Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Уну трясло. Она развернулась к Индрис: у Гэрхо и оборотня явно бесполезно требовать объяснений.

— Что это значит? Вы следили за мной?

— Не за тобой, Уна, — Индрис, вновь малиноволосая, грустно улыбнулась и указала куда-то вверх. — Посмотри на вход.

Уна послушалась, но не увидела ничего необычного. За исключением, конечно, того, что Бри окончательно осел на пол — стоял на коленях, съёжившись, неудобно опираясь о камни одним локтем. Он тяжело и хрипло дышал через приоткрытый рот; он и в детстве всегда делал так, стоило забыться или испугаться чего-нибудь. В зыбком утреннем свете поблёскивали капли пота у него на лбу и над верхней губой.

Лис остановился за спиной Бри. Он был безоружен и не проявлял агрессии — прохаживался туда-сюда, невинно подчищая свои острые ногти, — но его присутствия было достаточно, чтобы слуга дрожал.

Гэрхо замер с боку от Бри: крепко упёрся пятками в камни, скрестил руки на груди и ухмылялся со смесью презрения и жалости. В громадном тёмно-сером балахоне он казался ещё более хлипким; зеркало болталось на одной петле — наготове. Уна сильно задумалась, заметив, что и Гэрхо, и Индрис сменили повседневную «беззеркальную» одежду на балахоны Долины… Они бы не сделали это просто так. Её мучило неприятное предчувствие.

Иней кружил под потолком, то и дело издавая кошачье фырканье и от возмущения врезаясь боками в стены. Лис благодушно (до отвратности благодушно) улыбнулся дракончику, сказал ему что-то на чужом языке — и Иней, отвлекшись, чуть не ударился о пустую скобу для факела. У Уны закололо кончики пальцев: захотелось заклятием отодрать эту самую скобу от стены и запустить ею в чью-то белозубую челюсть.

Это что, ревность? Как глупо. Лис и Шун-Ди были рядом с Инеем с рождения (ну, то есть с вылупления) — разумеется, он воспринимает их отчасти как…

Мать в двух разных ипостасях. Очень разных: застенчивой — и наглой, немногословной — и сыплющей поочерёдно дурацкими шутками и вольными песенками, перемежая их нудными монологами о политике Обетованного… Перебирающей чётки — и шныряющей по лесу и полям Тоури в облике зверя, как только спустится ночь.

Вопрос только в том, как сама Уна вписывается в этот уютный треугольник. Если вообще вписывается.

— Что не так со входом? — спросила Уна, тщетно присматриваясь к дверному проёму за спиной Бри. — По-моему, всё как обычно.

— Ну, просто наш подарок кое для кого оказался не подарком, — весело сообщил Гэрхо, и его ухмылка растянулась от уха до уха. А при взгляде на Бри в ней появилось что-то зловещее. — Так ведь, уважаемый сын кухарки?

— Украшение, леди Уна, — лениво протянул Лис, приподняв длинный палец. — Можете выйти наружу, если оттуда не видно.

Уна прищурилась — и наконец поняла. Кончики золотых и серебряных нитей из неведомого материала, прочного, но лёгкого как пух — искусная работа Отражений — огибали дверной проём и проникали внутрь башни, будто побеги плюща…

Но теперь они не были ни золотыми, ни серебряными. Налились зловещим багровым цветом, как листья клёнов в охотничьем лесу Тоури. Или как чья-то тёмная, загустевшая от немощи кровь.

Стараясь успокоиться, Уна прошла мимо Бри и покинула башню. Снаружи с дверью творилось то же самое: «побеги» покраснели и издавали низкое, жуткое гудение. От наплыва магии в зеркале Уны захрустело стекло; боль отяжелила затылок.

Она ослабила застёжку плаща.

— Бри. Отойди немного от двери.

Бри подчинился, втягивая голову в плечи. Он двигался жалко и медленно, как сломанная кукла.

— Поживее! — рявкнул Гэрхо, и даже Индрис (надо же) не сделала ему замечания.

Едва Бри удалился от входа на несколько шагов, багряный отлив побледнел до розового — а потом и вовсе, заодно с низким гулом, оставил «побеги». Уна всем телом и разумом ощущала, как разрывается невидимая сетка из чар. Из потоков Силы, которыми Отражения оплели вход в главную башню её собственного Кинбралана — а она не обратила внимания.

— Вы… поймали его в ловушку? — спросила Уна, осмотрительно подбирая слова. Иней тоже вылетел из башни, опустился ей на плечо и ткнулся мордочкой в шею — утешает или извиняется? Это слегка успокоило, но сейчас ей было не до дракончика. — Я чувствую, что дверь… как бы держит его, но не понимаю, что это за магия.

Индрис шагнула к Бри со спины и мягко положила ладонь ему на плечо. Тот, вздрогнув, закрыл глаза — так обречённо, точно ему приставили кинжал к горлу.

Уна чувствовала, как насмешливое отвращение Гэрхо с Лисом и печаль Индрис передаются ей запахом чего-то затхлого и противного. Болота.

Интересно, лорд Альен когда-нибудь бывал на болоте?… Почему-то ей казалось, что да.

Самое подходящее место для занятий тёмной магией.

Помимо кладбища, разумеется.

— Это Анниэ-Таахш, Паутина-для-врагов, — объяснила Индрис, с очевидным удовольствием произнеся хоть что-то на родном языке. — Прости, что сплели её без твоего ведома и выдали за украшение… Твоя мать могла бы что-то заподозрить, если бы знала ты.

А Лис знал?… Знал, конечно — стоит только взглянуть на его лукавую физиономию. Уна загнала обиду поглубже внутрь. Не время для неё.

— И как это работает?

— Это старое и надёжное заклятие, Уна. Сеть действует медленно, но помогает определить, кто в доме таит злые умыслы или строит козни против волшебника, — Индрис удручённо вздохнула. — Либо против того, чья безопасность важна волшебнику… Против тебя. Ещё до того, как ты уехала в Дорелию, мы с Гэрхо заподозрили, что кто-то в замке… не чист. Наместник Велдакир знал заранее, когда вы поедете в Рориглан и будете возвращаться, потому и устроил засаду. А ещё, судя по всему, он знает о твоём Даре. Как и те, кто называет себя «коронниками».

Бри ничего не отрицал — даже не шевелился. Индрис продолжала держать руку у него на плече; лишь тот, у кого совсем нет представлений о возможностях Отражений в магии, мог бы подумать, что это не препятствие. Или круглый дурак.

Ни тем, ни другим Бри не был.

Впервые в жизни Уна всем телом ощущала, как в ней ледяными щупальцами расползается разочарование в человеке. Бесповоротное. Отчаянное. Кое-кого она ненавидела — например, наместника (заочно). Или (что таить?) — иногда — мать. Или — во многом за это — себя.

Кое-кого презирала, как кузину Ирму.

Кое-кто просто её раздражал — как Гэрхо, Лис или профессор Белми.

Кое-кому она мало доверяла. Как Шун-Ди. Просто потому, что не сумела пока понять, какой он на самом деле: миншиец был слишком наглухо закрыт.

Но никогда, ни в ком она так не разочаровывалась.

Что-то важное, многолетне хранимое гасло в ней — а виновник этого даже не осмеливался посмотреть ей в глаза.

Лис вдруг хлопнул в ладоши, тихо засмеялся и совершил изящный полутанцевальный прыжок.