Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Мало-помалу разошлись все — одна Уна осталась сидеть над расстеленной на столе картой. Её взгляд впивался в кружки, обозначающие крепостные стены Академии, но совершенно ничего не выражал; шаль опять сползла с плеч, открыв ткань голубого платья. Шун-Ди тоже хотел уйти — дать ей побыть наедине со своими мыслями, — но что-то будто толкнуло его обратно в кресло.

Как только двери закрылись за спиной последнего из людей лорда Иггита, Уна спросила:

— Он говорил тебе, что хочет сразиться с Тхэлассой?

Она не назвала имя, но в этом и не было необходимости. Шун-Ди ощутил, как мерзко сжимается что-то внутри.

— Лис?

Уна кивнула и, оторвавшись от карты, вскинула глаза на Шун-Ди. Он заметил, как они потемнели — точно море в грозу. И тени под ними, и покатые ямы под скулами — всё лицо Уны теперь было похоже на это море, мрачное и бурливое, испитое волнениями.

В море Шун-Ди всегда было спокойно и одиноко. Может быть, поэтому с нею рядом он чувствует примерно то же самое?

— Это сумасшествие, — выдавил Шун-Ди. — Едва ли он хочет умереть — скорее, просто блеснуть своей силой. Наверное, решил, что с оружием из клада боуги, стрелами кентавров и твоим отцом мы непобедимы.

Уна медленно покачала головой.

— Не думаю, что дело в этом. Его ведёт что-то… Что-то личное, — она вздохнула. — Будто их с Тхэлассой связывает давняя вражда. Но я ничего об этом не знаю. Предположила, что тебе известно больше.

Тхэласса. Тот, кого Лис — не шутя — называл то гением, то маэстро смерти. Убийца. Снежный барс-одиночка.

Возможно, он противен Лису своим циничным вмешательством в дела людей и волей к власти? Возможно, ему важно не столько выручить Ти'арг, сколько уничтожить свою противоположность — зловещую тень, заочного врага?

Шун-Ди понятия не имел, и гадать не было смысла. О том, что творится в непостижимой голове Лиса, знает только сам Лис.

Пока он размышлял над этим вопросом, Уна вдруг встала и пересела ближе. Теперь расстояние между ними было не больше вытянутой руки, и почему-то это смутило Шун-Ди. Взгляд Уны снова был цепким и сосредоточенным, как у учёного во время опыта, за миг до важных измерений.

Почти точной копией взгляда лорда Альена.

— Я поговорю с ним, — пообещал Шун-Ди, сглатывая сухость в горле. — Постараюсь убедить, что это напрасный риск. Нет никакой нужды в личном поединке… Особенно учитывая то, как, по слухам, дерётся Тхэласса.

— Убедить, — серьёзно повторила Уна. — Прости, но это слегка наивно.

— Знаю. Но…

Шун-Ди осёкся под её взглядом. Опустил голову, прислушиваясь к приглушённым голосам с улицы. Этажом выше по полам ратуши грохотали тяжёлые сапоги — наверное, у стражников смена караула.

О Прародитель, будь что будет.

— Я видел вас тогда, — выпалил Шун-Ди. — Тебя и Лиса. Той ночью… В Лиайе.

Уна не изменилась в лице.

— Я знаю.

— Знаешь?

— Да. Я тоже почти тебя видела. Точнее, вот это, — она коснулась зеркала на поясе, — подсказало мне, что мы не одни. Потом ты ушёл.

— Почему же тогда… — начал Шун-Ди и, вспыхнув, умолк.

«Почему вы не прекратили?» Что за бред он несёт? Что за бред вообще происходит и зачем он это сказал?

— Прости меня, Уна. Прости, во имя твоих богов, я не хотел. Я…

Внезапно Уна подалась к нему — резко, словно змея в броске или дракон на охоте. Привстала с кресла, наклонилась, отвела от лица длинную чёрную прядь — и её губы накрыли рот Шун-Ди. Невозмутимо, будто делали это уже сотню раз. Горячие, сухие губы.

