Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Уна невольно улыбнулась. Он хорошо говорит — как пишет… Её снова преследовало диковатое ощущение, что перед нею не некто, а нечто. Нечто из неё самой, нечто важное и желанное. Как и когда этот человек обрёл такую власть над ней?

Знает ли он, что она сделала ради того, чтобы побеседовать с ним о кошках и вулканах?

— И ты понимаешь, зачем я пришла?

— Чтобы встретиться со мной, — он коротко вздохнул. — Ты искала меня, и даже моё предостережение из отравленного леса тебя не остановило. Это, в общем-то, хорошо. Ты прошла долгий путь, Уна, и заметно выросла. Меня радует, что ты умело пользуешься своим Даром. И, — надменно приподнятая бровь, — умом, конечно.

Даром и умом. Это всё, что тебя радует?

— Спасибо. Путь и вправду был нелёгким. Моё тело сейчас на западном материке — где-то между логовом одной медведицы-атури и лесом древесных драконов.

— Я знаю.

— И зачем я искала тебя, ты тоже знаешь?

— Разумеется, — он опять в упор посмотрел на неё. Уна отвернулась, не выдержав давления синевы — будто пласты океана, ложащиеся на грудь. — Точнее, догадываюсь.

— Не думаю.

— Разве?

У Уны вырвался смешок. Она развернулась и встала к стене спиной: так меньше кружилась голова.

— Потрясающий разговор. Наверное, ради него я тебя и искала… Отец.

— Едва ли. У всего есть внешние и глубинные причины — ствол и корни дерева, — он помолчал. — С чего мне начать? С твоей просьбы или с другого, главного?

Он действительно знает о другом, главном? Уна в панике отмела эту мысль.

— С просьбы. С внешней причины.

Краем глаза Уна увидела, как высокая волна, разбившись о каменистый берег, обдала брызгами чаек, присевших на стену такой же смотровой площадки внизу. Раньше из-за отвесности стены их не было видно, и казалось, что от незримого костра разлетелись искры.

Он, наверное, любит море. И ещё его до сих пор болезненно тянет к смерти — иначе зачем встречаться с ней у разрушенного бедствием города? Чтобы показать тщетность любых надежд и то, чем всё кончится — пепел?

Другой вопрос — зачем ему вообще с ней встречаться. Он ведь наверняка мог не пустить её сюда, в странную полуреальность-полусознание: сила, исходившая от него, так давила на виски и на зеркало, что подсказывала — этот человек мог сопротивляться магии Бергарот, мог сопротивляться чему угодно. Тогда почему?…

Длинные пальцы, обтянутые замшей, неподвижно покоились на камне.

— Ты хочешь, чтобы я вернулся в Обетованное.

— Да, — кивнула Уна, стараясь угомонить сердцебиение. О Хаос, эта частота стука не сравнится даже с той, что была при недавнем разговоре с Лисом. Даже во время злополучного укуса. — В Ти'арг. Хотя бы ненадолго. Там нужна твоя помощь, — она умолкла, думая, что он продолжит сам, раз уже всё знает — но он смотрел на море и ждал. — Великая война, которую начал при тебе король Конгвар, до сих пор не закончилась. Сейчас в неё втянуты все — в той или иной степени. И Ти'арг остался под властью Альсунга, его не удалось отвоевать. Поэтому с нами часто… — она прикусила губу, пытаясь придумать убедительную и минимально нелепую формулировку. Рядом с ним это было непросто: здесь она вообще соображала ещё хуже, чем в пещере медведицы. — Обходятся несправедливо.

— Несправедливо? — он улыбнулся — на этот раз с неожиданной искренностью, почти смешливо. — Ты всерьёз полагаешь, что кто-либо каким-либо образом может добиться «справедливости»? Это модель, идеальная схема, Уна. Она так же необходима, как «истина» или «добро» — не более того. В чистом виде ничего из этого не существует.

— Знаю. Но, если бы нами правил ти'аргский король и если бы Ти'арг снова был свободен, думаю, это было бы более справедливо, чем происходящее под властью наместника.

Лорд Альен кивнул, глядя на неё вполоборота. Под его взглядом было неуютно: Уна словно оказалась на ладони исследователя, под увеличительным стеклом, и не могла скрыть от него ни одного движения своих лапок и усиков. Нечто вроде игры-допроса с Маури Бессонником — но сильнее, в разы сильнее.

— Значит, меньшее из двух зол. Понимаю. Но, Уна, ты же знаешь, что на самом деле смена правителя мало что меняет для большей части живущих в королевстве. Это всегда на руку какой-нибудь кучке знати, враждующей с другой кучкой — не более того. В прошлом я общался кое с кем из ти'аргских лордов, — его голос стал холоднее и резче — заочно унижающая сталь. Раньше Уна не могла представить, что только тоном, без единого грубого слова, можно так оскорбить. — И не жажду повторять этот опыт. Бессмысленно.

— Да, но это касается не только интересов лордов, — почему, зачем они вообще говорят обо всём этом сейчас? Она нашла отца, а он дочь — к чему здесь отстранённые дипломатические переговоры?… Это было больно, но боль почему-то казалась правильной и заслуженной. Уна знала, что у них — именно у них двоих — не могло быть иначе. — Крестьяне страдают от податей…

Он впервые её перебил:

— Это же старо и избито, как само Мироздание. Чтобы существовало государство, они будут платить точно так же — просто по другому назначению. Есть рабы и есть господа, на этом держится жизнь — по крайней мере, у людей. Она никогда не была и не будет справедливой. Не думал, что ты не понимаешь этого, Уна. Не соответствует впечатлению, которое у меня о тебе сложилось.

Чёрные вихри дыма расплывались по небу над вулканом. Синь и чернота — как он сам.

Когда «сложилось впечатление», если ты меня не знаешь?

— Я понимаю. Но… Это затронуло и меня. Нас. Семью Тоури.

Лорд Альен склонил голову. Ей хотелось, чтобы он встал чуть ближе, может быть, даже обнял её (хотя нет, такое она едва ли выдержит — или просто весь прекрасный морок с Чаячьим Замком развалится в тот же миг, и придётся возвращаться в реальность; не надо, не сейчас, пожалуйста) — но он не сдвинулся с места.

— Вот мы и подошли от ствола к корням, правда? Ты быстро сдалась. Глубинные причины, — совсем тихо он добавил: — Темнота на дне, куда не проходит свет.

Горло стиснуло спазмом.

— Они напали на нас… Люди альсунгского наместника. Нас подозревали в связях с заговорщиками, хотя это было неправдой. И… убили дядю Горо.

Его глаза потемнели — но и только. Никакого изумления или гнева.

— О смерти Горо я знал, — конечно же, без объяснений. — Почему вас подозревали в этих связях?

— Мать просватала меня за их предводителя.

— Всё ясно, очаровательные брачные законы людей Обетованного, — он вздохнул. — Одна из глупейших вещей в Мироздании, прости за откровенность. Но случилось что-то ещё, верно? Ты о чём-то молчишь.

Шершавая опора стены за спиной успокаивала, но не до конца. Уна не знала, читает ли он её мысли, но почти ощущала осторожные прикосновения к своему сознанию. Его Дар был слишком явным, слишком подавляющим — комета, которая кружит вокруг, но не дотрагивается. Всполох пламени.