Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Наместник вцепился в подлокотники кресла. Ни в коем случае не оборачиваться. Проситель должен видеть, что наместник озабочен.

— Ты-то откуда знаешь? — едва сдерживаясь, прошипел он.

— Наблюдаю.

— Я тоже.

Тэска мурчаще хмыкнул.

— Ты наблюдаешь за плотью, наместник. А нужно — за тем, что глубже. За тем, что творится в его голове.

Да что ты, полузверь, понимаешь в людях?… В глазах на миг потемнело от нового щелчка боли, и наместник вдруг осознал, что чуть не спросил это вслух.

А ещё спустя секунду — что и сам знает ответ. Оборотень старше его и, подобно бедняге фермеру, «всякого навидался». Судя по их беседам, он побывал во всех королевствах Обетованного; о легендарном западе нечего и говорить. Тэска никогда не распространялся о своём прошлом, но его словесные игры вели к таким выводам.

Его лицо и тело совершенны, будто у стихийного духа из прошлого — или у кезоррианских мраморных статуй. Сильный, изящный, как юноша, при мудрости и опыте старика. Снежного барса, порвавшего много глоток.

Он понимал в людях больше, гораздо больше наместника. И это унижало. Существование Тэски стало камешком, который попал в отлаженный часовой механизм жизни наместника — и испортил его. Велдакир больше не был бесстрастным лекарем. Не был готов к смерти.

Всё это вихрем пронеслось у него в голове; ветер прилепил к оконному стеклу грязный кленовый лист. Только нервный кашель секретаря напомнил, что День Просителя ещё не закончился.

— Так что, господин наместник? Двур Браго понесёт наказание? — в осипшем от слёз голосе фермера появилась мольба. — Закон его величества (да продлят боги его дни) не разрешает такого…

Но и не запрещает, — уныло подумал наместник. Но фермеру ни к чему выслушивать лекцию о законодательстве Альсунга, о том, чего фактически нет. Право сильного, клятва либо присяга и родовая месть — вот всё, что по-настоящему работает по ту сторону Старых гор.

Люди Ти'арга для них — такие же рабы, как захваченные в плен дорелийцы, феорнцы или островитяне из Минши. Девушка-простолюдинка, возившаяся с курами и свиньями, не могла рассчитывать на снисхождение Браго.

— Вы обращались к лорду Алди?

— Первым делом, — хмуро закивал фермер.

— И?…

— Он послал меня в бездну Хаоса. И ещё сказал, что за такие выдумки мне впору расцеловаться со старой Дарекрой.

Наместник вздохнул.

— Двур Браго, конечно, свою вину отрицает.

Пунцовое лицо фермера покраснело ещё больше (хоть это и казалось невозможным).

— А чего же её не отрицать, если никто ничего не видел?! Мы с сыновьями теперь клеветниками прослыли, а дочка… — глазки Сардера опять увлажнились, и настрадавшаяся шапка вновь очутилась у него в руках. — Молчит и из дому почти не выходит. Похудела так, что кости торчат. Встанет утром, побродит немного, а потом опять в кровать, отвернётся к стене и лежит, как мёртвая… Найдите управу, господин наместник! На колени встану, ежели надо!

— Не надо, — быстро сказал Велдакир. — Верховный судья Академии поможет Вашему горю. После приёма я напишу…

Оглушительно высморкавшись, фермер вытащил из-за пазухи распечатанный свиток и гордо поднял его над головой.

— А вот, я только что от него. Отклонил он моё прошение. Видно, оттого что виноватый — двур Браго.

Что ж, старикашка судья пока не растерял разум… Велдакир потёр переносицу: большую часть ночи он читал, и она всё ещё чесалась от пенсне. Боль в боку, как ни странно, отступила — будто приход Тэски прогнал её.

Нелепая мысль.

Оттуда, где стоял оборотень, по-прежнему веяло холодом. Наместник строго повторил себе, что причина в непогоде.

— Какого наказания Вы просите? Названный Вами двур состоит в личной дружине его величества и занимает высокое положение при дворе. Я могу подать королю просьбу о пене — полагаю, он согласится, — но Вы должны понимать, что ждать большего…

Наместник осёкся, потому что лицо фермера скривилось в улыбке. В жуткой, напрочь зверской улыбке; слёзы высохли, и на этом лице не осталось ничего человеческого. Из-за спины наместнику снова послышался язвительный смешок.

— Ну, вот уж нет. Не нужны ни мне, ни Мии его деньги. Я прошу его казни.

— Это невозможно, — сказал наместник, не позволив себе колебаться. Тэска, наверное, извращённо упивается происходящим.

— Как так — невозможно? — фермер опустил руку со свитком, но улыбаться не прекратил. — Я сделаю что угодно, господин наместник. Заплачу, поеду в Ледяной Чертог… Я…

— Я не буду требовать казни двура Браго, — с расстановкой произнёс наместник. Секретарь воровато оглянулся, посмотрел на Тэску — и почему-то побледнел. — Его величество никогда не примет это. По законам Альсунга, вина двура не соответствует такому наказанию: девушка жива и, по вашим словам, относительно здорова. Живы и не тронуты все прочие Ваши родственники. Поэтому примите возмещение золотом от короля или от меня лично… Больше я ничем не могу Вам помочь.

Несколько секунд фермер молча таращился то на наместника, то на полотнище с гербом, то пониже — может быть, на Тэску. Невыносимая улыбка не сдвинулась даже на волос, точно приклеившись к лицу. Несуразно огромные сапоги, борода и пресловутая шапка уже не казались забавными.

— Вы свободны, — сказал наместник. — Стража проводит Вас.

Двое стражников, поджидавших его знака у дверей, двинулись к фермеру. Но тот, швырнув на ковровую дорожку свой свиток, сделал нечто невероятное: плюнул в сторону Велдакира.

— Айя! — полушёпотом воскликнул Тэска. Наместник и ненавидел, и разделял восхищение в его голосе.

Плевок, к счастью, не достиг цели, но Велдакир опомнился не сразу. Пожалуй, если бы мужичишка выхватил нож, это бы меньше поразило его.

— Я найду на вас управу. На всех вас. Пойду к лорду Иггиту Р'тали — уж он-то разберётся, кто прав!

Стражники уже подбежали, схватили его за предплечья и поволокли к выходу. Фермер не сопротивлялся. Секретарь промокнул платком лоб.

— С Вами всё в порядке, господин наместник? Приказать арестовать?…

— Нет, всё хорошо, — с усилием поднявшись, наместник подозвал слугу. — Объяви там перерыв. Мне нужно кое-что обсудить.

И он повернулся к Тэске.

Оборотень не улыбался ехидно, как можно было предположить. Он вообще редко улыбался, предпочитая прохладную отстранённость; наместник всё чаще завидовал этой нечеловеческой способности сохранять покой. И сейчас Тэска стоял, прислонившись к полотнищу, почти полностью закрывающему стену. На синем фоне — неподвижная фигура, вся из чёрного и белого, колющая чернотой глаз.

И не только глаз. На поясе Тэски красовалась рапира из чернёной стали. Тонкая и лёгкая, точно лекарская игла… Наместник хорошо помнил, как зашиваются раны, — но не был уверен, что и теперь сумел бы сделать всё как следует.