Время остановилось; Шун-Ди подавился вдохом. Он был так поражён, что не отстранился — и даже зажато ответил на поцелуй. Через пару секунд Уна коротко дотронулась щекой до его щеки и отпрянула. Его обдало запахом нежной и чистой кожи; перед глазами мелькнула мгла волос. Ещё миг спустя снова хлопнули двери: она ушла, не удостоив Шун-Ди объяснениями.

Снаружи доносился шум площади; холодный ветер, проползавший сквозь щели в оконных рамах, трепал края карт и теребил гобелены с кораблями.

Это и должно было случиться. Этого не избежать.

Безумие.

Шун-Ди достал чётки — по ладони прошлась успокаивающая коралловая гладь. Хотел вознести молитву Прародителю, но слова не приходили на ум — точно были не его, а чужими, навязанными извне, точно никогда не несли в себе святой правды. Он сидел и молчал, перебирая чётки, а ветер вторил их монотонным щелчкам.

Ривэн аи Заэру, первый советник Ингена Дорелийского, глава Когтей, носящий титул хранителя королевской печати и защитника Энтора, стоял перед наглухо закрытой дверью. Наглухо — потому что дверь закрыли не только ключом, но и чарами. Стоял и злился: ему не отпирали. Сейчас не помешал бы набор отмычек — крайне полезная вещь, забытая где-то в прошлом. Иногда Ривэн жалел, что пришлось избавиться от них.

Лорд постучал в третий раз, почти не надеясь на ответ — и, конечно, не получил его. Вздохнул. Немыслимо: ну с какой стати он не впускает?! Проклятый гордец. Будто не знает, что от его гордости всегда хуже и ему, и окружающим.

— Альен!

Молчание.

— Альен, старая Дарекра тебя побери! Я знаю, что ты там. Открой, пожалуйста.

Тишина.

— Бездна!.. Если не откроешь, собачки лорда Иггита узнают о твоём пристрастии к дурманящим снадобьям. Я даже травы вспомню, если понадобится! — (аргумент, как и следовало ожидать, не подействовал). — Тогда расскажу им о мертвеце, которого ты поднял в Волчьей Пустоши. Как, ты говорил, звали того бедолагу — Нод?

Спустя пару секунд из-за двери донёсся шорох переворачиваемой страницы и прохладно-насмешливое:

— Если прислушаться к тому, что здесь говорят, то я поднял армию мертвецов. А может быть, две — и натравил их друг на друга. Просто для развлечения. Поэтому, полагаю, этими сведениями ты вряд ли кого-нибудь удивишь.

Ривэн фыркнул, но, опомнившись, снова принял серьёзный вид.

— Как бы там ни было, открой мне. Это, в конце концов, унизительно. Уже половина слуг, наверное, видела, как я топчусь у твоего порога.

— После твоих пламенных речей на заседании этим ты тоже никого не удивишь, Ривэн.

— О боги! Открывай, или я позову кого-нибудь и скажу, что тебе плохо!

— А мне хорошо?…

— АЛЬЕН!

Замок щёлкнул, и дверь со скрипом подалась вперёд.

— Проходи. Титулы титулами, но твои манеры не особенно изменились.

Ривэн перешагнул порог, чувствуя предательскую робость. С той секунды, как Уна пришла в лес Эсаллар вместе с Альеном, ему навязчиво казалось, что за столько лет ничего — совсем ничего — не изменилось. Раньше он и не подозревал, насколько жутким может быть это ощущение. Он по-прежнему робел перед Альеном, как мальчишка, будто все эти годы — служба при покойном лорде Дагале; попытки научиться управлять замком и хозяйством (по совести говоря, тщетные — слава богам, ему достались неглупые управляющие и достаточно честные слуги); жизнь при дворе Ингена с вознёй в бесконечных интригах и бессмысленных заигрываниях; спешное, «по верхам», заглатывание знаний (лорд Дагал мечтал, чтобы он наверстал упущенное и получил хорошее образование, но сам умер раньше, чем смог убедиться в результатах своих трудов, — а напрягаться без контроля извне и без непосредственной для себя пользы было не в правилах Ривэна); ежедневные скучные переговоры с какими-нибудь послами, представителями, жрецами, просителями — будто все они ровным счётом ничего не значили.