наш человек, как надо говорит. — Статуя-то когда поступит?

— Да-да, верно, Илья Сергеевич, верно… Туда же, в Культпросвет, обозначим все в докладной, чтобы не отнекивались потом.

Розовощекая Ася строчила в блокноте карандашом. Тут она взвизгнула, подскочив на стуле. Под окнами что-то взревело и зверски хряпнуло. По зданию прокатился гул.

— Это что еще?..

Рюх споро подбежала к окну и оттуда оперно возвестила:

— Экскаватор, товарищи! Не волнуйтесь! Он, очевидно… котлован роет под фундамент.

— Этак он нам тут все обрушит, — вяло изрек бухгалтер, заранее подсчитывая убыток.

— Экскаватор…

— А, позвольте спросить, где он роет? — поинтересовался Кудапов, сам поленившись идти до окон. Вероятно, спор измотал его.

Рев, между тем, продолжился.

— Известно: под куполом под грядущим, — воспарила гражданка Рюх, обретя уверенность в собственной догадке, хотя понятия не имела на счет целей прибывшей техники.

— То есть, у входа в музей он роет? — подозрительно спокойно уточнил завотделом античности, почувствовав нужную волну подобно наторевшему серфингисту.

— У входа, конечно! Что за вопрос? Где купол, там он и роет. Где ему еще рыть? — вмешался институтский работник, которого, собственно, никто не спрашивал, и который тоже не видел экскаватора и понятия о нем не имел.

— А как же посетители попадут в музей? Он там всю дорогу перелопатит, и что? Им на дирижабле теперь летать?

— Так и место еще не утверждено! Он с каких хренов там копает?

Повисла пауза, в которую все взгляды устремились на Илью, подчеркивая, что начальник штаба все-таки он, и отдуваться, если что, ему.

— Эмм…

— Илья Сергеевич, дело пахнет скандалом.

— Ну…

— А кто его вообще запустил на территорию?.. — будто в оцепенении спросил сам себя Ужалов. Нижняя челюсть его заходила по сторонам.

— Известно, кто! Зам твой, гусья-башка-Никитский! Кто еще? — возопил Кудапов через стол, прижигая завхоза взглядом.

«Ох, опасен этот Кудапов», — заключил Илья, глядя на мстительные глазки завотделом.

— Ах ты ж, мать природа! — завхоз едва не выскочил из сандалий. — Едрена вошь! Вредитель!!!

Словно по сценарию пьесы, в залу с воплем влетел Стропилин. На узком лице его округлились глаза и рот:

— Там какая-то сволочь музей ломает! Быстрее! Я сам информирую руководство!

Прикончив заседание штаба, он тут же выбежал вон, оглашая здание криком. Всюду хлопали двери и люди выбегали на этот крик, думая, что случилось само страшное — пожар или наступление Антанты.

Огромная машина вепрем рылась в земле перед самым крыльцом музея, выкорчевывая из нее какую-то кишку. Само крыльцо, к счастью, не пострадало, не считая верхней ступени, на которую из ковша соскочил булыжник.

Во дворе начал собираться народ. Кто-то, сдуру не иначе, обронил в толпе: «Сносят музей». От этого слуха мгновенно родился активист, заоравший во всю Ивановскую: «Сносить музей не позволим!». В народе возникла смута.

У растопыренных лап машины стоял искомый гад и причиндал Никитский, по-наполеоновски сложив руки, и обозревал бедлам с видом совершенного удовольствия.

В это время Илья, продравшись со штабистами сквозь толпу, выбежал с задранной головой, поднял руки и в сердцах не глядя шагнул, загремев с поломанной ступени вниз, увлекая за собой грузную Каину Рюх, как увлекают тонущие в пучину всякого, за кого способны схватиться.