Юлия Пушкарева - Осиновая корона [СИ]

Воспоминания матери Инея — Шун-Ди и Лис называли её Рантаиваль — ворвались в сознание Уны, как серебристый поток с огненными прожилками, и затопили её целиком. Это чувство она могла сравнить разве что с дрожью гнева, охватившей её летом на тракте и вызвавшей шквал огня, который сделал её убийцей. Или, возможно, с необъяснимым и напряжённым, как струна, вдохновением — с верой в себя, отчего-то до обидного недостижимой в другое время, — снизошедшим на неё в тот день, когда обряд, тайком подготовленный Индрис и Гэрхо, подарил ей собственное зеркало.

Но все сравнения казались лживыми и бледными, как только она вспоминала о той смеси восторга и боли. Её подняли в воздух — на высоту, где от встречного ветра готовы разорваться лёгкие, а от сияния и белизны облаков слезятся глаза, — а потом сразу же швырнули на землю, придавив чем-то тяжёлым позвоночник…

Иней, будто подслушав мысли Уны (скорее всего, так и было), куснул её за палец. Она улыбнулась и, поколебавшись (не перекормлю ли?…), полезла в холщовую сумку за новой полоской мяса.

— Твоя мать очень много помнит, Иней, — сказала она — не громко, но и не шёпотом: услышать её здесь могли лишь пожелтевшие осины да дятел, монотонно долбивший кору. Довольно ощутимый вес Инея сместился к ней на локоть; дракончик склонил голову набок и смотрел на Уну своими золотистыми глазами, не прекращая жевать. — Много, много веков и событий. Слишком много — и слишком одновременно… Наверное, меня не хватило, чтобы это вместить, — она помолчала, прикусив губу, и сделала ещё несколько шагов. Уне хотелось, чтобы Иней полетал и размялся — но тот, похоже, этим утром был не особенно настроен на движение. — Но я видела небо и гигантские зелёные равнины. Видела горы и водопады, и деревья с серебристыми стволами, и цветы, светящиеся по ночам… И храм, внутри похожий на лабиринт — знаешь ли ты, чей он, Иней?… Твоя мать, наверное, была близка с русалками? Их там тоже было много, — Иней сыто икнул и ничего не ответил. — Да, в общем, это логично, если вы дышите паром… Вода. Но я видела и других драконов, дышащих огнём, и совсем странных — с оленьими рогами. А ещё кентавров — если это кентавры, конечно, — и птиц с человеческими лицами. О таких я даже не слышала никогда. И…

Это Уна не стала произносить: почему-то и при Инее, который теперь (к ужасу леди Моры) проводил с ней чуть ли не круглые сутки, привязавшись немедля и прочно, как щенок — к хозяину, она пока не могла упоминать лорда Альена.

Она чётко и подробно видела его там. Его лицо, его тело и голос. Память драконицы, отпечатавшаяся в сыне, сохранила мага-чужеземца так заботливо, словно он был кем-то из её семьи.

Именно в то мгновение, полностью удалившись от реальности и себя, падая в прошлое, задыхаясь от наплыва чужих знаний, Уна впервые поняла, о каком сходстве с суеверным ужасом и восторгом говорили Индрис и мастер Нитлот.

У лорда Альена было её лицо.

Точнее, наоборот, разумеется. Но, что гораздо хуже, ей передался его взгляд. Взгляд того, кто устал разбираться в жизни — и отчаянно хочет в ней разобраться. Того, кто стремится к одиночеству, избегая людей, и боится его, потому что остаётся наедине со своими тенями и терниями.

Того, кому пусто и жутко без чернил и колдовства, на ярком свету.

В памяти Рантаиваль лорд Альен был прекрасен, но исходил темнотой — совсем как лорд Ровейн с фамильного портрета. Но воплощением зла он не казался. Скорее уж людской силы вперемешку со слабостью, сугубо людских противоречий.

Спружинив на её предплечье, Иней приподнялся в воздух — невысоко, на пару ладоней. Пока слабые, но с каждым днём крепнущие крылья сделали широкий взмах; лицо Уны обдало ветром. Она снова не сдержала улыбку, хоть и думала при этом о печали лорда Ривэна — и пыталась представить их дружбу с тем, кто оказался её отцом… Получалось плохо.

Должно быть, странная была дружба.

Иней прервал короткий полёт, а зеркало тревожно вжалось Уне в пояс. В сознании (или, скорее, в чутье Дара) раздалось нечто вроде щелчка. Она поняла, что уже не одна на аллее.

— Доброе утро, леди Уна, — сказал Лис, неслышно возникая из жёлтых зарослей. Уна вздрогнула; Иней недовольно пискнул и покрепче вцепился ей в плащ.

— Здравствуйте.

Очередная полоска мяса исчезла в сумке Уны. Лис смотрел на неё, наклонив золотистую голову, и улыбался; Уна впервые задумалась о том, какие белые и острые у него зубы. Её вдруг потянуло обратно в замок.

— Мы можем общаться на «ты». Я всего лишь менестрель.

— Я говорю менестрелям «Вы». Как и всем, кого мало знаю.

— Ваша кровь и магия знают меня. Мы это уже обсуждали, — промурлыкал Лис. Уна заметила, что его смуглые ладони сплошь исцарапаны; интересно, не стоит ли проверить курятник?…

Иней требовательно ткнулся ей в шею горячей мордочкой. Уна почесала его мягкие чешуйки; продолжать беседу и кормёжку при Лисе ей не хотелось.

— Как и то, что для меня этого недостаточно. Я до сих пор не решила, поеду ли с вами на запад.

Лис скорчил насмешливую гримасу.

— Разве?… А мне кажется, уже решили. Вы же сами хотите этого.

— Не всегда нужно делать то, чего хочешь.

Лис фыркнул, будто услышав редкостную нелепость, и ногой разметал плотную кучу листьев.

— Всегда, миледи. Это и есть жизнь.

«Логика оборотня», — брезгливо подумала Уна. Покончив с трапезой, Иней всё-таки оттолкнулся от неё, взлетел — и в несколько взмахов скрылся между осинами. Хвост скользил вслед за ним, как серебряная стрела с острым наконечником.

— У меня есть обязательства перед матерью… И перед теми, кого Вы называете «коронниками». Помните наш вчерашний разговор? — вопрос был излишним; скривив тонкие губы, Лис не удостоил её ответом. Естественно, он помнил — хотя Уна до сих пор не понимала, как можно удержать в памяти весь объём бессодержательной болтовни, производимой им за сутки. — Раз уж они считают меня своей новой предводительницей… Если верить Вам, конечно… То мне, видимо, придётся разобраться с этим перед тем, как покинуть Ти'арг. Объяснить им, что я — не Риарт Каннерти и не имею никакого отношения к его делам, — Уне отчего-то стало жарко, но она, наоборот, плотнее запахнула плащ. Даже дятел умолк; тишина и пустота аллеи смущали её. Почему-то ей не нравилось оставаться наедине с Лисом… К тому же, кажется, случилось это вообще впервые. Досадно. — Что я не собираюсь освобождать Ти'арг из-под власти короля Хавальда.

— А Вы не собираетесь? — певуче уточнил Лис, а потом наигранно вздохнул. — Ах, как это очаровательно — смирение, готовность принять судьбу… Да Вы само воплощение женственности, леди Уна. Я восхищён.

Лис отвесил ей глумливый поклон; спутанные пряди волос дотянулись до земли. Уна стиснула зубы.