Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Домой. Значит, вот чем для неё обернулись поиски отца?… Шун-Ди не стал спрашивать — просто согласно склонил голову.

Под ивовым навесом стояли двое кентавров: рыжая женщина (рыжая полностью, точно пламя: от волос, заплетённых в две толстых косы, до бархатистой шкуры) и молодой гнедой мужчина. Он поставил ногу на перевёрнутый чурбак, и женщина бинтовала её, преклонив колени. Лиса положили чуть дальше, у травяной «стены»-занавеси (Шун-Ди вдруг с новой остротой почувствовал, как соскучился по ширмам и циновкам своего уютного дома); тот лежал на спине, вытянув худые ноги, и недовольно ждал своей очереди.

По крайней мере, можно было предположить, что недовольно.

— Простите за вторжение, — Шун-Ди поклонился, когда целительница и больной уставились на них с одинаковым удивлением.

— Ах, ещё один переводчик? Чудно, — неизвестно чему улыбнулась женщина. Она была очень смуглой, как миншийки с южных островов — но, естественно, в разы более мускулистой и ширококостной. — Подождите немного, пока я закончу с Фарисом-Энтом. С вашим другом нет ничего опасного: я уже осмотрела его. Звёзды светят ему, и трава гладка под его шагами.

— Осмотрела так быстро? — вырвалось у Шун-Ди, но он тут же виновато осёкся. Целительница туго затянула узел на повязке, поднялась и отошла к кадке с водой, чтобы отмыть руки от жирной мази.

— Долго лекарь смотрит на тех, кто действительно нуждается в помощи. Например, на тебя.

— На меня?

— Да, человек с востока. Я вижу, что твой Гирдиш неровен, что ты сбился с пути, — женщина оглянулась на него через плечо. Шун-Ди стало не по себе от такой проницательности; и ещё — впервые — оттого, что грудь женщины не прикрыта ничем, кроме кос. Лис наверняка заметил это гораздо раньше. — И твоей красивой спутнице тоже не помешало бы исцеление. Настоящее исцеление, я имею в виду.

«Красивая спутница» каким-то чутьём немедленно поняла, что речь о ней, и коснулась локтя Шун-Ди.

— Что она сказала?

— Что с Лисом всё будет хорошо, — Шун-Ди предпочёл передать усечённую версию.

— А вожак? — Уна скептически приподняла бровь. Не зная её, можно было решить, что участь Лиса её совершенно не интересует. — Я могу поговорить с их вожаком?

— Эмм. Не думаю, что прямо сейчас…

— Добро пожаловать в наш садалак, — вмешался кентавр с перевязанной ногой. На его бледном скуластом лице по-юношески играл румянец; бинты и примочки покрывали ещё предплечье и часть груди. Раны, вдруг дошло до Шун-Ди. Боевые раны. О Прародитель, что тут случилось? Неужели они так не вовремя? — Всегда хотел увидеть кого-нибудь с востока Обетованного. И не слушайте Нгуин-Кель, — кентавр робко улыбнулся. — Она славная женщина, но иногда говорит Хаос знает что.

— Спасибо, — кисло сказал Шун-Ди. Кентавр осилил два хромающих шага вперёд и протянул ему руку.

— Меня зовут Фарис-Энт, сын Дитуса-Энта и Триан-Тиль.

Шун-Ди представился, пожав шершавую, но слабую ладонь. Потом представил — по очереди — всех, кто ввалился под тесный навес за ним следом. Уна и лорд Ривэн удостоились почтительного кивка, Тим — удивлённой гримасы, Иней — робкого возгласа восхищения.

— С вами Эсалтарре, подумать только! Но как…

— У Фариса слабость к драконам, — Нгуин-Кель, наконец-то направившись к Лису с какой-то глиняной чашечкой, по-девичьи хихикнула. — Извини, Фарис-Энт, я не хотела тебя обидеть.

