Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Красная лисица обнюхала Лиса — повязку на лбу, смуглые скулы, волосы. Чёрный волк клацнул зубами в его сторону и вновь низко зарычал; Уна подалась вперёд, но Лис тут же процедил:

— Я ведь велел стоять на месте. Всем.

Давно Шун-Ди не видел Лиса таким серьёзным и не склонным к балагурству. Удобный момент для разговора — тот самый, которого он ждал. Вот только цена его не устраивала.

Лисица коротким урчанием подозвала товарку, и та тоже приступила к обнюхиванию. После недолгих переговоров (Двуликие отвечали тявканьем, но Шун-Ди подозревал, что параллельно они общаются мысленно, без звуков) Лис кивнул, встал и начал расстёгивать рубашку.

Разумеется. Он должен надеть эйджх.

— Что происходит? — прошипел лорд Ривэн.

— Особо впечатлительным просьба отвернуться, — сухо ответил Лис.

Шун-Ди, стараясь обойтись без резких движений, поднял с земли плащ Уны и бросил ему.

— Завернись. И, пожалуйста, Лис… Осторожно.

Лис поморщился. Жёлтая рубашка упала на мох, обнажив бинты и россыпь синяков, до сих пор багровых. Властная боль затопила Шун-Ди; чтобы не видеть, он прикрыл ладонью глаза.

— Задуши в себе курицу-наседку, Шун-Ди-Го, — сказал Лис. — Или это когда-нибудь сделаю я.

Потом были прыжок, ослепляющая вспышка и дрожь магии в воздухе; лорд Ривэн притянул к себе Уну, уже не заботясь о приличиях. Высокомерно игнорируя боль — как всегда, — Лис совершил свой любимый кувырок — и приземлился на четыре золотистых лапы. Столько дней Шун-Ди не видел их точёного рисунка… Двуликие подобрались ближе, изучая его; один из волков пытливо склонил голову набок.

Шун-Ди покосился на Уну; она не мигая, с застывшим лицом смотрела на Лиса. Реакция на первое превращение очень важна, и Шун-Ди терзало нездоровое (наверное) желание угадать, что она сейчас чувствует. Трудно судить: с таким потрясением можно смотреть и на самую красивую, и на самую ужасающую вещь в мире. На статую, например — из тех кезоррианских мраморных шедевров, у которых искусно вырезан каждый ноготь, каждая складка одежды, или из драконов, зверей и растений работы агхов, что кажутся живыми и дышащими.

Почему-то не к месту вспомнилось, что Двуликие из племени Лиса рассказывали о маленьком древнем городе, возведённом тауриллиан где-то за лесом Эсаллар, там, где река Мильдирмар расходится со своими северными сёстрами-притоками. О печальном и прекрасном городе, где дома когда-то стояли прямо на воде, отражаясь в ней, и каналы заменяли шумные улицы. Где бессмертные слагали свои песни, вырезали статуи, устраивали прогулки на лодках — и, быть может, признавались друг другу в любви.

Осталось ли хоть что-нибудь от этого города — или всё смыло время?…

Скалящийся волк явно не желал оставить Лиса в покое: зарычал и подобрался, собираясь прыгнуть на него. Шун-Ди не успел и подумать о том, что делать, — а от голубого пламени Уны уже отделилась тонкая, как плеть, линия. Она хлестнула волка по спине; тот попятился, жалко скуля. Внимание других Двуликих немедленно переместилось с Лиса на Уну.

Лисица с чёрной отметиной прижала уши к голове, но не агрессивно, а испуганно. Волки, напротив, пошли в наступление: кто-то показал зубы, кто-то перебежал за спину лорда Ривэна, чтобы отрезать им путь на север, кто-то зарычал — длинно, с перекатами, точно (а может, и действительно) в раздражённом монологе… Серые и чёрные тени метались вокруг, и Шун-Ди не мог уследить за ними. Двое волков с двух сторон обступили Лиса, который, судя по нервным движениям хвоста и головы, тоже начал паниковать. Повязка слетела с него, и на пушистой голове, недалеко от уха, теперь виднелась запёкшаяся кровь.

— Уна! — закричал лорд Ривэн, опять выставляя вперёд кинжал; Шун-Ди увидел прыжок и понял, что случилось непоправимое. Один из волков — огромный, как телёнок, почти по грудь Шун-Ди — прыгнул на Уну, как только «розга» втянулась обратно в её голубой огонь. Лорд Ривэн выбросил вперёд руку так, что ещё немного — и волк напоролся бы на лезвие; но тот ловко швырнул себя в сторону, перекатился и клацнул зубами у бедра Уны; она попятилась, сжимая зеркало.

Лис вздрогнул всем телом и тявкнул, но не сумел прорваться сквозь кольцо волков: один из них тяжело боднул его головой — прямо по ране, — второй бесцеремонно наступил на пушистую роскошь хвоста. Лис вскрикнул. У Шун-Ди потемнело в глазах: он мог представить, насколько болезненно любое воздействие на хвост — продолжение позвоночника… Болезненно и опасно. Странно, что Лис не потерял сознание от такой тяжести.

— Лис!..

Уже ни о чём не думая, он бросился туда — к дереву Гаар, у корней которого эти твари мучили Лиса, — но низкое гудение и дрожь воздуха остановили его. Шун-Ди обернулся.

Огромный волк лежал у ног Уны и тонко скулил, перебирая лапами по земле; его всего, от шеи до хвоста, скручивали судороги боли, из пасти выступила пена. Кулон вспыхнул алым ещё пронзительнее, чем прежде; Уна медленно подняла руку, и два языка голубого пламени устремились к захватившим Лиса волкам. Меньше чем за мгновение голубой цвет обратился в красный — и волки тут же забыли о Лисе: барахтались на земле, бились рёбрами о корни, задыхаясь от боли. Шун-Ди зажал руками уши, чтобы спастись от низкого, пробирающего внутренности гула магии; на ладони брызнула кровь.

Магия, но не такая, какой умела или училась пользоваться Уна. Древняя, тёмная магия. Порождение Хаоса.

Красно-голубое сияние залило Уну с ног до головы, волосы растрепались. Лорд Ривэн уже выпустил её, не выдержав гула и жара. Тонкая бледная рука, воздетая к кронам деревьев, была оружием, воплощением силы — и Уна уже не казалась просто усталой девушкой, обычным смертным существом. Чем-то безнадёжно чужим и могущественным. Это могущество не вдохновляло, как мощь и свобода драконов, а подавляло, прижимало к земле, заставляя корчиться от страха. Шун-Ди боялся смотреть ей в лицо.

Светящаяся граница прочертила землю, мох и мелкие ветки, и не задетые заклятием Двуликие сжались у этой линии, не в силах её переступить. Шун-Ди на четвереньках подполз к Лису и обнял его, запустив пальцы в золотую шерсть, зажимая вновь кровоточащую ранку. Они вместе ждали, когда кончится это безумие. Лис дрожал.

Вскоре свечение стало бледнеть и постепенно исчезло, вернувшись к зеркалу и кулону Уны. Какой-то невнятный шорох заполнил лес; Шун-Ди не сразу сообразил, в чём дело, но потом почувствовал, что Лис почему-то весь мокрый, да и его одежда липнет к телу. Капли били по ветвям и листьям, стекали по тёмной коре. Запах влажной земли приносил облегчение, как утро после ночи, испитой кошмарами.

Дождь.

Кулон Уны опять стал синим — синим, как и полагается сапфиру. Синим, как её глаза. Значит, всё это время копил силы, напитываясь царствующим в этой части леса Хаосом? Или она сама управляет им?…