Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

— Лис, перестань, — попросил он на языке Двуликих. Лорд Ривэн уязвлённо нахмурился. — Не надо так. Нам всем нелегко.

Лис фыркнул, смешно наморщив нос.

— Это тебе нелегко, Шун-Ди-Го. Лично я просто наслаждаюсь моментом. Иногда это важно, знаешь ли.

Он бесшумно перепрыгнул через бревно и скрылся в чаще. Лорд Ривэн с сочувствием покачал головой. В свете костра Шун-Ди показалось, что веснушки у него на скулах проступили чуть ярче, а морщин поубавилось. Почти мальчик, если подумать. Больший мальчик, чем он сам.

— Ну что, доброй ночи? — неуверенно спросил дорелиец. — Раз уж все разошлись…

Шун-Ди улыбнулся, но улыбка получилась вымученной.

— Я дождусь Тима с Инеем, милорд. И послежу за огнём.

К вечеру следующего дня исполинский сосновый лес начал наконец редеть. Почва стала рыхлее и холмистее; попадались кедры с раскинутыми, будто в объятьях, ветвями и похожие не огоньки лучин кипарисы. На запах ароматических палочек, которые Шун-Ди методично возжигал в честь Прародителя, сползались ящерицы, а крошки от лепёшек мгновенно расхватывали сойки или мелкие птицы с тускло-красным оперением — Тим называл их гьётуми. Однажды, когда Шун-Ди набирал в роднике воду для мытья, ему показалось, что среди струй заблестели, моргая, три живых глаза, расположенных треугольником. Он отпрянул и решился уже позвать Лиса, но не успел: диковинное видение растаяло.

Возможно, то был один из духов атури. Но если и так, это мало тронуло Шун-Ди. Западный материк погружал его в блаженный, солнечный покой — в забвение, родственное простому наслаждению от безделья, но всё же ему неравное. Выше, несравненно выше. Он был рад, что вернулся сюда, и хотел пропитаться настоящим, как можно глубже вдохнуть его.

И совсем не хотел замечать, как Уна и Лис старательно избегают друг друга.

Они оба, заодно с лордом Ривэном, торопили время: неосознанно ускоряли шаг, выходя на открытое место, пытали Тима (а соответственно, и Шун-Ди — с его горьким долгом переводчика), долго ли ещё идти и в какую сторону, часто (каждый на свой лад) вспоминали о коронниках, наместнике Ти'арга, лорде Альене Тоури… Последний был особой темой. Шун-Ди пытался, но не мог понять одержимость, с которой Уна и дорелиец мечтали найти его. Да, отец, да, друг — однако было в этом что-то нездоровое. Игривое любопытство Лиса (мол, что выйдет, если лорд Иггит всё же добьётся своего и Ти'арг вновь обретёт свободу?) он считал более естественным.

Хотя не ему рассуждать о «нездоровом» и «естественном». Безусловно, не ему.

Как-то раз Тим, сидя на траве, раскладывал перед Инеем золотые монетки из своих припасов. Для дракона монетки явно пахли магией: он заинтересованно внюхивался в каждую из них и возбуждённо дёргал хвостом, когда они исчезали по щелчку пальцев боуги. Со стороны это напоминало обучение собаки — несмотря на то, что Шун-Ди как никто другой знал, насколько Иней умён. Дракон сильно вырос и набрал в весе. Он уже едва помещался на плече Уны, а серебряная чешуя обрела новый, слепящий блеск. Крылья, пожалуй, почти сравнялись длиной с руками Шун-Ди; он вспоминал яйцо, горячую скорлупу под своими пальцами — так недавно, — и ему становилось не по себе. Все ли драконы так быстро растут?

— Раз — за треснувшее зеркало, — бормотал Тим, подёргивая острым ухом. Пухлые детские губы едва шевелились, так что Шун-Ди с трудом разбирал слова. — Два — за нож и за платок. Три — за сон при свете солнца. Четыре…

— Что это? — перебил Шун-Ди. Уны и лорда Заэру поблизости не было, что позволяло говорить с боуги без утомительных переводческих повторений. — Заклятие?

Тим поднял на него зелёные блюдца глаз.

— Почему? Я не творю магию. Это считалка, — он улыбнулся — плутовато, как любой боуги. — Очень старая считалка. Шэги научила меня.

— И ты понимаешь, о чём она?

— Нет, какая-то бессмыслица, — Тим хихикнул. — Но Шэги всегда читала её под истории об Исходе.

— Об Исходе?…

— О том, как мы ушли из Обетованного на востоке. Как последние из нас вернулись сюда, — Иней, озадаченный паузой в игре, выпустил пар через ноздри, но Тим не выказал волнения. — Как нам пришлось оставить тот материк вам. Кажется, да.

Не «наши» и «ваши предки», но вы и мы… Шун-Ди задумчиво застегнул вещевую сумку.

— Но причём тут зеркала, платки и прочее? И…

— И Дуб, — со значением закончил Тим. — В основном речь там — о Дубе. О сокровищах, несокрушимом оружии, которое спрятано там. Где-то на востоке мы оставили клад. Он был скован чарами, которые не давали пересечь море. Там оружие, выкованное агхами, но покрытое нашей магией. Тот, кто овладеет им, выиграет любую битву.

Мальчишеское восхищение в личике Тима смешалось со вполне взрослым знанием вещей. Впечатление несколько смазалось, когда он отбросил рыжую чёлку с бровей и добавил:

— Жаль, что это только легенда. Шэги часто несёт всякую чушь, вот ей никто и не верит.

Шун-Ди, однако, заметил сожаление за безразличием — или, возможно, хотел заметить. Клад с несокрушимым оружием… Где-то на материке. Первый порыв — немедленно рассказать Уне — быстро сменился тревогой: а что случится, если он скажет? Что будет в Ти'арге, если коронники откопают заколдованные доспехи и мечи?

Видимо, то, чего хочет Лис.

Тим всё ещё выжидающе смотрел на него, а Иней — на Тима. Шун-Ди кашлянул.

— Знаешь, на днях я видел глаза в роднике… Тут есть духи стихий?

— Есть, наверное, — Тим легкомысленно пожал плечами; на зелёной курточке цветком желтела заплатка. — Мы ведь уже в Долине Чар. Через день-другой выйдем к степям кентавров, — он грустно переглянулся с драконом. — Но я не хочу расставаться с вами и Инеем. Вы не возьмёте меня и дальше с собой? Матушка и батюшка будут не против. Пожалуйста, господин торговец!

Шун-Ди не знал, что ответить.

Скоро сосняк Паакьярне действительно расступился — это случилось как-то резко, будто в сомнении переплетённые пальцы сосен растворились в открытом пространстве и свете. Инею здесь было привольнее: с распростёртыми крыльями, выдыхая пар, он проводил время в полётах. На лице Уны порой проступало странное выражение — лёгкая, задумчивая улыбка, как при воспоминании о старом друге, — и Шун-Ди догадывался, что в эти секунды она мысленно общается с драконом.

Какая древняя, красивая магия. Это восхищало его, но заставляло ещё острее ощущать своё одиночество. Днём оно отступало, зато неизменно возвращалось под вечер, а ночью, не терпя возражений, обнимало его сухими горячими ручками Шэги-гадалки, прижимало к впалой груди. Шун-Ди опять видел сны о матери, о тонком одеяле в пристройке для рабынь, пропахшей потом и испражнениями, о хозяйских объедках вместо обеда… Это не нравилось ему: они уже давно не приходили. Пожалуй, в экспедиции исчезли в первый же месяц.