— Как всё мило. Вам только переобниматься осталось, — проворчал Лис со своей лежанки. И тут же ослепительно улыбнулся целительнице.

— Почему бы и не проявить вежливость, если кто-то из моих братьев по садалаку уже сделал наоборот? — прохладно произнёс Фарис-Энт.

Произнёс на идеальном языке Двуликих.

«Ещё один переводчик». Вот оно что. Шун-Ди стало жутко от такого количества совпадений.

Улыбка Лиса растаяла. Он пружинисто подался навстречу чашке с мазью, но тут же зашипел от боли и откинулся назад.

— Поверить не могу! Копытные владеют нашим наречием — куда катится этот мир?… То есть дети степей, конечно. Не копытные.

Израненный кентавр, к прискорбию Лиса, не оскорбился. Даже не посмотрел в его сторону, продолжая оглаживать взглядом крылья, шею и искрящуюся чешую Инея. Нежность в его лице походила на нежность влюблённого.

— Я из касты Энтов, толмачей, — застенчиво напомнил он. Каста. От этого слова Шун-Ди внутренне дёрнулся, будто на спину ему, мальчику, опять опустилась хозяйская плеть. — Поэтому обучался языкам с детства. Но постичь наш язык для выходца с востока — куда более поразительно. Сколько лет тебе понадобилось, Шун-Ди из островного королевства?

О нет. Только не комплименты кентавров. Иногда во многословии они не уступали соотечественникам Шун-Ди, и его это угнетало.

— Мм. На самом деле, несколько лун. Но я знаю лишь азы.

Нгуин-Кель осторожно ощупывала рёбра Лиса в поисках повреждений, а тот уже мурчал ей что-то ласковое. Уна сцепила руки в замок, но не изменилась в лице; они с лордом Ривэном молча ждали, когда слова конелюдей будут переведены. Тим, юркий, как зелёно-рыжий зверёк, уже успел обойти всё нехитрое жилище целительницы, потрогать плошки, травы и котелок. Его личико казалось разочарованным: обидно, должно быть, когда покидаешь родную страну чудес, чтобы натолкнуться на обыденность.

Светло-карие глаза кентавра расширились — искренне и сильно, как у ребёнка; ещё чуть-чуть, и займут пол-лица. Шун-Ди никогда не мог устоять перед таким взглядом. Кем бы ни был этот Фарис-Энт, от него веяло добротой — так тепло, что трудно было поверить. Напряжение не отпускало Шун-Ди: он всё ещё был натянут, как струна, и готов в любой момент защищать от новых атак Лиса или Уну; но здесь, под ивовыми прутьями, среди запаха трав и цветов (скромный букетик клевера лежал рядом с плошками Нгуин-Кель), это напряжение переносилось легче, чем снаружи.

— Несколько лун?! Невероятно! У тебя большой дар, человек с востока. Ты не должен запускать его. Прости, — спохватился Фарис, отступая на полшага; его улыбка стала растерянной. — Я допустил бестактность. Конечно, у всякого свой Гирдиш, и решать тебе. Но я не встречал никого, кому наш язык дался бы столь быстро. И, похоже, — он указал глазами на Тима; тот как раз сосредоточенно нюхал то клевер целительницы, то увядшую кувшинку, которую достал из кармана (в карманах у него всегда обнаруживалось всё что угодно — сокровища, составом пестрее легендарных кладов). Делал он это серьёзно, будто учёный шайх, проводящий сопоставительный анализ, — этим твой запас не ограничивается?

Лис зашипел во второй раз, уже громче; травяная кашица, которую Нгуин-Кель накладывала на его синяк, наверное, была жгучей. На секунду Шун-Ди показалось, что он и сам ощущает боль.

— Ах, разумеется, нет! — прощебетал Лис. Что ж, болтовня — не худший способ отвлечься. — Наш путешественник с переменным успехом понимает русалок, а ещё свободно говорит с частью моего народа и народа вот этого очаровательного столетнего сорванца.