Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

В общем, её храм был возведён не Лисом. И главное, центральное помещение этого храма — с алтарём, свечами и царящей там благоговейной тишиной — было посвящено другому богу. Безумному и, возможно, тёмному — как боги, правящие миром с ядовитыми деревьями из её сна. Тёмному, как тёрн и камни Кинбралана. Как смысл, который вечно манит и который не удаётся постичь. Как хриплые, повторяющие ритм волн речи русалок.

«Дело в лорде Альене, Иней. В моём отце. То есть… В основном в нём».

Иней грустно выдохнул через узкие ноздри, и облачко пара (слава небу, не раскалённого) коснулось её лица.

ЗНАЮ. НО И В ЛИСЕ ТОЖЕ. А ТЫ ОТРИЦАЕШЬ.

«Прости».

ПРОСТИ ТЫ СЕБЯ, УНА ТОУРИ. ТЫ НЕ ПРОЩАЕШЬ СЕБЕ ТО, ЧТО ЧУВСТВУЕШЬ, ДАЖЕ ЗДЕСЬ, В САМОМ ДИВНОМ МЕСТЕ НА СВЕТЕ. ТЫ СЧИТАЕШЬ ЛЮБОВЬ ХАОСОМ.

Уна попыталась улыбнуться. Вышло нечто жалкое, вроде нервно дёрнувшейся мышцы.

«А чем же ещё считать её? Сплошной Хаос, по-моему. Посмотри на лорда Ривэна, на Шун-Ди. На мою мать. Иногда мне кажется, что люди способны любить, только продавая души Хаосу без права вернуть их. А Лис… Лис вообще не умеет любить никого, кроме себя».

Иней не ответил — вдруг оторвал голову от её живота (Уна разочарованно вздохнула), встопорщил крылья и попятился. Трава за спиной Уны зашуршала; в поле зрения вторглись зелёная курточка и шапка рыжих волос. Тим дёргал её за рукав, со звонкими фразами показывая в сторону навесов; крошки творога прилипли к его веснушчатой щеке.

— Шун-Ди передал мне твои слова о кладе с оружием на востоке, — сказала Уна, поднимаясь и глядя в распахнутые глаза боуги. — Возможно, именно о нём мне однажды пришло видение… Во дворе одной гостиницы, под дубом. Нужно сообщить лорду Иггиту: думаю, это может ему пригодиться. Точнее, нам. Спасибо тебе. Знаю, что ты не понимаешь, но спасибо.

Тим ухмыльнулся, вытащил из кармана золотую монетку — одну из своих вечных спутниц в фокусах — и, неводомо как удерживая, покрутил на кончике пальца. Потом подул на неё, и монетка исчезла, описав с десяток мгновенных оборотов; в зеркале Уны, откликаясь на магию, тревожно заволновалось стекло. Тим с удвоенной силой потянул её за руку. Что ж, похоже, Шун-Ди закончил переговоры с Арунтаем-Монтом. Остаётся надеется, что он не рассердил кентавров своим миншийским красноречием и заступничеством за Лиса… И что пациентов под навесом целительницы не прибавилось.

Навес вожака не отличался от других ни размерами, ни материалом: то же диковинное, неустойчивое сооружение, напомнившее Уне смесь их походной палатки — щедрого подарка боуги, расшитого (само собой) бусинами и лентами — и прилавка с рынков Веентона, Академии или Хаэдрана. Четыре крепких сосновых шеста поддерживали сплетённое из трав полотнище, которое сверху закреплялось нехитрыми верёвочками — наверное, из овечьей шерсти. Как это непохоже на стремление людских властителей непременно выделиться… Даже наместник Велдакир, сколько бы слава о его лекарской скупости и скромной жизни ни разносилась по Обетованному, всё же построил себе более чем миловидную резиденцию.

Хотя это в людской природе. Не только король Хавальд, но и мастеровые и купцы Академии-столицы, вероятно, не поняли бы наместника, поселись он в обычном доме. В детстве Уну всерьёз озадачивал вопрос: почему крестьяне Делга и Роуви должны жить в тесных деревянных домишках, а они — в гигантском Кинбралане? Неужели семья Тоури раньше была такой многолюдной?

«Конечно, — смеялась тётя Алисия в ответ на её расспросы. — Когда-то здесь устраивались блистательные пиры, и гости к нашим предкам съезжались со всего северного Ти'арга. Иногда и не только северного — в низовьях Реки Забвения у них тоже были друзья. В хрониках Кинбралана сказано, что у нас охотно гостили и короли».

Говоря о предках, тётя Алисия всегда переходила с них на нас. Чувство крови вообще было очень сильно в ней — сильнее, чем в Уне. Возможно, поэтому она не замечала, что в хрониках Кинбралана содержалось много других, менее радостных подробностей.

В любом случае, при нелюдимости дедушки, болезни отца и склонности дяди Горо к хмельному, с каждым годом растущей, как ядовитый куст, Уне трудно было вообразить, что в их замке могла находиться толпа людей. Весёлых, в ярких одеждах, а порой — владеющих магией. Странно.

Уна отвлекалась на посторонние мысли, потому что перед входом под навес что-то в животе сжалось в противный комок. Глупо. Она не должна бояться. Лорду Альену и в кошмаре бы не привиделся страх перед кентаврами.

Может быть, у Инея это и означает «простить себя»? Всего-навсего перестать бояться, прекратить вечное напряжение, вечную внутреннюю войну?…

— Уна! — воскликнул лорд Ривэн, как только она вошла. Как всегда, по-мальчишески упруго вскочил и улыбнулся. — Наконец-то! Слава богам, с тобой всё в порядке.

После нападения на Лиса и откровенностей с Инеем Уна не была в этом уверена, но улыбнулась в ответ. Пожалуй, её паника днём и так оказалась слишком очевидной для лорда.

— Проходи, Уна, — тихо сказал Шун-Ди. Он сидел, скрестив ноги (всё же непросто избавиться от национальных привычек), у шерстяной скатерти, которую расстелили на притоптанной траве, и синяки у него под глазами скорее напоминали плоды драки, чем усталости. — Мы с досточтимыми кентаврами пришли к соглашению.

Сам хозяин навеса, в компании ещё двух кентавров, стоял над скатертью, нетерпеливо помахивая хвостом. Шкуру Арунтая-Монта покрывала россыпь чёрных и белых пятен (день и ночь в устах растерзанного коронника, рассказы Лиса о барсе-убийце — проклятье, почему сейчас?…), густые брови срастались на переносице. Суровый и по-своему красивый, с окладистой курчавой бородой; а такие тонкие ноги впору изящному скаковому жеребцу южных пород. Уна поклонилась, слегка робея. Арунтай-Монт медленно кивнул и произнёс что-то на своём языке. Голос был низкий и звучный — такой низкий, что не услышишь и у самых басовитых людей-мужчин. Почти вой ветра в степи.

— Он приветствует Уну Тоури из Ти'арга, — перевёл Шун-Ди, разумно не разбрасываясь ни «королевством», ни «наместничеством». — И рад, если ей пришлись по душе восточные степи Лэфлиенна.

— Уверяй, что да, — шепнул лорд Ривэн, шагнув к ней. — Они все здесь помешаны на красотах Лэфлиенна. Если не заверишь — вида не покажут, но будут считать тебя неполноценной.

Уна кивнула, сдерживая нервный смешок.

— Скажи, что я в восторге от степи, от равнины Чар и холма Паакьярне. И благодарна за гостеприимство. Мне жаль, если своим приходом мы побеспокоили садалак.

Лорд Заэру оценивающе почесал кривоватый нос и пробормотал:

— Чересчур кратко. Но для первого раза сойдёт.

Арунтай молча выслушал ответ через Шун-Ди. Вороной кентавр слева от него — некрупный, с тёмно-голубыми глазами — изрёк: